Cамообладание

Cамообладание

Автор мне неизвестен (возможно это некий, ныне покойный, Александр Иосифович Данилов).
Редакция и некоторая незначительная правка моя: Данил Солнцев.
Рассказ ведётся о: Мария Александровна Фрейсман, 68 лет.

       16 сентября Мария Александровна в хорошем расположении духа вышла из квартиры дома, находившегося на улице Яковлева. Жила она одна, и не была отягощена семейными заботами. Родственники её находились, к счастью для неё, довольно далеко, и почти ничего не мешало идиллическому её образу жизни.
       День Марии был расписан по минутам: в семь утра подъём , в семь ноль пять - утренние процедуры в ванной, в семь пятнадцать – зарядка, в семь двадцать пять – завтрак, в семь сорок – прогулка на свежем воздухе, в десять – чтение литературы и просмотр телепередач, в  час тридцать – обед, в два – послеобеденный отдых, в четыре – прогулка, в шесть – ужин, после ужина – свободное время (чаще всего в эти часы Мария Александровна пила чай с соседкой Натальей Николаевной – приятной пожилой женщиной из квартиры напротив). В десять часов госпожа Фрейсман ложилась спать, предварительно принимая успокоительное.
       Шестнадцатого сентября, завтракая, Мария Александровна обнаружила, что единственный нож в её доме оказался тупым, а заточить его снова не представлялось возможным. Наша героиня была не то чтобы скупой…, нет, она не была скупой или мелочной, просто никто не мог упрекнуть её в том, что тот или иной рубль, который она доставала из своего потёртого кожзамового кошелька, потрачен зря. Взвесив все «про эт контра», как любила выражаться Мария Александровна (да-да, она в беседах со своими знакомыми иногда так и говорила: «Я взвесила все про эт контра»), она осознала; намазывать масло на хлеб пальцами не эстетично и неудобно.   Скрепя сердце, Мария Александровна поняла, что ей придётся купить новый нож. Взяла деньги и вышла на улицу.
       Сентябрьское утро выдалось прохладным. Дожидаясь открытия ближайшего магазина, Мария Александровна гуляла по бульвару, который был вблизи её дома, и любовалась осенними видами города. Листья с деревьев уже начали осыпаться, но деревья еще полностью не оголились, а вальяжно скидывали листву, всем своим видом как бы говоря: «Возьмите, хватайте, её у меня еще много осталось!» И они хватают – мётлы дворников, руки детей, перчатки дряхлеющих старушек, шины скользящих по асфальту машин – они хватают, мнут, терзают бедную  листву, а деревья всё отдают её и отдают…
       Магазин открылся ровно в восемь.
       За те годы, что Мария Александровна прожила живя в городе, она заметила, как шагнула вперёд сфера обслуживания. Как прилавки наводнили импортные товары,  как исчезли очереди из мясных отделов, продавцы стали вежливее, ведь они уже не чувствовали себя хозяевами положения: никто ничего не доставал. Нужны лишь были деньги – за них теперь можно было купить почти всё.
       Дверь магазина с шорохом распахнулась перед Марией Александровной, она взяла корзинку и шагнула вперёд – в бездну сосисок, тортов, печенья, рыбы, мяса, птицы… . Она проходила мимо витрин и с каждым шагом хорошее настроение её улетучивалось. Она шептала, словно произносила магические заклинания:
       -«Сто пятьдесят, двести тридцать восемь, сто восемьдесят. Да что они, золотые, что ли?»
       Повертев в руках банку с нецензурным названием «Тушёные утиные языки в кисло-сладком соусе» и наклейкой с ценой «470», Мария Александровна тихо выругалась и свернула направо, пройдя под табличкой «Непродовольственные товары».
       Она долго выбирала подходящий нож, стараясь подобрать за минимальную цену прибор с: а)функциональностью компьютера, б) производительностью бензопилы, в) остротой заточки, сравнимой с остротой зубов рыбы пираньи, г) размерами, подходящими для чистки картошки, и убийства слона. Мария Александровна понимала, что такого прибора не существует, однако в душе она тайно надеялась отыскать его на соседней полке.
       Процесс выбора затянулся надолго. Наша героиня не относилась к числу тех, кто идёт по торговым рядам, широко расставив руки и скидывая в корзину всё с витрин. Она, наконец, определилась в выборе и, кинув покупку в корзину, отправилась к кассе.
       Молоденькая продавщица, накрашенная, словно вышедший на тропу войны индеец, обслужила средних лет женщину, стоявшую перед Марией Александровной, и обратилась к ней самой с застывшей миной недовольствия на лице и казённым вопросом: «Что у вас?» Мария Александровна выложила на лоток кассира нож и посмотрела на продавщицу, на лице которой появилась к тому же и мина презрения.

       -Сто девяносто три семьдесят, - сказала продавщица.
       -Но там же написано «Сто девяносто три», - ответила Мария Александровна. 
       -Не вместились копейки на ценнике, бабушка, - парировала продавец, начиная терять терпение.
       -Я не буду за это доплачивать, ответила гордо бабушка, теряя самообладание.
       -Тогда вали отсюда, нищенка, раз семьдесят копеек заплатить не можешь, - продавец потеряла-таки терпение, причем, на это у неё ушло немного времени.
       -Ах ты проститутка маленькая, - Мария Александровна не отставала.
       -Да ты, старая калоша, сама шлюха дешёвая, пошла вон отсюда, кошёлка…
      
       …В голове Марии Александровны мигом смешалось всё: утренние новости, сообщённые диктором по радио, белёсые ярлыки ценников, размалёванное лицо продавщицы, тушёные утиные языки за четыреста семьдесят рублей, неизвестно откуда взявшийся женский крик, потом ещё один и ещё, уже стая женских криков заполонила её мозг и он отключился. Последнее, что видела Мария Александровна – это потёки крови на её руке, перекошенное от боли и страха лицо продавщицы, расплывающееся сотнями оттенков ярко-красной губной помады, и,  пустое место на прилавке, где только что лежал принесённый ею нож.