Стих третий

Дракон у подножия башни принцессы возился,
То так, а то эдак вертя своей мощной шеей –
Какой-то предмет ему больно под кожу впился
Нарочно в том месте, где вынуть не даст ошейник.
Он дёргал его, как пёс головой мотая,
И жалобный рык раздавался во тьме ночной,
И не было мукам его ни конца, ни края,
И башня принцессы ходила вся ходуном.

«Да что с тобой делается? Ты мне тюрьму развалишь!
А я и не против, поэтому продолжай» –
Шутила принцесса. Увидев, что он в печали
К стене прислонился, чешуйчатый хвост поджав,
Она поманила его своей бледной рукою,
Не видевшей солнца третью по счету весну:
«Дай я посмотрю, что ещё у тебя там такое. –
Вот только попробуй! Я тебя… – Я рискну».

И Рогх было встал во весь свой размер исполинский,
Его голова оказалась в окне её башни,
Она продолжала, смеясь: «Что за жизнь да без риска?»
Успела к нему подойти, поднести руку даже,
Но тут он взглянул ей в глаза. С оглушительным рёвом
Мгновенно взлетел и скрылся за низкою тучей,
И Аэрис думала: «Тоже мне. Что тут такого?
Ведь я лишь пыталась помочь, я хотела как лучше».

А Рогх в это время сидел на вершине утёса,
В каком-то глухом, забытом людьми захолустье
И в страшном смятении всё задавался вопросом:
Неужто дракон научился испытывать чувство?
Не боли и голода, не раздраженья и гнева,
А чувство иного порядка, природы иной?
И не отыскав ответа, вскричал он: «О небо!
Что делаешь ты, и что происходит со мной?»

И Аэрис слышала это. Но небо молчало,
А ей был ответ не нужен – она его знала.

***
Она прислонилась к окну, и предстал её взору
Пустынный и ветреный край, где они только скалы.
Вокруг простирались, насколько хватало глаз, горы,
И как она ни надеялась, как ни искала,
Ни трав, ни цветов не нашла на своей панораме,
И самого чахлого деревца здесь не росло,
Лишь только вьюнок полевой опутывал камни,
Но вверх никогда не стремился, будто назло.

Два года уже она в этой башне томилась,
Два года дракон под окном её верно стерёг.
Она испытала и гнев его страшный, и милость
И знала, что может быть добрым безжалостный Рогх.
Что он не безжалостен вовсе – это лишь слава,
Которая, как известно, идёт впереди,
Что хоть в его теле бушуют огонь и лава –
Печальное, кроткое сердце стучит в груди.

Однажды морозной зимой она простудилась,
Смотрела с надеждою в небо, мечтала о смерти,
Легла умирать на холодные плиты настила,
А ночью внезапно проснулась в тепле и при свете.
Она различила рогатую дикую морду,
Заполнившую собой весь оконный проём.
Дракон огнедышащий, беспощадный и гордый
Согрел её этим своим смертоносным огнём.

А вот ещё было: возникли в башне ракушки,
Красивые, белые, только недавно из моря.
Их все обнаружила Аэрис у себя на подушке.
Она смеялась от счастья, рыдала от горя,
Своё вспоминая детство и белые пляжи
Порт-А;спена – дома её и бывшей столицы.
А Рогх всё молчал – молчал довольно и важно
И не признавался, откуда явились гостинцы.

Ещё появлялись цветы – задувало ветром,
И новости из городов – невзначай, конечно,
И яркое пламя, когда ей хотелось света,
И целая ветка спелой и сочной черешни.
И Аэрис видела – он не злодей и не дьявол,
И не Закатный Палач, как кричит здесь любой,
Но ей с трудом верилось – кто может думать, право,
Что лютый дракон способен питать любовь?

Драконы из скал были высечены богами
Лишь только затем, чтобы всё обратилось в пламя.

***
Стрела – вот что мучило бедного Рогха в то утро,
И Аэрис вытащила её одним ловким движеньем.
Он буркнул «спасибо», не глядя в глаза ни минуты,
И тут же исчез, ощущая ужасное жженье,
Но вовсе не там, где стрела его шею пронзила.
Он думал об этом, паря в облаках по инерции
Он чувствовал что-то по всем своим огненным жилам,
Он чувствовал это в груди. Или, может быть, в сердце?

Но сердце дракона покрыто ледовою коркой,
И нет ничего, что могло бы её растопить,
Да только всё колет и колет острой иголкой,
Да только всё тянет и тянет какую-то нить
Меж ним и его принцессой по имени Аэрис,
Что значит на западном «маленький солнечный лучик»,
И он так неистово своей судьбе благодарен
За этот небесный огонь, столь мучительно жгучий.

Она никогда и ни в чём его не обвиняла,
Лишь только спросила, был ли он там, с другими,
Когда они выжигали светлые залы,
Когда её дом и замок навеки сгинул.
И он ей ответил: «Нет, я не делал это.
Я прибыл гораздо позже, когда замок пал».
И Аэрис верила злого дракона ответу,
Который держал её узницей среди скал.

Когда присылали еду, она с ним делилась,
Хотя там едва хватило бы на одного.
Еду он не брал. Но благодарил и дивился,
Как может найти она в сердце приязнь для него?
Он думал сперва, это хитрость, но вскоре он понял,
Что Аэрис просто такая по своей сути,
И видит во всех добро – даже в страшном драконе.
А он и не знал, что такими бывают люди.

Дракон вспоминал, как она ему пела про небо,
Про тёплое море у западных берегов,
А он за всю жизнь ни разу в том крае не был,
И он полетел. И он был уже готов
К тому, что вернувшись, её не застанет в башне,
Владыка Ардора прикажет его казнить.
Но, странное дело, ему почти не было страшно,
Ну, лишь за неё – ей некуда ведь уходить.
Но Аэрис не ушла и не думала даже.
Когда он вернулся, ей снился десятый сон.
Не зная и не представляя, что завтра скажет,
Ракушки морские сложил на постель ей он.

Он вспомнил ещё, как она умирала от стужи,
И он отогрел её нежным горячим дыханьем.
Проснувшись внезапно и этот факт обнаружив,
Она прошептала: «Ты всё-таки Неба созданье».

С тех пор он не мог посмотреть ей в глаза, как ни тщился,
Не мог выносить ни голоса, ни касанья,
Подолгу отсутствовал, дней не считая и чисел,
Потом возвращался. И, мрачный, молчал часами.
Он видел её каждый день – и ему было мало,
Он слушал, закрыв глаза, как она поёт.
Внутри него с тихим звуком что-то сломалось,
А может быть, это всего лишь потрескался лёд.

И новое чувство терзало, рвало ему жилы,
И сердце холодное, как сумасшедшее билось.