Поэма о Ватерлоо. Эпилог

INTRO

К чему поэмы продолжение?
Кому то будет одолжением?
Своим мечтам честолюбивым?
Чтецу влекомому порывом
И ждущего развязки томно?
Негоже смыслу быть бездомным.
Негоже оставлять обрывы
В стихах на добру перспективу,
Где строфы, строки - антидот.
Такой словесный пулемет
От смертоносных заблуждений
О доблести военных прений.
Геополитики возня
Должна остаться старым пням.

Наполеон имел свой магнетизм.
И в этом, право, сам трагизм.
Народ так любит удальцов,
Которым тесно их кольцо
Из государственных границ.
Не важно: то монгол иль фриц.
Все жутко падки на простор,
Который из-за тесных шор
Им кажется благим стремлением.
В смертях не видеть преступление,
А видеть храбрые поступки -
Нас с детства учат марша дудки.
Война убийц легализует.
Сочувствие парализует,
Прикрыв страдания общим благом.
«Они живут под чуждым флагом,
А значит можно в них стрелять
Врагами дружно называть».

Ах, сколько поводов для схватки!
К чему нам местные посадки?
Претензии к своим царям?
Мишень подсунут втихаря.
Мол, за бугром нас ненавидят
Да там же только спят и видят,
Как оприходовать страну.
И нарисуют сатану
В таких же людях, как и мы.
Все предрассудками сильны.
На этом жулики играют.
Специально созывают в стаю
На клич казуистичной дичи.
Пример надуманных отличий
Даруют легковерным массам,
А сами дальше точат лясы.

Глашатай бравый песнь заводит.
Кричит, шипит и весь на взводе:
«Они не чтят традиций наших!»
С притворством вящим ошарашен.
«Как смеют сдерживать державу!» -
А сам бюджет слил на забаву.
В крамольных банках все счета.
Имуществом осаждена
Земля противника! Видали -
Как стан недвижкой закидали?
«Мы им покажем славный дух»!  -
Продиктовал в объятиях шлюх.
«Нам ценности их тошнотворны
Не будем никогда покорны!» -
Патриотично прокричал
В коттедже – долларовый нал
И утварь не от местных брендов.
«К чему нам дискурс ваш про гендер?
Мы будем жить, как предки жили!
Чайковский, Дягилев, Нуреев!
Мы впереди планеты всей!
И не для нас ни би, ни гей».

Таких пройдох всегда в избытке!
Все поколения по ошибке
В ловушки эти попадают.
Торговцы хейтом процветают.
Когда научимся мышлению,
Клюющему все обобщения?
Когда инстинкт в себе погубим?
Когда мы дальнего возлюбим?
Кто внешне кажется другим,
Тот должен так же быть ценим.
А кто рядится в своего,
Облизывая блеск клыков,
Взывая к первобытным чувствам,
Тот жалкий и бесчестный сгусток.
Пропагандист напрасной брани
Пусть не смакует на диване
Вестфальский окорок/бекон,
А сразу мчится в октагон
К таким же розни трубадурам.
И там дерется на смех курам.

I.

Все в трупах поле Ватерлоо.
Дождя уже затихло соло.
И пушек прекратился рокот
Лишь стоны раздаются громко.
В грязи лежат полуживые,
А рядом братцы их немые.
Кто кровью вскоре захлебнулся.
Кто смерти кротко улыбнулся,
Конец печальный ощущая,
Тепло в конечностях теряя,
От многочисленных ранений.
Прощальных в церкви песнопений
Услышать им не довелосъ.
В земле лежат наперекос.
Таков уж рок. Судьба-злодейка.
Ирония начал армейских.
Кого готов был убивать,
Ты в смерти можешь обнимать.

Война остервенело шутит.
Скрывает деготь своей сути
До непосредственной пальбы,
Когда уже дрожит кадык.
А до заветной мясорубки
Она, как дева в полушубке.
Румяна эпосом кокетка.
Из фильмов у нее палетка.
Из книг бравурных – маникюр.
Лишь в жизни встретишь без купюр.
Былая нимфа на экранах
И душный пафос горлопанов
Сойдут на нет при жертве первой.
И станешь проклинать Минерву.

Как прихотлив военный жребий.
Кому - искать ответы в небе,
Приговоренный взгляд воткнув.
Кому – под пулями дерзнув,
В медалях гарцевать потом.
Как манит праздничный прием.
И невдомек, что большинство
Ценить на уровне глистов
Правительство постфактум будет.
Так ценят траты в общем блюде.
И позабудут мертвых враз,
А выживших – да через час.
Лишь единицы для проформы
(такой пропагандистской нормы)
Получат славы абажур.
А остальным - в безвестный тур.
Желательно сидеть в берлоге.
К чему смотреть на одноногих?
Медальку получил – свободен.
Служилый в мирное не в моде.

II.

А есть ли фатум пресловутый?
Иль это миф такой же дутый,
Как неминуемость побоищ?
Жизнь каждая ценней сокровищ.
Но кто-то всю войну прошел,
А кто-то смерть свою нашел
От первой и шальной стрелы.
К чему богам тогда хвалы? 
Вот кто-то скачет в авангарде
И рядом с ним в каком-то ярде
С коня слетает лучший друг
Убитый выстрелом без мук.
Не думай, что спасает чудо.
И воин в битве жив покуда
Чело не тронет траекторий,
Пронзающих насквозь как горе.
И траекторий этих столько!
Хранит его случайность только.

То и с Сильвеном приключилось.
Не пули проявили милость.
Не рок от сабли уберег.
Он просто двигался как мог.
Погибли и сильней ребята.
И на себе несет в палату
Сноровистей бойцов, чем он.
И кто-то скажет – награжден
Самим провидением. Так ли?
Но струны той души обмякли.
И бывший праздный балагур
Ушел на вечный перекур.
Теперь молчит до боли мрачно
И в хмуром облаке табачном
Сопит понуро ухмыляясь
И в том, что выжил, словно каясь.

Он навсегда теперь запомнит,
Как простоял середи сонма
Растерзанных войною тел.
Как каждый страшно побелел.
Как Жан лежал, открыв уста,
Как будто лист у всех прося
Для рвущихся на свет стихов,
Которых ожидал подвох.
Их гениальнейший родитель
Нашел досрочную погибель.
Открытый рот уж не пылал
И только в вечность диктовал.
Не знает мир теперь поэта,
Что был талантливее Фета.
А сколько мэтров полегло,
Кто был бы памятней Гюго?

Ох, скольких звезд не досчитались,
Которые бы цветом стали
То наций, то своих народов,
Но не оставили и плода
Своих способностей больших.
И каждый сумрачно затих.
Нетленность строк забрав с собой
И превратившись в перегной.
А сколько прочих мастеров,
Орудие чье не перо,
Скоропостижно полегли?
Ученые, купцы, врачи.
Как с ними лучше бы жилось.
И может нам бы не пришлось
Так долго ждать пенициллина.
И телефон, и грампластину.
Ведь погибают на войне,
Кто может даже и вдвойне
Искусней тех, кого мы знаем,
Как несравненных почитаем.

III.

Бредет в тоске Наполеон.
Он до предела уязвлен.
Как мог он бриттам проиграть
И славу вмиг четвертовать.
Его лишь гложет неуспех.
Что он теперь объект потех.
Забыл уж про сынов Парижа,
Его заботит место в книжках.
Что до юнцов ему погибших
В сырой земле нашедших ниши?
Не первый раз он истребил
Тех, кто ведь даже не пожил.
И не в новинку оставлять
Полегшую на поле рать.
Он мыслит шахматной доской
А значит можно на убой
Коней расходовать и пешек,
Чтоб эго карлика потешить.

Приятен многим Бонапарт.
Перекроитель стран и карт.
Науку нес и просвещение,
Атаковал порабощение.
Законы дивные писал
И тяготы превозмогал
Простецкого происхождения.
Всему он голова, свечение!
Но то лишь сторона медали,
Что с профиля его писали.
Но если посмотреть в анфас,
То ведь в ином он главный ас.
В убийствах под честнЫм предлогом.
Куда вела его дорога,
То там и смерть вовсю цвела.
И он с упорностью вола
Тащил людей на нову битву,
МножА за упокой молитву.

Бубнит под нос, каков Груши
«Так только новичок грешит».
И лучше б Нею бы доверил
Открыть к победе своей двери.
Но сделал ставку на Груши,
Что так увяз в лесной глуши
И Блюхера настичь не в силах.
Но та ошибка пощадила
Десяток тыщ солдатских душ.
Но к этим сантиментам чужд
Расстроенный наш император
Сберег отца, супруга, брата?
Нет, лишь досадно проиграл.
И только это шлет оскал
То ярости, а то обиды
Рассерженного на планиду.

А что там герцог Веллингтон?
Собой доволен чемпион.
Таков же фокус освещения
Любого в общем-то сражения.
Рассказа центр - полководец
А что нам до бойцов в колоде?
Их цифрой быстрой описать.
Осталось столько, мол, лежать.
А этих - столько вот с ранением.
И вот - картинка с построением.
К чему о каждом толковать?
Всех можно в числа запихать.
Не жалуйте таких традиций.
И помните о прочих лицах.
Чрез каждую судьбу война
Пусть будет впредь освещена.