Сказка. Глава 27. Рисковое место

     Надежда вроде наживки на крючке, с помощью которой ловим сами себя.

 
Поглядев по сторонам, Ваня не увидел ни кота, ни Мяуна. Спрятав тетрадь под рубашку и подхватив ведро, вернулся в избу. На кухне горел свет, было видно, как на лежанке посапывает разморённый дед. Ложился он рано и любил тепло, поэтому даже летом частенько спал под ватным одеялом. Осторожно поставив ведро, выключив свет и  на цыпочках пробравшись мимо деда, Ваня юркнул за перегородку и сел на кровать. Дед заворочался и что-то забормотал во сне. "Ну, и как заклинание-то искать, не видно же ничего? Если свет включу, то дед может проснуться да ещё и сюда заявится узнать, где я так долго был. Придётся всё же в горницу идти",- пришёл к неутешительному выводу Ваня. Но от этой мысли по спине пробежал холодок и перед глазами замаячила остроносая рожица кикиморы. "Нет там никого, Мяун же сказал, что замуровал её валенками в каком-то своём лазе",- начал он сам себя успокаивать, однако храбрости от этого так и не прибавилось.
  И всё же отчаянное желание поскорее избавиться от гипнотического влияния оказалось сильнее страха. С трясущимися поджилками Ваня отправился в горницу. Открыв скрипнувшую дверь и чуть не упав, споткнувшись в темноте о порожек, лихорадочно зашарил по стене, еле отыскав выключатель. Свет резко ударил по глазам. Проморгавшись, огляделся, но  ничего подозрительного не заметил. Невольно взгляд остановился на сундуке, за который был спрятан источник его душевного смятения и испуга. Но коробка, в которую положил статуэтку старухи, оказалась пустой. В этом он убедился, заглянув  в горницу, когда дед менял постельное бельё. Куда делась эта проклятая фигурка, Ваня понятия не имел. Не превратилась же она, на самом деле, в Кикимору, чёрт бы её побрал! Осторожно приблизившись к кровати и откинув плед, он придирчиво осмотрел постель и только после этого разделся и улёгся, приловчив подушку повыше, чтобы удобнее было читать.
  Все страницы тетрадки были пронумерованы. Чего только в ней не было! Хорошо ещё, что в самом начале тётка Акулина оглавление сделала, указав названия заговоров, приворотов, заклинаний, причётов с отчитками, обрядов и прочего своего ведьмовского арсенала с номерами страниц, где они находились. Отдельный лист был выделен под названия всевозможных чар и гаданий. Порадовало, что всё это было написано аккуратным каллиграфическим почерком, поэтому ломать голову, разбирая слова, не пришлось. Несколько раз Ваня пробежался по заголовкам, но ничего подходящего так и не отыскал. Пришлось вычитывать каждую страницу тетрадки со всей этой непонятной  тарабарщиной. Дойдя, наконец, до последнего заговора от ужаления козюльки и не найдя нужного, в расстроенных чувствах уставился в потолок. Может, он что-то пропустил? Тяжело вздохнув, принялся читать снова, по нескольку раз возвращаясь к непонятному слову. Казалось, что эти странные тексты  облепляют Ванину голову и гудят пчёлами, не нашедшими своей королевы. А в мозгу, как ужаленные, метались испуганные мысли : " Что теперь делать? На каком море-океане да острове Буяне прятаться? Кикимора хитрой вруньей оказалась, прав был Мяун". Ваня хлюпнул носом и, чуть не плача, дрожащим голосом прошептал: "Обманули дурака на четыре кулака, а дурак послушал и лягушку скушал".         
- Это ты о какой лягушке-то сокрушаешься?- послышалось из угла, где стоял стол.- Уж не о той ли, с которой Мокий якшается?
Ваня вздрогнул, выронив тетрадь, но, узнав голос Мяуна, отвернулся к стене, украдкой смахнув с ресницы слезинку.
- А надулся цего? На меня цто ли обиделся?
"А о чём говорить-то? - с горечью подумал Ваня.- Кто теперь поможет? Покатали меня, как на качелях: то вверх, то вниз, осталось только со всего маху брякнуться".
- Знацит, не нашёл-таки заклинание,- огорчённо констатировал Мяун, подойдя поближе к кровати и усевшись на коробку с банками тушёнки.- Вот ведь брехливая глиста на курьих ножках, поганка с полянки, вошь сивая... Я ж говорил, Кикимора только охмурить тебя хотела. Ну, ладно, ты целовек неопытный, а вот матрёшкин этот ершистый - воробей стреляный, а ведь тоже обмишурился, словам цумы болотной поверил.
- Это ты про Ерошку что ли? - вздохнув, повернулся к нему Ваня.
- А про кого ж ещё? На язык-то он больно востёр, а вот на дело оказался ни уха ни рыла. Не нужно было мне к этим дружкам-задирам за советом ходить, только мордоплюйство да пакости полуцил.
- Зря ты так про них. Ерошка ведь помочь хотел, хотя тоже сомневался, что Кикимора правду сказала. А ещё он кое-что касательно тебя сообщил.
- Про то, цто Мокий снова меня тазом лецить будет цто ли? - уперев руки в боки, распалился Мяун.- Да я сам их обоих вылецу, пусть только попробуют к нам в избу сунуться, на цугундер отправлю глупендяев малосольных к Кикиморе под бок! 
- Да послушай ты, дело-то серьёзное.
- И слушать не хоцу! Цего от Ерошки ждать-то, кроме насмешек да оскорблений? Рубаху мне порвали, бузилы замурзанные, теперь придётся кое-кого просить новую рубаху пошить. В дырявом мешке или голышом, как эта шпана банная, я ходить не буду. Мы, домовые, не грязнули и не лохмотники, за собой следить должны.
- Ну, ладно, пусть так. А если тётка Акулина да ведьма Варвара узнают о том, что ты Кикимору валенками замуровал? Что будет?
Мяун враз сник и, уставившись на Ваню, испуганно выдавил:
- А как они про это пронюхают?
- Об этом,- хмыкнул Ваня,- я и хотел с тобой поговорить, а ты кипятиться начал. А теперь послушай: Ерошка сказал, что Акулина почуяла неладное, не дождавшись вестей от Кикиморы. Видимо, они общались между собой, а тут вдруг ни ответа, ни привета. Вот тётка и укатила к Варваре с печальной вестью, что с Кикиморой что-то случилось. Ерошка уверен, что завтра они обе примчатся сюда выяснять, куда Кикимора подевалась. А ещё он считает, что тебе сильно от них достанется. Так что мы теперь с тобой вроде как друзья по несчастью.   
  Мяун совсем скуксился и только хлопал глазами, да и Ваня замолчал, погрузившись в свои безрадостные мысли. Первым нарушил гнетущую тишину Ваня:
- Слушай, а ты вправду её уморить решил? Она у тебя в лазе совсем без еды и воды сидит?
- Цего?- будто проснулся Мяун.- Кого уморить? Это ты о ком?
- Да про Кикимору я. Всё же не надо бы с ней так жёстко.
- Ты, целовек, меня за душегубца цто ли принял? Вот те на-а-а, - удивлённо  протянул Мяун. - А сам про дружбу только цто калякал.
И, запустив обе руки в вихры, принялся отчаянно скребстись. А немного успокоившись, вскинул на Ваню кошачьи глаза с жёлтыми искорками и с укоризной спросил:
- Цто, нашёл-таки убивца у дедушки за пецкой?
Но Ваня молчал, растерянно глядя на взъерошенного Мяуна.
- Однако скверные вести ты принёс, особенно про то, цто меня мокрушником признали,- сокрушённо покачал головой домовой.- Сам цто ли скумекал или кто надоумил?
Ваня замялся, но всё же решил рассказать:
Это Ерошка с Мокием откуда-то разузнали, что Кикимора в лазе закрыта, ну, Ерошка и сболтнул, что ты её уморить вздумал.
- Так я и знал, цто без этих пройдох не обойдётся! - хлопнул Мяун мохнатой ладошкой по коробке. - Разве ж от рыжего хлюста можно цто-то утаить?! Он в любую дырку влезет, всё пронюхает да ещё и наврёт с три короба. А ты ему  поверил... Ну, так знай: наш народец в целовецьей пище не нуждается, инаце ходить между мирами не сможет. Но мы не против от людей подношение принять, ну, вроде, как в знак благодарности или признательности. Правда, Кикимора, целовецьей женщиной рождена, поэтому может и вашу пищу употреблять, но только по крошке. Ей этой крупицы на много дней хватает. А она облопалась конфетами вашими, цто дедушка к твоему Дню рождения припас. Мало того, со злости все конфеты обгрызла да когтями своими звериными искрошила, курица волосатая. Цто будет, когда хозяин это безобразие увидит?
- Вот ведь зараза какая! - не удержался Ваня.
- Я и говорю, один вред от этой носатой. Пусть теперь посидит взаперти, а после твоего Дня рождения, когда прыть с Кикиморы сойдёт, я её с треском из дома выгоню.
И тут вдруг Мяун хихикнул, метнув на Ваню озорной взгляд:
- Я надысь около лаза, где её запер, побывал, цтоб  посмотреть, как ей там сидится. Только минутку и смог вытерпеть. Ну, и вонища там! Не надо было ей конфетки-то в три горла жрать. А послушал бы ты, как она меня кроет на все лады! Так цто пусть сидит, пока всё дермецо не перегорит.
  Мяун снова почесал голову:
- Однако думается мне, целовек, цто и мы с тобой крепко в говёшках увязли. Твоё положение известно, но и у меня не луцше. Если рыжий не соврал, то на мою голову сразу две ведьмы свалятся, а этого я не осилю. А если соврал, то он Акулине всё, цто разнюхал, уже доложил, а та, конецно же, какой-нибудь хитрый план придумала. Тогда придётся мне и с Акулиной, и с банными дружками воевать. Так цто куда ни кинь, всё клин выходит.
- Да ладно тебе. Сам ведь говорил, что Ерошке и от тётки Акулины, и от Кикиморы досталось. Зачем ему им помогать?
- Зацем? Да затем, цто он домовой при её доме, но приходится в бане жить. А ведь Мокий ещё тот фрукт, может так разбушеваться, цто Ерошку в два сцёта выгонит. Ну, и куда ему тогда деваться-то? Мы, домовые, без угла жить не можем. Знацит, ему придётся в наш мир возвращаться, где у него тоже ницего нет. Так цто у рыжего есть резон играть против нас, надеясь тётку Акулину задобрить... Вот цто, целовек, я отсюда, пожалуй, подальше на время уйду, не хоцется, цтоб из меня котлету сделали.
- Вот как! - вскрикнул Ваня.- Меня одного решил оставить против целой банды злодеев? Хорош же ты!.. А куда собрался? Сам сказал, что без угла домовые не живут.
Мяун странным взглядом, не то задумчивым, не то нерешительным, окинул Ваню:
- Ладно, скажу. Есть у меня одно рисковое место, где можно беду пересидеть. Я туда хотел сходить, цтоб мне новую рубашку пошили, а теперь, видно, придётся там подольше задержаться. Но главное в том, целовек, цто это место - и твоя последняя надежда. Но для тебя оно будет куда опасней, цем для меня. А вот если дело выгорит, то там можно от любого гипноза, от любых цар избавиться.
- Что ж ты молчал-то столько времени?! - набросился на домового Ваня.- Я тут извёлся вконец, думал всё, крышка мне, а ты, оказывается, знал, куда нужно обратиться. Ну, ты даёшь! Ну, ты и перец!..
- Хватит тараторить-то,- остановил Ваню Мяун.- Я повторяю: для тебя это будет оцень опасно.
- Да не опасней, чем по лесу ночью шастать или в дурке оказаться.
- Вот цто, - тяжело вздохнул Мяун,- остыть нам обоим нужно и подумать как следует, цтоб дров не наломать. Ты давай спи, утро вецера мудренее, да и мне нужно всё взвесить.
- А ты, случаем, не сбежать ли решил?
- Ага, теперь я не только убивец, но ещё трус и предатель,- обиженно пробурчал Мяун, вставая с коробки.- Поцивай, облицитель сопливый, завтра встретимся.
  Крутанувшись на одной ноге, Мяун растворился в воздухе серым облачком. А Ваня, отложив тетрадь, долго ворочался с боку на бок, прежде чем отправился по проторенной дорожке на свидание к Дрёме.