Конкордатс 14

   Глава 15
   
  Танец - это почти объяснение в любви.
  Ф. Достоевский
   
Конкордатс оказался в чайной совершенно случайно. Или не случайно? Или это было веление судьбы? Народу здесь было немного, и он занял удобный столик возле окошка. В чайной не подавали горячительного, только горячее. Огромный самовар, сияя зеркальным боком, как латник в парадном одеянии, взгромоздился на стойку и пылал так, что, казалось, будто даже здесь, за три столика, ощущается его жар. Музыканты тихонько пиликали, сбившись в кучу: настраивали инструменты. Конкордатс заказал большую чашку чаю и кусок пирога с брусникой. Достав из сапога флягу, плеснул в кружку светло-коричневой пряно пахнущей жидкости и сделал несколько неспешных глотков. Тепло побежало по телу.
Было так хорошо сидеть здесь одному ничего не хотеть и грустить. Ни о чем. Просто для настроения. Думать о том, что никто по-настоящему его не любит, вспоминать какие-то случайные фразы, сказанные близкими людьми, которые можно было бы истолковать, как небрежные или нелюбезные по отношению к нему. Краем глаза он увидел в зале Ерофеича, но не обрадовался, а сделал вид, что не заметил, потому что тот мог пригласить его к себе или подсесть, а ему этого не хотелось. Не то настроение. Впрочем, и он, кажется, не очень нуждался в чьем-либо обществе, поскольку был не один, а с симпатичной молодой особой, правда, Конкордатс заметил это не без злорадства – особа та была почти на полголовы его выше.
   Как-то незаметно, почти без перехода, разрозненные звуки вдруг слились в мелодию, и от оркестра поплыла музыка: нежная, грустная, серебристая. Однако в этой грусти не было уныния и на душе у Конкордатса просветлело. Заиграли бликами трубы, создавая настроение преддверья праздника. Именно преддверья. Кануна. Когда еще не радость, а предвкушение радости. Радость в полнакала... Когда хорошо уже от мысли, что самое главное впереди, завтра, а завтра это еще далеко! И не тяготит потому душу завтрашнее понимание того, что всё уже произошло, и не тревожит еще мысль о том, что праздник идет к концу.
Конкордатс плыл на волнах мелодии, покачиваемый легким, едва заметным ритмом. Мимо него статный молодой человек провел за руку девушку... Начались танцы. Конкордатс посмотрел им вслед. Ему захотелось так же вести за собой через зал на глазах у всех послушное, изящное существо, сжимать тонкое девичье запястье. Преддверье танца. А потом... Головка в обрамлении мягких возбуждающе пахнущих волос, искорки в глубине затуманенных глаз, вспыхивающие от соприкосновения взглядов, обоюдная неловкость и неловкая ее попытка спрятаться от партнёра на его же плече. Преддверие любви...
 Он задумался и не заметил, как сменилась мелодия, не услышал произнесенных с эстрады слов... Легкая тень легла на столик Конкордатса. Он поднял глаза. Перед ним, чуть наклонив голову, стояла девушка. Высокая, стройная, с тонкими запястьями, и напряженно-взволнованным взглядом голубых глаз. Та, что была только что с Ерофеичем. Он не сразу понял, чего она хочет, и только чуть склоненная головка и тревожное ожидание в глазах, словно воскресили утонувшую уже в мозгу фразу, произнесенную музыкантами: "Белый танец". Он отстегнул плащ, который тут же с шумом обрушился у него за спиной, и, обойдя стол, бережно принял ее ладошку. Танец был ему совсем не знаком, однако он быстро приноровился к незамысловатым движениям, словно вспомнил, тем более, что партнерша умело повела, и он положился на ее умение. Раз-два-три, раз-два-три, - отсчитывал кто-то невидимый внутри.
   - Ты хорошо двигаешься, Конкордатс, - улыбнулась она и подбодрила его своей улыбкой.
   - В поединках без этого нельзя... Ты знаешь мое имя?
   - Знаю, - ответила она тихо.
   - А я не знаю твоего...
   - Алика...
   И они замолчали. Но не было неловкости в том молчании, будто молчали они об одном. Время от времени он ловил ее взгляд, смущая ее этим, и тогда она спряталась от него у него же на плече. И он тихонько коснулся ее волос губами. О, если женщина приглашает на белый танец, это многое значит!
   Он собрался проводить ее к столику. Его немного смущало, как отнесется к их танцевальному партнерству Ерофеич. Но она покачала головой: "я ухожу" и, махнув на прощанье Ерофиечу, картинно пившему чаек с блюдца, установленного на короткие растопыренные пальцы, направилась к выходу.
   - Я провожу! - сказал Конкордатс. Она кивнула не оборачиваясь.
   Он вернулся за плащом и вышел следом.
   - Прохладно. - Сказала она. - Ветер...
   И тотчас вдруг в лицо ему ударило сыростью, и мелкие капли стегнули по лицу. Надо же, он и не заметил, пока она не сказала. Конкордатс поколебался секунду, раздумывая, не накрыть ли Алику полой плаща, однако этому должно было сопутствовать объятие, а он не знал, не обидит ли ее этим. Вернее, не уверен был, что знал. Тогда он снял плащ и накинул ей на плечи.
   - Ого, - ответила она, кутаясь под ним - тяжелый какой! И теплый.
   На мгновенье полыхнул свет, вырвался из помещения шум голосов, и тут же всё стихло. Дверь выпустила Ерофеича. Он подошёл к ним, по-хозяйски снял с Алики плащ, и со словами:
   - Э, лыцарь, она тебе вещи носить не подряжалась, - набросил на тонкие плечи легкую накидку и оправил ее, проведя по плечам руками ... - Так оно справней будет.
   - Спасибо, Ерофеич, - засмеялась Алика, отстраняясь – так, действительно, будет удобней.
И это её «удобней» прозвучало с едва уловимым подтекстом. И выглядело всё сказанное так, словно она благодарна была Ерофеичу за то, что тот помог устранить допущенную ею неловкость.
   То, что она с такой легкостью отказалось от плаща, Конкордатса неприятно задело, но за то, что отстранилась от Ерофеича, он тут же ее простил.
   Ерофеич уже собрался было уходить, как вдруг остановился и произнёс горестно вздохнув:
   - До чего ж, погода неожиданно испортилась, только выходил покурить - ни дождя, ни ветра. И на тебе сразу налетели. Ворожба какая-то да и только!
   Алика спросила его, пряча улыбку:
   - И как ты только узнал? Как дождевик вынести сообразил?...
   - Так ведь старость - не радость. Ревматизм проклятый - хуже барометра...
   - Хуже или лучше? - Весело переспросила Алика уже без нотки смущения.
   - Хуже, конечно! Пусть бы лучше у меня барометр был, чем ревматизм...
   - Мне кажется, нет у тебя ни того, ни другого... Мы пошли!
   - Идите уж. Эх, почему я не лыцарь!? Почему у меня нет такого красивого берета и такой длинной сабли! Пойду себе грустить... А то и напьюсь.
   И вновь на мгновенье полыхнул свет и бухнули голоса.   
  Некоторое время шли молча. Конкордатс старался умерять шаг, но каблуки всё равно грохотали с тупым фанфаронским самодовольством, и никчемные шпоры звенели с неуместным безразличием к романтической тишине ночи. Алика вдруг остановилась, посмотрела пристально ему в глаза и спросила:
   - Ты и правда помнишь то, что было "до"?
   Конкордатс кивнул головой.
   - Но почему? Почему?...
   - Не знаю... - Его тяготила эта исключительность. Он на самом деле не знал, почему вдруг в момент перехода кто-то могучий и влиятельный не стер из памяти то, что здесь не полагалось помнить.
   - Почему я не помню? - расстроилась она. - Я должна была помнить... Что-то очень важное... А что помнишь ты?
   Конкордатс помолчал. Что рассказать ей? Про родовой замок, затерянный в глубине безлюдного края, про бесконечные стычки, победы, в том числе и любовные? Поражения и отсидки за каменными стенами? Про поединки, про турниры? Про пьяные кутежи, про бешенные скачки по полям во время охоты... Здесь это кажется каким-то далеким и нереальным...
   - Все помню, - ответил он наконец.
   - Там по-другому?
   - Все по-другому...
   - Ну, что, например?
   - Небо, например. Там есть небо.
   - Небо, это то, что вверху, - ответила она быстро, словно радуясь тому, что знает ответ на непростой вопрос. И быстро взглянула вверх. - И какое оно?
   - Разное... - На самом деле, как описать небо? Конкордатс тоже поднял голову. В фиолетовом мареве бились едва заметные всполохи света, неизвестно отчего рождавшиеся. Не молнии и не отблески луны или звезд, а едва заметные вспышки. Неба здесь не было. Днем - низкая белесая пелена, словно густой туман, ночью фиолетовое, словно подсвеченное изнутри, марево.
   - А кого-нибудь из тех, кого встретил здесь, там ты не знал? - она приблизила свои глаза к его, и он увидел них отблески небесных всполохов.
   - Нет, - ответил он, - почему-то отстраняясь
   Она тут же отступила на шаг, словно остыла, и эта дистанция сохранялась у них до конца прогулки. Они как-то отстраненно попрощались у калитки узорчатого забора. После того, как они почти отчужденно попрощались, Конкордатс  направился   домой, поняв, что сегодня он уже получил все, что было ему уготовано. Вернувшись к себе, легко разделся и, окунувшись в фонтане, улегся спать.
- Интересно, - думал он засыпая, - а как остальные? Они ведь никогда не переодеваются! Неужели спят одетыми? Ну ладно мужчины, а женщины?
Об этом он подумал в тот день впервые.