Книга стихотворений память

Память

Я завтра отсюда уеду,
А память… мне с ней не порвать,
Она не метнется по следу,
На холм не взойдет горевать,
И даже не выйдет к воротам,
Чтоб взглядом, да пусть и без слез,
Проститься… Да что там!
Да что там:
Не верит, что это — всерьез.

С утра бесшабашно играет
В какую-то злую игру
И кружит по самому краю
Обрыва, уходит к костру,
Горящему где-то над речкой,
Надолго замрет у огня —
И снова по кругу навстречу,
Пока не увидит меня.

Посмотрит в глаза — и уходит,
И издали взглядом зовет:
Не хочет поверить! Не хочет…
Но кто-то как в колокол бьет
В безлюдном селе за холмами!
И птицы клубятся, как дым…
«На помощь!..» Но что это с нами:
Не мы ли сегодня горим?

Как яростно крутится пламя!
Огонь отрезает пути…
«Скорей!..» Но безумная память
Боится беды впереди:
Вцепилась, зажмурилась, плачет
И тянет назад, наудачу,
Пытаясь хоть что-то спасти!



На старой лыжне

Туда уводит старая лыжня,
Присыпанная инеем и хвоей.
По ней  о н и  уходят от меня,
И стук их лыж, деревья беспокоя,
Бросает в небо стаю воронья.

Сутулые, в пробитых маскхалатах,
Они поляну вкось пересекли,
И раздались далекие раскаты
С той стороны, куда они ушли…

И чуть заметно дрогнула земля,
В свой темный мир тела их принимая,
И крик вороний грянул над холмами!..
И хрустнул наст на всхолмленных полях!

Здесь свет и шум, и пенье молодое,
Там — тишина… Там даже воздух мглист.
Меж темных сосен стынет обелиск,
Увенчанный заснеженной звездою.

В разбитом храме тот же снег. И тень
На вымерзшей, изрой взрывом кладке.
Погост.
Здесь спят последних войн солдатки
Из опустевших ближних деревень…


Бессонница

Закружилась над лесом листва,
Полетела над миром печаль…
Где же ты? Где теперь? Ты жива?
Можешь не отвечать…

Можешь дверь на щеколду замкнуть,
Сделать два поворота ключа,
К двери теплой щекою прильнуть:
Ждать, чтоб я постучал.

А когда постучу — не открыть
И за дверью бессильно молчать:
В горле ком не прощеных обид
Не позволит ни слова сказать.

Не поверишь, но это пожар,
А не пламя осенней зари…
Не затем я сюда приезжал,
Чтобы снова тебе повторить,

Что люблю…
Где же ты? Ты жива?
Ветер дверь твою будет качать,
Выдувать из-за двери слова...
Постучу — и расслышу едва:
«Уходи… можешь не отвечать».
Можешь
не отвечать.



Снег
 
Снег засыплет все обиды,
Ерунду и суету...
Завтра утром просто выйду,
Просто выйду и пойду.
И протянется от двери
Четкий след к твоим дверям.
Позвоню — и вдруг поверю,
Что тебя не потерял.
Ты в дверях открытых встанешь,
Скажешь: — Здравствуй, вот дела!
Весь в снегу... Входи... А знаешь,
Я давно тебя ждала!..



Два цвета

Белый снег летит
Над рекой.
Бурый снег плывет
По воде.
Белый снег метет —
Далеко.
Бурый снег плывет
Уже здесь.

Бурый снег превратится
В лед.
Белый снег заметет
Следы…
Бурый цвет
Совсем пропадет —
Станет белый свет
Стариком седым.

Все в округе
Бело белым…
Только этому
Не бывать:
Бурый снег плывет,
Словно бурый дым,
Снега белого
Не видать…



Последний снег

Последний снег на первый не похож,
Хоть и ему отпущено немного
Для торжества…
На мокрую дорогу
Ложится снег, переходящий в дождь.

Густые хлопья, наши дни скользят,
На брызги разбиваясь при паденье…
Последний снег — он словно наважденье,
Что все вернулось… Как он тешит взгляд

Своей печальной, краткой белизной!
А первый снег — в нем не было печали —
Он выпадал тех долгих дней в начале,
Которые закончились весной…

Потом кружило, сыпало, мело,
Сверкало, серебрилось, чаровало,
А первый снег — он пролежал так мало!
Но как же вспоминаются светло,
Те радостные, праздничные дни…
Последний снег — он первому сродни…



Новогоднее

На стекле морозные узоры,
Снегири на яблонях в саду…
Милая, оставим наши споры:
Я к тебе из прошлого приду.

Заявлюсь таким, как ты хотела:
С чувством неосознанной вины…
Не срослось? Но вот какое дело:
Думали — друг другу не нужны.

Но не будем теребить, что было:
В наших душах держится тепло,
Хоть уже узорами покрыло
Памяти морозное стекло.

Расскажу (захочешь слушать если),
Как под ветром гнутся и шумят
Темные заснеженные ели,
Вросшие в мой яблоневый сад.

Тихо перепархивают птицы,
Осыпая снежную пыльцу.
Вспыхивают солнечные спицы…
Знаешь, зимний лес тебе к лицу,

Ты в нем на Снегурочку похожа,
Дед Мороз тебя под елкой ждет…
Это все фантазии, но все же
Чудеса бывают в Новый Год!



Под снегопадом

В полях затеряна дорога,
Неразличимая почти,
А тишины вокруг так много,
Что на плечах не унести.

Лишь волны медленного снега
Плывут в смятенной тишине,
И нет им дел до человека,
Стоящего на снежном дне.

А он, не в силах верить в это,
Кричит! Но слабый крик его
В простор уносит снежный ветер,
Не отвечая ничего…



Помолчи!

По морозу уводит проселок
В царство сумрачных елей, в овраг.
Там взрывается эхом веселым
Даже самый крадущийся шаг.
Ты не рад, что их сон потревожил?
Ну так что же…
Постой, помолчи,
Полюбуйся, как в тонкой пороше,
Вспыхнув, сыплются в хвое лучи
Красноватого солнца.
И, может,
Ты поймешь, что` так сердце стучит:
Там, за елями, след наш проложен,
Там над кладбищем кружат грачи…



Под Новый год

Снегопад
отсыревшими крыльями машет,
Словно белая птица
не может набрать высоту:
Залетела к нам в город и кружит,
и бьется меж башен,
И бессильно теряет густое перо на лету…

Это не сохранить…
Это завтра поедет на свалку.
А сегодня живем, не спеша никуда:
Проплывают трамваи ни шатко ни валко,
Провисают троллейбусные провода…

Снегопад, словно друг,обнимает прохожих,
Словно хочет шепнуть,что нас ждет на пути
Новогодняя ночь,
и рождественский вечер,
и может,
Еще много хорошего ждет впереди…



Первый снег

Первый снег на неделю.
Снег второй — до весны.

Мы на что-то надеялись,
На какие-то сны.

Первый снег — по сухому.
Снег второй — по воде…

Не кому-то другому —
Нам быть в этой беде.

Снег над городом кружит.
Снег летит на виски…

Потеряв, обнаружишь,
Как бывают близки…

Не восполнить потерю,
Так хоть память сберечь!

Первый снег — на неделю,
А второму — не лечь…



Прикосновение

Присвистнет вьюга между елок,
По следу белый дым завьет,
И от дыхания ее
Погаснет солнечный осколок

И потускнеют небеса,
А вдалеке, за темной кромкой,
Умолкнут наши голоса
И звуки музыки негромкой…

И, может, кто-то после нас
Придет сюда в иное время
И разглядит, как мы сейчас,
Полей заснеженное бремя,

Услышит наши голоса
И музыки далекой звуки
И не поверит в чудеса,
Необъясненные наукой,

И все же будет вспоминать
Такую странную минуту
Прикосновения к чему-то,
Что людям не дано понять…



Февраль (Дорога)

Февраль. Веселый и знакомый
Звон телеграфных проводов
Подкатывает к горлу комом,
И ты внимать ему готов,
Но за привычным перезвоном
Другой угадываешь звук:
Он здесь, над лесом заметенным,
Над мирным сном речных излук,
Над полем, над пустой деревней…
И – словно лопнула струна –
Растаял гул тревоги древней!
И осветилась сторона
Закатная холодным светом,
И белый шлейф за нами следом
То пеплом, то вишневым цветом
Надежно заметает даль.
Дорога. Сумерки. Февраль.



Тени друзей

Улицы опустели,
Заметены дворы
Оттепели, метели.
Щеки твои мокры…

Сбросишь пальто в прихожей,
В зеркале встретишь взгляд:
Там, за стеклом, похоже,
Время течет назад?

Там, в зазеркалье, тени
Старых друзей твоих —
Может, ты знаешь, где они?
Может быть, вспомнишь их...



Бег на месте

Скупого солнца проблеск краткий
Погас — и в сумраке дневном
В метельном снежном беспорядке
Бегут березы за окном.

Куда они? В какую даль
Направлен этот бег на месте?
Какие их погнали вести
Через заснеженный февраль?

Есть в этом родственное нечто
Тому смятению, с каким
Мы, тратя жизнь на пустяки,
Вдруг понимаем: жизнь — не вечна!

С глухой тревогой путь итожим
И кажется: наступит час —
Что на алтарь тогда положим?
И беспокойство гонит нас…

Но это — бег на месте тоже…



Пусть будет сон
 
С утра спокойный чистый свет.
Наверно, это выпал снег
И лег на скаты крыш.
С утра такая тишина,
Что кровь в висках твоих слышна,
Хотя ты крепко спишь...

Не шевельнусь. Не разбужу.
В затылок только подышу,
В пушистый завиток:
«Как снежный отсвет из окон,
Пусть безмятежен будет сон,
Пусть будет сон глубок.

Прошу, мгновение, продлись!»
Сухие губы запеклись...
Мы так сейчас близки,
Что в тишине не разберешь,
Чей это вздох, чьи стон и дрожь,
Чья кровь стучит в виски...



Сон (Пробуждение)

Полоска света над березняком.
Удары ветра. Чистый запах снега.
От фермы к речке катится телега
Со сгорбленным на бочке стариком.
Кричу ему: «Эй, дедушка, здорово!»
А он в ответ — ни взгляда, ни полслова…
А лошадь движется бесшумно и легко.

С вязанкой сена мама у ворот.
Вот обернулась… А меня не видит!
Войдет в коровник — и уже не выйдет…
Летит над крышей черный дым ворон.
Зачем молчат взметнувшиеся птицы?
У горизонта густо мгла клубится…
Опять прервался этот странный сон.

Опять… Я знаю, что он означает:
Заря сквозь тучи, лошадь над ледком,
Старик, вороны, вьюга за рекой
Пустые перелески заметает,
И мать моя меня не замечает,
И тянет с речки зябким холодком…



Там все бело

Посмотришь вверх — и снег глаза застелет,
Посмотришь вдаль — бело, бело, бело.
И ветки, словно белые кудели,
А прялку снегом где-то занесло…

Там все дороги снегом занесло,
А в горницах под слоем тусклой пыли
Антоновские яблоки пристыли
К некрашеной поверхности полов,
И тянет сквозняками из углов,
И вздохи домовых, что их забыли.

Там тянет сквозняками из углов
И темные потрескивают стены,
Как будто тихие по избам бродят тени,
Походят к окнам, смотрят сквозь стекло:
Вперед посмотрят — снег глаза застелет,
Оглянутся — там все бело, бело…



Дорожное

На дороге зимней, скучной
Как ни вслушивайся — но
Колокольчик однозвучный
Не звенит уже давно

И ямщик в тулупе драном
Не поет для седока
Про княжну и атамана,
Ни про гибель Ермака,

И смотритель с самоваром
Нас на станции не ждет:
Это все из книжек старых...
Мы теперь другой народ.

И страна давно другая:
Даже песни — не свои —
Распевают попугаи
Там где пели соловьи...



Тени на снегу

Какого цвета тени на снегу
Морозным утром мартовским, под солнцем,
Сверкающим, как вспышки, между сосен?
Я видел их, но вспомнить не могу.

И только тень одну среди теней —
Тень юной лыжницы с заиндевелой челкой —
Я вижу неправдоподобно четко,
Как если б нет меж нами этих дней.

Блестит на солнце рыжая кора…
Щекочет ноздри острый запах хвои…
Идут на лыжах — в целом мире двое!
Счастливая невинная пора…



Зазимок

Есть непонятная утеха —
Смотреть в окно на снегопад,
На пляску мокрых комьев снега
Над искривленностью оград,

Над белизною крыш соседских,
Чуть различимых в пелене,
Как бы за движущейся сеткой,
Теряющейся в вышине.

В садах деревья побелели,
А ближний лес совсем пропал….
Бегут пять ниток канители
По истончившимся столбам,

Несет колодезные ведра
Сосед, весь белый, на порог,
Колесный трактор тащит бодро
Заснеженный огромный стог;

Он поравнялся с поворотом,
Взревел, вползая на подъем,
Где скотник уж раскрыл ворота
И смотрит в черный их проем.

За трактором летят травинки
И тянутся через ручей,
Как голенастые пылинки
В осеннем солнечном луче…



Дом

Яблоня в сугробе перед домом —
Яблоки замерзшие на ветках.
Я бы в дом войти не передумал,
Если б там была хоть капля света.

В этом доме твердо прозвучало:
«Что прошло — того вернуть не пробуй!»
Яблоко замерзшее упало,
Под ноги скатилось по сугробу.

Сморщенное яблоко не поднял.
На пустые окна взгляд не вскинул.
Отвернулся — и открылось поле.
Я ушел. А дом смотрел мне в спину.



Воспоминание о зимнем вечере

Короткий зимний полусвет.
Береза над речным обрывом.
Тень на снегу…
К замерзшим ивам
Уходит свежий лыжный след.

Под берегом чернеет прорубь,
Блестит на сколах толстый лед…
А в небе меркнущем
Полет
Вершит по кругу белый голубь.

В последних солнечных лучах
Косые крылья, словно вспышки…
Во след ему
Свистят мальчишки!
…В деревне топоры стучат,

Там хворост для вечерней топки
Несут вязанками в дома…
Все небо
В сгорбленных дымах,
Как в розовых небесных тропках.

В садах согнуло до земли
Деревья тяжестью пушистой.
И гасят тлеющие кисти
Рябин
Красавцы-снегири.

И пахнет яблоком и дымом,
И чем-то,
Вспомнить не могу,
Таким привычным и родимым
Закат морозный на снегу.

Но вот уж тени протянулись,
Мир затопляет синева,
И лишь верхушки крон
Вдоль улиц
Еще видны едва-едва…



Мама

В телогрейке она, в старой шали
Осторожно, как будто по льду,
От колодца уходит устало,
Что-то тихо шепча на ходу.

Я спешу, оступаясь, по стежке,
Вязнут ноги в сыпучем снегу:
«Подожди же!
Постой хоть немножко…
Мама, дай я тебе помогу!»

Но не слышит… Уходит все дальше.
Вот уже за сугробной грядой…
В такт шагам в полных ведрах все та же
Горько блещет вода чернотой…



Ночное

Тебя разбудит падающий снег,
Как рой штрихов на пленке черно-белой,
Мелькающий в распахнутом окне,
И ты не вспомнишь, с кем была во сне
И почему подушка отсырела.

Поднимешься и подойдешь к окну,
Коснешься лбом холодного пространства,
Услышишь в нем немую тишину
Из голосов, пропавших в мире странствий,
И ощутишь, как долго ждать весну…



Окраина

След гусениц в нападавшем снегу,
Цепочка луж в бензиновых разводах.
Вдали размыты контуры завода,
Как серый дым, застывший на бегу.

Завод гремит и с мощью молодой
Терзает размягченное железо…
Разбитый путь уходит чахлым лесом
К речушке с маслянистою водой.

Окраина, полубезумный вой
Больной природы, происходит что-то
Там, в недрах города, чьи шумные расходы
Оплаканы, оплачены тобой…



Два мира

Два мира есть среди миров:
В одном живем, в другой уходим…
О прочих — даже не находим
Доступных образов и слов.

Но иногда мелькнет в душе,
Как свет из-под неплотной шторы,
Чудесный символ, о котором
Забыть не хочется уже.

И долго силимся понять,
Откуда он, какая сила
С какою целью вдруг решила
Завесу тайны приподнять?



Весна

Вздрогнешь! Когда водосточная жесть
Брызгами льда прогрохочет над ухом!
Улицы мокрой весеннюю весть
Примешь и взглядом, и слухом…

Все словно было уже, но когда?
Но почему так знакомы
Капли, бегущие по проводам,
Вспышки на стеклах оконных,
И развеселый синиц перезвон —
Спор с перезвоном трамваев….
В этом, наверное, есть свой резон?
Жаль, что он не познаваем.

...Словно очнулся от спячки медведь:
Бросил сосание лапы,
Встал и вбирает в себя круговерть
Звуков и запахов…
И, еще слабый,
Бросился в сторону, не осознав
Причину минутных испугов,
И, озираясь, ушел в березняк
Под звонкую галочью ругань…



Не может быть!

Не может быть!
До марта, до весны,
До самых первых мартовских проталин,
До мокрых игл на лапах у сосны,
До бурых трав, чей вид еще печален,
До утром розовеющих берез
На фоне зеленеющего неба,
До тех ночей, в которые мороз
Выдавливает воду из-под снега,
Не может быть, чтоб ты не замечал,
Живя свой век меж башен и котельных,
Как нежно набухает краснотал,
Как брызги солнца искрятся в капелях,
Как ранним утром звонок легкий наст,
Как вечером тиха вода повсюду —
Не может быть!
Природа не отдаст
Детей заблудших городскому чуду:
Не лес — так парк, не рощица — так сквер,
Не луг, так, может, на газонах тали
Возьмут тебя из городских химер
И увлекут воображеньем в дали,
Немыслимые!
А когда назад
Вернешься ты из этих долгих странствий,
Не сразу сможет закрепиться взгляд
Во времени, тем более — в пространстве.
Оказывается, все может стать иным,
От корпусов до мартовских проталин:
Чуть-чуть весны, немного тишины,
Еще душа…
Но мир — материален!



Весной

Мокрая ветка стучит о стекло —
Ей не стереть набегающих капель.
Около дома всю зимнюю накипь
Светлыми брызгами заволокло.

Крыша соседнего дома блестит,
Мокнет копна прошлогодней соломы.
Сеется дождик на бревна парома,
Тихо в разлившейся речке звенит.

Выйду из душной избы на крыльцо —
Ветер вздохнет и взъерошит затылок.
Словно весенней водою промыло
Леса туманное полукольцо.

Это на стыке неба и сосен
Тлеет полоска вечерней зари —
Словно кто-то приотворил
Двери,
          в которые
                тучи уносит…



Дорога

Холмы, холмы… Да ястребы над ними,
Да рощи по холмам, да облака…
Да убегает вдаль по мягкой глине
Оптимистичный след грузовика.

А позади, над майской дымкой пашен,
У памяти забытый на краю,
Стоит ветряк и крылышками машет,
И мелет, средь других, судьбу мою.

«Давай же, чтоб помол помельче вышел!..»
И с каждым взмахом с ветхих плоскостей
Взлетают птицы — с каждым взмахом выше!
И сор шуршит и падает со стен…



Драма (Рабочий полк)

Шаги. Шаги.
Спокойно, тяжело
Они звучат…
Не призраки, не тени —
Они идут,
И эхо бьется в стены.
Они идут —
И дребезжит стекло,
Как черный, круглый
Громкоговоритель!
А я смотрю из черного окна:
Ни звука, ни души,
Лишь тишина
В театре Времени,
Где я всего лишь зритель.
А Время драму старую дает
И поднимает занавес из дыма!
И действие идет,
Идет,
Идет
Спокойно, тяжело, неумолимо!
И знаю я,
Что из идущих мимо
Назад дорогу
Мало кто найдет…



Память (Деревня)

Я написал:
«…Переживу
Я эту старую деревню:
Сараи, избы и деревья,
Еще хранящие листву,
И тех знакомых женщин старых,
Хранящих в темной тесноте
Те треугольнички без марок,
Оставшиеся от детей.
Не в странном сне, а наяву
Их скроют мглистые туманы…
Я память их переживу,
И долгой памятью им стану…»

Сегодня, через сорок лет,
Туда пути-дороги нет.

…В бурьяне яблони цветут —
Их поминальные букеты,
Как позабытые приветы
Из тех времен,
Сегодня тут.
И треугольники из птиц
Весной оттуда прилетают
И песни с нашими сплетают,
И череда знакомых лиц
На миг проступит в майском небе
И снова скроется во мгле.
И остаются на земле
Те, кто в деревне этой не был…



Все повторяется

Начнем не так, без слов высоких,
Без обобщения идей:
Речные берега в осоке,
Тень старой ивы на воде,
На горке лес сосновый тает
В горячем запахе смолы…
А мы не то чтобы мечтаем,
Но просто в облаках витаем
И молоды, и веселы.

И мнится нам, что так и будет:
Через полсотни лет сюда
Придут совсем другие люди
И будет также течь вода,
И тот же будет запах ила
И разогретых летних трав,
И блеск стрекоз, и рыб игра,
И это яркое светило,
И эта чудная пора…

Все повторяется! И снова,
Как искры света среди тьмы,
Они найдут, быть может,
С л о в о,
Которое искали мы…



Июнь

О клеве даже мысль условна,
И в полудреме от жары
Вполглаза мы следим за сонным
Движением стеклянных рыб,
Скользящих в отраженном небе
По отраженным облакам
В изящной и ленивой неге
С презреньем к нашим поплавкам.

За речкой, в мареве мелькая,
Стрекочет
И за кругом круг
Косилка конная рядками
В валки укладывает луг,
И запах донника и мяты
Из дальних-дальних детских лет
Над берегом плывет куда-то,
Но там нас нет…



Да здравствует утро!

По спящим кронам пробегает дрожь
Как память о прошедших грозах,
И льет в лесу вчерашний дождь,
Заночевавший на березах.
И лес сверкает!
И пора
Проснуться птицам —
Вот овраге
Рассыпал дятел дробь!..
Следы полночной влаги
Еще заметны на лесных ресницах…
Еще темно в укромных уголках,
Куда нельзя…
Но дух медовой браги
С лесной опушки, умерший вчера,
Между деревьев сызнова струится
И прячется в зеленых облаках…
Как сладок будет день!



Лес промок

Лес промок до последней
Бересклетовой ветки
Запустелый, столетний...
Неподвижным дождем отрешен от движенья
Лес.
Стволы словно светят
Всегда, 
Но сегодня темны и бесплотны,
А кроны подобны застывшим дымам...

Лес, где все замирает,
Лишь дрожь по ветвям
Да еще копошенье
Капель в кронах холодных,
Дождя обложного тугое шипенье,
Да сизый рассеянный свет сквозь туман...

Лес уже побежден
Бесконечным дождем неподвижным...
А дождь беспросветен,
И лес беспросветен и пуст,
Даже ветер
Упруго
Ушёл от вершин и на нижних
Ветвях, где стволы словно светят
Всегда,
А сегодня — как уголь,
Обессилел в листве
И промок,
И залег в бересклетовый куст...



Утро (Предчувствие)


Словно предчувствие было с утра.
Только проснулся — и понял: увижу!
Шумная ветка пришла со двора,
Билась в окно, опускалась…
И выше
Вновь поднималась, как дым от костра.

Ветви клубились, как дым от костра,
Ты, будто вспомнив, на улицу вышла…
Солнечный свет растекался по крышам,
И на деревьях лоснилась кора.

Пусть же продолжится эта игра:
Легких шагов твоих шорох я слышу —
Бьется о стены, летит со двора —
Не обмануться бы!
Ближе и ближе…
Просто безумие, как ты добра!



После грозы

Был ли ливень?
Хлестал, колотил и смывал ли
Полыхавшую желтым листву
И, губя ее на тротуарах,
Что осклизли, как мыло, под треск и удары,
Валом мутной воды уносился к мосту?

Лил ли? Гнал ли зонты по аллеям,
Сёк ли плетью свинцовую спину реки?
С электрических линий срывались шары и шипели
В след блестящим трамваям
Под всплески, гудки и звонки?

Смолкло! Небо сверкает в разрывах
И с зенита, как с горки, летят облака,
Словно кто-то огромный могучей рукой раскрутил их
И хохочет, и пляшет, держась за бока…



Далекая музыка

Тяжесть туч, или бездна над крышей —
В этом доме мне все благодать...
Я далекую музыку слышу,
Жаль, мелодию не разобрать.

Что там? В поле звенят перебором
Провода, или в блеске зарниц
Над притихшим качаются бором
Голоса пролетающих птиц?

Или кони в ночи проскакали,
Вырываясь в луга, на простор,
Или гром, где-то в самом начале,
Над равнинами руку простер?

Или рокот далекой дороги
Набегает волна за волной?
В этой музыке столько тревоги…
Вся она из тревоги одной!

Словно что-то нарушилось в мире:
Дирижер ли рукою взмахнул —
И возник, и разносится шире
Этот странный тревожащий гул…

Что там? Что? Разве в музыке дело!
Дети спят, разметавшись во сне…
Надо что-нибудь сделать!
Но что можно сделать,
Чтобы душу вернуть тишине?



Речка Скнига

Речка Скнига пересыхает,
Всю песком ее пересыпает,
В ней вода коричнева, точно
Это ржавчина дно ее точит.

Головастики да личинки…
Речка Скнига в Оку впадает.
Не она ли тому причиной,
Что вода и в Оке спадает?

Гнезда ласточек-береговушек
Не рассмотришь за красноталом,
Затянуло протоки илом,
Где текла она, не скучала
И полдюжины деревушек,
Словно мама, водой поила,
Ребятишек в жару купала.

Заросла водяной гречихой,
Лягушиною стала постелью…
Не она ли тому причиной,
Что дома в деревнях пустеют?

За запруды да за плотины
Речка Скнига сполна платила,
Мерно мельницами стучала,
Словно бабушка прялкой старой.
Пряно пахла трава купена,
Когда утром туман растает
И нарушится тишина…

Речка Скнига пересыхает
До краев добротой полна.



Эволюция

Бег рельсов день уже рассек
На две неравных половины —
Растаял вдалеке старинный
Провинциальный городок…

О, сколько остается там
На узких улочках заросших,
Того, что стало нашим прошлым:
Побед с бедою пополам,

И сколько надо пережить,
Что б, не щадя пережитого,
Не только праздновать итоги,
Но и ошибки ворошить?

Но день надеждой делим мы:
Нам прошлого уже не надо!
Под стук колес по эстакадам
Клубятся впереди дымы,
Как призрак города-громады!

О, сколько мы оставим там,
На гулких улицах роскошных,
Того, что станет нашим прошлым —
Побед с бедою пополам…



Дом

Мокрая пакля прилипла к стене…
Быстрые, с крыши и веток вишневых,
Шлепают капли:
Сорвутся — и снова
Множатся, зреют, дрожат в вышине.

В пятнах лишайника старый забор
Наглухо врос в лопухи и крапиву…
Где-то петух прокричал торопливо,
Где-то чихнул и завелся мотор…

Дом наш стоит, заколочен и нем:
Сколько не жили в нем!
Что ж мы застыли?
Время войти и прижаться к стене,
И пережить,
Что однажды
Забыли…



Что впереди?

Узкая стежка над краем обрыва,
Сонная речка внизу.
Что-то невнятное вдруг торопливо
Ивы произнесут,

Дрогнет листва на березе над кручей,
Птица заплещет крылом!
Двинется туча — и грянет из тучи
Гулкий далекий гром

И по небесным ухабам кругами
Долгое эхо в ответ
Будет катать жернова над лугами,
Вдруг потерявшими цвет…

Над озаряемым вспышками лесом,
Над заблестевшей водой
Серым платком дождевая завеса
Машет…
                А я, молодой,
Воображаю себя суперменом
В самом начале пути,
Рад почему-то таким переменам,
Не ведая  ч т о  впереди!



Боль

Хранит земля татарские клинки,
Истлевшие тевтонские шеломы…
Обломки стрел, остатки стеноломов,
Чужие пушки, ядра и штыки.

Тут должен быть железным вкус у злаков,
Должны металлом отливать цветы,
Но над землей еще цветочный запах,
Земные краски все еще чисты,

Как если бы не воспалялись раны,
И ржавая не выступала сыпь…
И кажется сама тревога странной,
Но у земли не остается сил,

Она железо растворять устала!
Как в застарелых ранах у солдат,
Осколки смертоносного металла.
В сырые ночи у нее болят.



Отголосок беды

Фундаменты, заросшие крапивой,
Куда ни глянь — бурьянные поля,
Да щетка леса… да седые ивы
Плывут по ветру… Но не пропылят
Колеса по сухим дорогам:
Тут нет дорог.
Шел человек к родимому порогу,
Да где — порог?
И человек, не в силах одолеть
Внезапную свинцовую усталость,
Присел на камень:
«Боже, сколько лет…
Поведай мне, за что нам так досталось,
Какие речи обольстили нас?..
Я не ищу виновных или правых,
Но, глядя на творимое сейчас,
Хочу понять, какую же отраву
Мы за вино свободы посчитали,
И шкурный интерес на пьедестале
Нам заменил высокие мечты?

…И лес заглох, и обмелели плёсы,
И заросли крапивою следы…
И это только слабый отголосок
Однажды обольстившей нас беды…



Тишина

Тишина на вкус солоновата…

Это воркованье голубей,
Плеск воды под золотом заката,
Ветра вздох — и шелест гравилата,
Нежный контур ивовых ветвей.

Это запах вянущей полыни,
Сухость пыли на твоих губах…
Крик совы, и там, в ночной теплыни,
Грустный скрип качелей на столбах.

В тишине хранятся, словно в стружке
Желтых яблок спелый холодок,
Сны цветные, книжки да подружкин
Маленький надушенный платок…

Тишина — отцовские могилы.
Вечный материнский непокой…
Тишина — она из тех, кто жили,
Тех, кто жили — головы сложили,
Чтоб она (хоть миг...) была такой.



Тульский кремль

1
Какие б новые громады
Не встали рядом — он сильней
И величавее армады
Пришельцев беспокойных дней.
Как богатырь седой, былинный,
Хранящий тишину застав,
Он в землю врос наполовину —
Попробуй, сдвинуться заставь!
Столетий груз — и тот не страшен
Окаменевшему ему:
Из-под наверший грозных башен
Он всматривается во тьму
Веков и дней… Что там он видит?
Какая новая орда
Идет на Русь? Грядет беда, —
И древний тракт конями выбит,
И верный меч из ножен вынут,
И дедов стяг на древко вскинут,
Как в легендарные года!

2
Опять над башнями твоими
Кричат и мечутся стрижи,
Как будто чертят чье-то имя —
Зачем и чье оно, скажи?
И вдруг мелькнет за их игрою
Глухая память об ином,
Руками оперенном рое —
И свиснут стрелы над кремлем,
И все, кто был погублен ими —
Народных душ немая рать,
Летя над стенами седыми,
Как будто хочет передать
Нам, что они одни лишь знают
Про нашу будущую жизнь,
И знанье их не отпускает…
Что говорят они, скажи?
Ведь их язык не понят нами!
Так почему такой разлад
Звучит в душе, когда тенями
Над иссеченными камнями
Они без устали кружа`т?

3
Видел я и грознее, и строже,
Но не знаю твердыни честней:
Не от гнева народа вельможи —
Укрывался Болотников в ней.

Говорю этим стенам: «Спасибо,
Что дожили до нынешних дней,
Красоту вашей мощи и силу
Бурям времени не одолеть!»

Как ни дуть им, каких направлений
Ни принять — все равно устоят
И прикроют собой твои стены
Нашу память во время осад…



Старые города

Они сквозь толщу времени видны,
Как Китеж-град сквозь толщу водяную:
Их контуры прекрасные волнуя,
Над ними проплывают наши дни.

И, как в зеленом зеркале воды,
К ним приплывают наши отраженья,
И водные сдвигаются пласты,
И происходит времени смешенье.

И, может быть, из глубины веков,
Но не прошедших, а еще грядущих,
Вот также кто-то смотрит на Ростов,
На Псков и Новгород сквозь тени волн бегущих.

И светят им со временно`го дна,
Как Китеж-град, когда прозрачны воды,
Храм на Нерли, Кремлевская стена,
Могучие владимирские своды…



Пробуждение

Гул машин. Бумажный шорох.
Тополиных листьев бред.
Льется в комнату сквозь штору
Солнечный, горячий свет.

Там, на улице, движенье,
Люди, срочные дела…
У стола пронзает тени
Золотистая игла:

Шире, уже… словно дышит,
Словно жало у пчелы…
Легкий ветер тюль колышет,
Поднимает за углы.

В зеркале зеленоватом,
Как за толщею воды,
Я — со взглядом виноватым,
Торжествующая — ты…

Не войти нам эту воду:
Не расскажешь в двух строках,
Как мы выбрали свободу
Оставаться в дураках…



Старики

Присматриваюсь к старикам…
Не к их воротничкам или манжетам,
А к их набрякшим, жилистым рукам,
К морщинистым и неподвижным шеям.

Не знаю, чем их можно удивить:
Они такое в жизни пережили,
Им годы груз на плечи положили
Такой, что ни согнуть, ни распрямить.

Они не то что б зорче вообще,
Но прожитые годы светом вещим
Простые им высвечивают вещи
Так, что за ними — суть самих вещей…

По их пути и мы дойдем до цели,
Оставив наши суетные дни?
Так бакенов вечерние огни
Указывают лодкам путь средь мелей…



После боли

Мы с тобою не из счастливых
С оглушительною судьбою.
Мы, скорее, из молчаливых,
Чутких, как тишина до боли.

После боли она другая.
В ней опять прорастают звуки:
Вдалеке — перестук трамвая,
В кухне — краны хрипят… к разлуке?

Вырастает дерево звуков.
Птицы гнезда свивают в кроне.
Мы опять узнаем друг друга,
Кормим птиц тишиной с ладоней.

Расставаться нам неизбежно.
Встреча новая будет, нет ли?
Мы прощаемся так поспешно,
Так отчаянно ждем и медлим...

И о том, что не будет счастья,
Кроме этого, что уходит,
Торопливо стрекочут часики,
В спешке брошеные на комоде.



1990-й

Рыжий щебень. Запах креозота.
Между шпал крестовник да осот.
Дрогнут рельсы. Оборвется что-то,
И махина поезда пойдет.

Он железный, лязгающий, грузный
Раздвигает жаркий воздух лбом.
Он везет машины и арбузы,
Тянется вразвалку на подъем.

Он гудит натружено. И дружно
Катятся четыреста колес.
Рельсы прогибаются натужно,
Кажется, в поту электровоз…

А навстречу — легкое стаккато:
Пассажирский гасит рельсов блеск.
Он стальной, стремительно-покатый
Прячет эхо в придорожный лес.

Ветерок скользит по занавескам,
На столах позванивает чай.
Люди, очарованные блеском,
Едут к морю праздники встречать.

Мне бы противопоставить надо
Тот и этот… Да охоты нет!
Близкой бури первые раскаты…
Пестрый вихрь бумажек от конфет.



Обложной дождь над погостом

Замерли в дреме стога, и березы
Словно бесплотные за пеленой.
Дождь обложной…
И сказать не берешься
Скоро ли кончится дождь обложной.

В мире остались шипенье да всплески —
Медленных капель отвесный полет…
Рядом, в промокшем насквозь перелеске,
Тихая птица протяжно поет.

По оскользающей охристой глине
Выйду на кручу, где еле жива
В буйно разросшемся диком жасмине
Гулкая церковь у старого рва,

И задохнусь от простора и влаги,
Что-то родное вдохнув глубоко,
Дымка укроет ракиты в овраге,
Светлые крыши блеснут далеко.

Нет ни души в той далекой деревне,
Брошенной под дождем.
Там меня помнят дома и деревья,
Там я рожден…

Сколько прошло!
Догнало, захватило…
Не отпускает, зовет…
…Дождь обложной над отцовской могилой
В тихом безмолвии льет.



Яблоки детских лет

Облачная заря:
тих как вода рассвет,
А на ветвях горят —
яблоки все в росе.

Яблочная заря.
Сад в паутине сна.
Пахнет укропом с гряд.
Светит звезда-блесна.

Лошадь в туман ушла —
яркий зеленый след
Тянется от села.
Спят еще на селе.

Пыль еще холодна
в ямочках от росы.
Старая сторона,
здравствуй, ведь я твой сын!

Здравствуй... не узнаёшь?
Я еще не забыл
Как колосится рожь,
как пузырится ил.

Удочки у стены,
банки на колышках.
С северной стороны
выглянет солнышко.

Милая сторона,
я тебя не сберёг.
Выпил туман до дна
воду твоих дорог.

Яблок тех помню вкус,
помню твоё тепло...
Дом мой сегодня пуст —
сколько же утекло!

Глохнет в крапиве сад.
Облако застит свет.
Лишь на ветвях горят
яблоки детских лет...



Ненастье (Самокарантин)

Идет себе, неспешный,
Спокойный, обложной…
Все словно занавешено
Молочной тишиной.

Над речкой пар курчавится
Ползет по сосняку,
Ненастье не кончается
На отпускном веку.

Уже неделю целую
То стихнет, то опять…
Так, ничего не делая,
Устанешь отдыхать.

В пустые ведра тенькает
Холодная вода,
Над мокрой деревенькою
Провисли провода.

Дома толпятся в зелени,
Плывет по лужам сор,
Ведет счастливый селезень
Семь уток через двор…

…Уйти под морось сонную
В сырой туманный лес
И поискать под соснами
Каких-нибудь чудес.



Ненастье

Размытый след зеленоватый
Дрожит на чистых половицах.
Четвертый день ненастье длится,
Но мы ли в этом виноваты?

Четвертый день в саду кипят
Кусты насквозь промокших вишен
И дождь беснуется на крыше:
То стихнет, то шипит опять.

Набухшую откроет дверь
Соседка с мокрым покрывалом:
Она собаку выпускала
И поболтать зашла теперь.

…Неторопливый разговор,
Остывший чай в стакане тонком,
Сквозняк резвящимся котенком
Качает тень обвисших штор.

Как мало надобно душе!
Как хорошо, что надо мало…
И небо вроде чище стало,
И, вроде, радуга уже!



Стихи ночью

Который уж день тебя дома нет...
Сколько окон освещенных,
А в одном — чернота...
За тяжелую штору
Скользнет лунный свет —
Ляжет по желтому полу голубая черта.
Встретит зеркало, дрогнет,
Отразится вбок —
Станет зыбкая на полках посуда видна...
Не нарушит тишину эту
Даже мой звонок:
Захрипит и умолкнет,
И опять — тишина.
Только в кухне на лунную карту теней
Черная из крана
Сочится по каплям вода...
Желтый маятник
Старых сиплых часов на стене
Суетлив и бездарен:
То — туда, то — сюда.
То туда, то сюда, то туда, то сюда...



Образ твой…

Случайных спутников случайные черты
Предстали памяти — и память содрогнулась.
Ты в этот миг тревожно обернулась —
Что в этот миг почувствовала ты?

Ведь ты не на земле. В иных мирах
У вас свои, наверное, заботы —
Не нам их знать… Но, вздрогнув, отчего-то
Мне кажется, ты ощутила страх

Не за меня, а просто сердце сжалось
От близкого предчувствия беды,
И в этот миг вдруг обернулась ты,
А на лице печаль была и жалость.

И образ твой, как долгожданный свет,
Возник в душе — и отошли виденья,
И понял я, что это избавленье
От предстоящих и прошедших бед.



Летний пейзаж

Морось... Ветер... И небо в размытых разводах...
Мать под вечер скоблила ступени крыльца
И оставила тряпку на стершемся камне у входа.
Значит, это суббота. Ждем приезда отца.

Две слеги над соломенной крышей двора:
Дед собрался чинить обветшалую нашу ограду;
Дождевая вода барабанит о стенки ведра
И срывается ветром, и пенится, пенится рядом...

За калиткой в разъезженных лужах, в репьях
Кособокий проулок сползает по глине к речушке;
Под кустами, как мокрые кучки тряпья,
Неподвижны соседские куры-несушки.

Возле синего леса машина застряла в пути:
Слышно — двигатель воет…
Да сорванный крик петушиный
Над вершинами ветел в заплывшее небо взлетит
И утонет без эха в туманной воде за плотиной…

И запомнится небо над мокнущей крышей двора
Да сырая рогожа на стершемся камне у входа,
Дождевая вода барабанит о стенки ведра —
И летят эти звуки ко мне через годы…



Все связано

Как обрести утраченную связь
С такой далекой ледяной звездою,
С такою близкой пыльной лебедою?
Все целое — есть в то же время часть.

Все сущее — едино на земле.
Едино за пределами земными.
Все связано! Но нитями иными,
Чем те, что у портного на столе.

И эхо бурь в созвездии Кита
Земли неумолимо достигает —
И реки на Земле пересыхают,
И чумный мор приходит в города.

Или, напротив, благодать приходит…
Как проследить причудливый союз
Всего со всем, скрепляющий Природу
Густою сетью нам не ясных уз?

И может статься, эхо дел земных,
Преломленное Временем, как призмой,
Рождает внеземные катаклизмы,
Или, напротив, усмиряет их…

И чем сильнее станет человек,
Тем громче во Вселенной отзовутся
Дела его — и эхом к нам вернутся?
Дай бог планете пережить наш век!



Жажда

Приходит жажда простоты,
Что юных изысков сложнее,
Хоть те высокие затеи,
Казалось, были не пусты.

Приходит чувство правоты,
Не той, что в юности, а зрелой,
Когда в душе перегорело
Все, что осталось от мечты.

И человек не может спать:
Так страшно, что уходят годы,
А он не о`тдал им чего-то,
Что мог и должен был отдать.

Он понимает: жил не так,
Не тем, не с теми, не за этим…
Надеется: остались дети,
Но дети выросли, чудак!

Они такие же, как мы,
В них та же кровь и гены те же,
И потому их путь прослежен
Во времени до самой тьмы,

Где за оставленным порогом
Мы растворяемся в земле,
И только голос наш порою
Чуть слышен в безнадежной мгле…



Чем полна душа

Спросили: «Чем душа полна?»
Спросите, чем она больна!
Что жжёт её и не даёт покоя
И что за мука вынести такое!

Что по ночам ее лишает сна,
Что гонит днем из бара и с базара?
Спросите душу, почему она
Порой скулит, как пёс перед пожаром.

Что ясно ей? Что чувствует она?
Какие испытания готовит
День завтрашний?
Какие волны ловит
Её радар из завтрашнего дня?

Душа жива, пока она болит,
Пока стремишься, эту боль утишить:
Найти причину и ответ услышать
На свой вопрос,
как эту жизнь прожить.



Из чего состоит жизнь

Жизнь состоит не из побед,
А из борьбы и поражений,
Борьбы — и новых поражений
И продолжения движений,
Рожденных волею к борьбе.
Не надо баек о судьбе,
О том, кто гений, кто не гений,
Кто сколько перенес лишений…

Бинтуй разбитые колени
И заново учи ходьбе!



Летнее

Стучит ведро
о передок тележный,
И шагу в такт
позванивает сбруя,
и неспешно
струится тракт,
и пыль шипит лениво
за колесом…
И теплый ветер
гонит свет по ниве
за горизонт.
А солнце
в придорожных
кронах —
как бубенец!
И проплывает
по далеким склонам
сосновый лес…
И звонкий гул
с некошеного луга —
пчелиный лёт.
А вдалеке
ударил гром упруго:
гроза идет…



Такой час

Есть час такой, недолгий час заката,
Когда звучат окрестные поля,
И цепь столбов, бредущая куда-то,
И быстрой речки узкая петля,
И лес ведет мелодию свою,
И каждая колючка у дороги…

А человек в восторге и тревоге
Внимает им, пока они поют,
И ощущает, как земля мала,
Как миг её существованья краток:

А дальше что? на атомы разъяты
Пространством станут души и тела?
А дальше — что?
Ни ужаса, ни тайны,
Ни Времени, ни Меры… ничего!
И все ж не хочет твердый ум его
Понять, что он —
Всего лишь факт случайный,

Что цель Природы — просто бытие.
Ей дела нет, что на задворках где-то
В глуши Вселенной вертится планета
С безумной жизнью, губящей ее.



Движение

Есть нечто тайное в движенье светлых волн,
Бегущих вдаль по всхолмленному полю,
По склонам желтым в голубом раздолье,
И снова к нам и к соснам на поклон.

Там, в недрах поля, собственная жизнь
Течет по непонятным нам законам…
А стебли ржи колышутся со звоном,
И ястреб в сонном облаке кружит,

И знаков телеграфных череда
Своим путем идет неторопливо,
И ручеек поблескивает в ивах…
И перехватывает дух, когда,

Как с птичьего полета, мы с обрыва
Увидим, что, как полая вода,
Идет волнами спеющая нива,
Неистовствует, в песенном разливе
Колосьями цепляет провода!



Гроза

Июль. Гроза!
Щелястый стол под липой
Покрыт пыльцой.
Удары ветра!
Мокрых листьев всхлипы.
Испуганное женское лицо.

Ты вся сейчас
На птицу так похожа:
Ударит гром —
И кажется, ты тоже
Взмахнешь крылом!

Не улетай!..
Но не доходят звуки
Сквозь плеск воды.
И лишь тепло,
Где обнимали руки
Твои следы…

Зову тебя,
Но ты уже не слышишь
Сквозь толщу лет.
Лишь золотая липовая крыша
Шумит в ответ…



Друзьям поэтам

Читатель ваш, я все еще живу,
Еще листаю ветхие страницы
Забытых книг…
Забвенье ваше длится —
Я не надеюсь, что его прерву.

Да и зачем?
Там, в инобытии,
У вас теперь ни критики, ни споров…
Но ведь и здесь нет больше разговоров
О стилях, темах, образности и
Других аспектах, прежде без которых
Казалось, невозможно обойтись.
Вам не узнать, как изменилась жизнь!

И все-таки, я вспоминаю вас…
Вернее — нас, таких, какими были
Как спорили, кого и как любили,
О чем мечтали с вами…
И сейчас
Я в ваши строки вчитываюсь снова
Как будто вижу долетевший свет
Погасших звезд,
И думаю, что слово,
Еще отделит зерна от половы
И я забуду, что со мной вас нет.



Поэт (Николай Завалишин)

Стихи сочинял и любил девушек,
Бездомных собак жалел очень,
Не понимал ничего в делах денежных,
Да и не хотел понимать впрочем.

Сочинял стихи и смотрел с улыбкой,
Как странно меняется жизнь вокруг,
Как все надежное становится зыбким,
А подлость за доблесть считается вдруг.

Сочинял стихи, но взрослели девушки,
Бездомные собаки собирались в стаи,
А что касается дел денежных,
Они по-прежнему оставались тайной.

Сочинял стихи, но однажды увидел,
Что нужны они только самим поэтам,
А все остальное зачем-то выдумано,
А если выдумано — зачем все это?

Взглянул еще раз на то, что делается,
И почувствовал такую усталость,
Что просто не знал, куда ему деться…
Теперь его нет…
А стихи — остались!



В ночном

Колхозный конюх немощен и стар.
Он горбит у огня больную спину
И вновь заводит разговор про сына,
Каким тот был, каким бы нынче стал.
Он говорит:
— Был сын на все мастак…
Он говорит:
— Сын далеко бы двинул…
Он говорит, а сам плетет корзину.
Хрустят травою кони у моста.

А между нами словно борозда
Уже легла и четко, и незримо:
Он говорит, а смотрит мимо, мимо!
Туда, где тает и блестит звезда,
Где живо всё, что было им любимо.
А я прислушиваться перестал
И только головой ему киваю —
Не перебью.

Как будто кружку молча принимаю
И молча пью.



Без названия

Было: я заблудился в лесу
и плутал, ужасаясь, теряя надежду,
пока женщина с мягкой улыбкой
и всегда чуть испуганным взглядом,
не вывела меня к людям.

С тех пор я живу среди этих людей.
Желая узнать их желания,
интересуясь их интересами,
заботами их озабочиваясь,
делая их дела,
я с отчаянием понимаю:
эти люди совсем не похожи на тех,
с которыми рядом прошло мое детство.

Вот почему я опять ухожу в лес,
с каждым днем забираюсь все глубже,
и уже заблудился бы, если бы дети
не окликали меня всякий раз,
требуя сказок о людях,
среди которых я вырос...



Бессонница

Сквозь звон в ушах
Мне слышно, как будильник мой
Секунды отгрызает
От времени. За шагом шаг.
Как будто отрезает
Прошедшее… Где он его берет?
Куда оно при этом исчезает?
(Хотя, быть может, все наоборот:
Он будущее так приобретает…)

Какие-то на улице шаги.
Соседи наверху заканчивают свару:
Роняют мебель.
(Не видать ни зги —
Который час?)
Не думать. Спать.
По тротуару
Опять шаги, теперь уже обратно
Проходит кто-то — это часовой
Часы считает?
Музыка. Как неприятно
Услышанные звуки исчезают
В пустом колодце.
Спать!
Стучит будильник…
Сколько остается?
До тысячи успею досчитать,
Пока засну?
Включился холодильник.
Завтрак скоро.
Горячая подушка под щекой —
Переверну!
В зеленых норах
Копится вязкая какая-то хандра…
Спать… одеяло, как гора…
Какой-то вирус?
Сколько до утра?
Спать, спать… бессонница приснилось…
Рассвет? Пора…



Время

Время отлилось в колокола,
В купола,
Оно в камнях застыло…
Поднял взгляд — и стиснуло затылок,
Тяжесть века на сердце легла.

Я ищу оборванную связь
С этой красотою рукотворной:
«Закомары… алтари… притворы…»
Повторяю, умным притворясь.

Жег, взрывал, срывал с него покровы,
Оставлял калекой вековать,
А теперь венчаю кровлей новой
Не в душе — на площади стоять.

Площадь без него б не опустела,
Но не мне творить над ним свой суд:
Эти створы, купола и стены
В душу что-то нужное несут.

Может быть, прошедшие эпохи,
Прославляй я их или кляни,
Смотрят для чего-то в наши дни,
Для чего же?
Что им наши вздохи!..



Вечерний натюрморт

В самоварном боку засветилось стекло
Керосиновой лампы,
Чайник, ваза с вареньем,
Расписная, в цветочках, посуда,
Наши лица растянутые,
Наши бревенчатопалые лапы,
Старый медный поднос, сухари…
И стола кривобокое блюдо
Загинается вверх,
Превращаясь в цветные полоски:
Покачнешься на стуле —
Они побегут, заскользят,
И покатятся прочь
Потолочные темные доски,
И расплющится нос…
Словно время метнулось назад!

В самоварном боку
Рядом с вмятиной около ручки —
Прокатилось-проехало,
Словно в знакомом кино:
Темнолицая бабушка, дед,
Озорные внучата и вну`чки,
Керосиновый свет,
Сухари из мешочка… темно!
Он распаян давно,
Потускневший, но под паутиной,
Под наслоенной пылью,
Может быть, еще светится в нем
Та забытая, тихая,
Полная смысла картина:
Где-то в пятидесятых,
В Рождествено,
Вся семья за вечерним столом!
Боже мой! Вся семья!.. За столом…



Детство

Серебряный свет
Деревянных строений
Над сонной излукой далекой реки
То гасят небесные быстрые тени,
То выглянет солнце — и серые стены
Сияют над кронами старых ракит.

Над крышами ястребы пишут круги,
Лягушки живут
На прохладных ступенях…
А солнце к зениту идет постепенно,
И все напряженней и радостней пенье
Звенящей вокруг травяной мелюзги.

Трава холодит и щекочет ступни,
Пугают, взмывая, и мечутся пчелы.
Горячий проселок…
Столб пыли над ним
Ползет за телегой и никнет, тяжелый,
И валится в тень придорожной копны.
Пахнут ромашкой, жарой, солидолом
Длинные-длинные летние дни…


Музей

1
Это называется музей.
Это прежде как-то называлось…
Храмом, что ли? Это там осталось,
В скрипе ставня, в шорохах мышей.

Эти золотые купола
Увенчали Времени темницу:
В каждой нише прошлое таится,
В каждом камне память залегла.

Плавные обводы древних стен
Ощутимо обтекают годы,
Новый свет вливается под своды,
Старую подчеркивая тень.

2
…Молодая женщина глядит,
И во взгляде — мудрость вековая…
Что ее к иконе приковало?
Спрашивай, не спрашивай — молчит.

Бледная старуха из угла
Смотрит беззастенчиво, по-детски,
На нее, на мальчика на фреске,
Вспоминает, как она жила…

…Остальных сопровождает гид.
Среди дат, событий и хламид
Кружится экскурсия по залу.
От купели до надгробных плит
Слышен шорох тапочек усталый.

Жены водят под руки мужей,
Мамы держат взглядом малышей.
Это прежде как-то называлось…
Очень кратко: кажется, музей?
Это слово где-то потерялось…



Увы! (8. 08. 2008)

Увы, надменные подонки!
Прошла, похоже, ваша власть
Учить, обманывать и красть,
И рассуждать с издевкой тонкой,
Как надо жить, чтоб не пропасть.
Что надо делать, чтоб в тусовке
Средь политической фарцы
Прослыть продвинутым и ловким,
Как те отпетые борцы
За «мировые идеалы» —
За гранты с барского стола…
И что за дело — все им мало:
Какая б слава ни была —
Они любую переславят!
Осталось только уповать,
Что время всё и всех расставит…
Но им на время наплевать!



Пророчество

Должно быть,
Однажды мы сделаем это —
Покинем
Покрытую пеплом планету.
Последний землянин,
Последний рассудок теряя,
Закроет калитку
Меж адом и раем…



Письмо Есенину

И я Есенин, но совсем иной…
Е. Евтушенко

Именем твоим сегодня клянутся поэты.
Плачут, бьют себя в грудь и мешают слезу со слюною:
Я, мол, тоже Есенин, но только иной я:
Страна изменилась — и я изменился поэтому!

Ты никогда не узнаешь, Есенин, что сталось
С твоей синеокою Русью, березовой и соловьиной.
Столицы жируют, в селе же —  тоска и усталость,
Мертвецкая пьянка, да ветер в прогнивших овинах.

Я бы мог рассказать тебе отравленные реки
И то, чем стали заливные луга за Окой,
И какие на свалках с собаками рядом  живут человеки,
И какие глаза у ребенка с протянутой к шприцу рукой…

Ты Россию сравнил с пароходом… Ну что же:
Завела ее в тихую гавань команда и теперь на продажу
Кто железо, кто топливо —  каждый тащит, что может,
И никто помешать им не пробует даже!

Все у них по закону, Есенин… Законы они же и пишут
Мы еще не забыли, мы помним, что нам обещали,
Чтобы мы, им поверив, взамен их пустили повыше,
И теперь богатеют…  А люди в стране обнищали!

Когда-нибудь мы справимся  со всем этим,
И на наших улицах наступит веселье,
И счастливые, умные, здоровые дети
В обновленной стране отпразднуют новоселье.

Они ее вычистят, выскребут, вымоют,
Освободят о грязи и всяческой нечисти,
А мы, может быть, прощение у них вымолим
За то, что были такими доверчивыми…



Почти верлибр

Время это колодец в гулкой черноте
на самом дне беззвучно блестит
голубое оконце воды

Время это колодец в полдень из бездны
видны голубые звезды мерцающие
во вселенной

Время это колодец достигшие дна
не любуются звездами а стремятся
из осклизлого мрака
холодной сырой тесноты
на поверхность



Памяти друзей


Нет поэта С. Белозерова.
Вот и Н. Завалишина нет…
Это как-то не очень здорово,
Но не верится мне в тот свет:

Вряд ли кто из пределов горних,
Умудренный небытием,
Наблюдает за тем, как горько
И бессмысленно мы живем,

Как хороним друзей, умерших
Не от старости, не от ран —
Приспособиться не сумевших
К изменившимся временам…



Отражения

В светлых витринах отражаются автомобили.
В автомобилях плывут отраженья людей,
Чьи глаза отражают все, что замечено взглядом:
У одних это небо со вспененными облаками,
У других трепетанье листвы и цветы,
У влюбленных в зрачках их любимые,
Целый радужный мир в изумленных глазах мальчугана.
Вот глаза, отражающие лишь витрины с отраженными автомобилями
С отражением новых витрин, отражающих автомобили,
И так далее до бесконечности.
Вот глаза, не отражающие ничего — ни внутри ни снаружи.

Мимо автомобилей, витрин и прохожих по улице в гору
Старуха, вцепившись в веревку, тащит тележку
С безногим сидящим на ней стариком.
Мимо прохожих, витрин и автомобилей по солнечной улице в гору 
Тянутся молча: два человека, веревка, тележка, судьба.
Отражение переливается из витрины в витрину —
И символы благополучия сыплются на тротуар как осколки стекла.
Тележка по стеклу прокатывается с визгом,
А видящие это прячут взгляды и ускоряют шаг....

В светлых витринах опять отражаются автомобили,
Точно такие, как раньше,
В автомобилях плывут отраженья людей,
Чьи глаза отражают глаза отражают глаза...



Сомнение

Не дай мне бог пророком стать:
Я прозреваю суть —
И по ночам не в силах спать,
А днем не в силах путь
Продолжить свой, но не затем,
Что я ленив и слаб,
Иль сладость множества затей
Мне путает дела,
И не затем, что нет пути:
Все есть — и путь, и цель,
Но по нему нельзя идти,
Без веры, что в конце,
В той вожделенной стороне
Ждет путника покой!

Дай бог не быть пророком мне,
Не знать про путь другой...



Три начала

Мир стоит на трех китах —
И у каждого есть имя:
Назовешь — и будешь враг
Меж своими и чужими.

Первый кит зовется страх.

Мир стоит на трех китах,
Держится на трех опорах,
Равновесие которых
Останавливает крах.

Кит второй велик и благ,
Знак его знаком любому…
Назову его любовью,
Чтобы сделать третий шаг

К пониманью трех начал,
Что владеют миром нашим.
Третий кит могуч и страшен —
Счастлив, кто его не знал!

Он не миф, он наяву
Правит судьбами земными.
Мне известно это имя.
Я его не назову…



Муравский шлях

Однажды мы здесь уже были
На страшном изломе времен:
Проселки, седые от пыли,
В Орду уводимый полон.

Картина проста и привычна,
Доступна любому уму:
Наездников ждали с добычей
Купцы-генуэзцы в Крыму.

Полон ожидали галеры,
Гаремы, торги, рудники…
И в седлах качались нукеры*,
Как знаки грядущей тоски,

И дымное небо пылало,
Касаясь закатом их спин…
Веками оно остывало,
Веками стоял этот дым!

Сегодня от солнца сухая
И жесткая всюду трава,
И вырос татарник по краю
Еще различимого рва,

И тянет остывшею гарью,
И пыльное стадо бредет…
А рядом ивана-да-марьи
Веселая россыпь цветет!

* Н у к е р ы — конные крымские татары, ходившие на Русь за рабами по заказу генуэзских работорговцев.



Друзьям

Я вспомню вас —
И светлая печаль,
Наполнит смыслом
Наши дни и даты...
Не жаль мне детства,
Юности не жаль,
А жаль мечты,
Утраченной когда-то.
И я сегодня,
Через много лет,
Ищу —
И не могу найти ответа,
Как получилось,
Что чудесный свет
Погас в душе,
И только отблеск света,
Как сполохи
Сухих ночных зарниц,
Вдруг высветит
Знакомые портреты
И пепел
Ненаписанных
Страниц…



Август (Тишина)

Высоковольтный стрёкот проводов
Вплетается в кузнечиковый стрёкот.
Рукой подать до синевы высокой
Над придорожной пыльной лебедой.

Поблескивая над сухой стернёй,
Плывут по ветру нити паутины
Над русским полем празднично-пустынным,
Над солнечной и тихой стороной,

Где от гусей пестреет косогор
И так ярка зеленая отава,
И звонкая мальчишечья орава
В свою войну играет до сих пор,

Где, как гусыня сытая, важна,
Вразвалку, оседая на рессорах,
Пройдёт машина, полная зерна,
Дохнёт горячей пылью и автолом —
И растворится в роще шум мотора…

Стрекочет над полями тишина.



Лето кончилось…

Лето кончилось! Осторожнее —
Бродит дождь,
Словно конь стреноженный,
На туманных лугах косматых
Да в багровых лучах закатных,
Над притихшей рекой-речушкой,
За далекой речной излукой…

…Двор усыпан сосновой стружкой.
Пахнут деревом дедовы руки.
Дед кладет на верстак стамеску,
Снял очки (на резинке дужки)…
Грозди капель летят с навеса,
Мусор кружит в натекшей луже…

Это кончилось… понимаю,
Там сегодня все по-другому…
Внука я на руках поднимаю
Выше темного старого дома!
Мама что-то кричит, встревожено,
А вдали, на лугу косматом,
Словно дождь,
Бродит конь стреноженный
Под широким тугим закатом.

Над притихшей рекой-речушкой,
За холодной речной излукой…


Колхозная жатва (1988)

1
Поле было огромной птицей,
Задыхающейся от жары…
Или просто стеной пшеницы,
Наливающейся до поры.

Птица взмахивала крылами,
Словно пробовала взлететь…
А комбайны пошли кругами
К центру поля,
И в высоте

Золотистые плыли птицы,
Словно аисты на заре…
Но уходит машин вереница,
Не участвуя больше в игре.

2
Заосенело…
Небеса засинели…
Еле-еле поднимется утром туман,
Словно солнце спало
На холодной туманной постели
И, проснувшись,
В воздушный ушло океан.

И поплыл
Этот огненный шар
Над полями,
Над простором дорог,
По которым с полей
Гул комбайнов
Уходит волнами,
Как пламя
По горячим прожилкам
Подернутых пеплом углей…

И на гул этот
Эхо откликнулось гулом,
Как будто
Там, за небом,
Похожий на солнце комбайн
Сделал круг —
И открыл переполненный бункер,
И посыпалось утро
В просторный и чистый амбар.

3
Белый дым над холмами плывет:
На полях дожигают солому.
Иней солнечным утром блеснет,
Как холодный металл на изломе.

Хрустнет белая корочка льда,
Затянувшая след вчерашний,
И прямая, как нож, борозда
По замерзшей протянется пашне.

…На токах еще сушат зерно,
Там грачиная шумная стая
Кружит в воздухе,
Словно весной,
И в белесом дыму пропадает.

4
На току старухи да подростки
Подгребают к триерам зерно,
И широкой бурою полоской
Сыплется из триеров оно.

М плывет зерно по транспортеру,
И гудит сушильный агрегат…
Тихо тают золотые горы
Под руками бабок и ребят.

И подходят грузные машины,
Чтобы хлеб везти на зерносклад.
Разбирают грузные мужчины
Черенки старушечьих лопат,

И спешит работа веселее…
Но погрузка кончилась —
И вновь
Семь старух, да пять подростков веют
Спелое колхозное зерно.

Кажется, испортится погода,
Кажется, вот-вот заморосит…
И быстрее движется работа
На токах подзолистой Руси…



Ворота осени

Утром вышел на стук —
и увидел, что это ветер.
Вчера забыли закрыть ворота в лес,
и вот теперь
сквозь них бежали и летели
скирды взъерошенной соломы,
деревья, берегущие листву,
и тучи
с остатками вчерашнего дождя,
и бледная луна, и птицы...
А он свистел им вслед
и хлопал створом незапертых ворот,
в которые входила осень.



На качелях

Вверх…
Вниз!
Смех…
Визг!
В синем небе ветра свист!
Мальчик в красном на качелях,
Как кленовый яркий лист!
Вверх…
На ветках солнца вспышки!
Вниз!
И холодно в груди…
Смех…
Качаются домишки!
Визг!
Вздымаются сады…
Вверх —
К вершинам светлых елей!
Вниз —
В разлившуюся тень…
Самодельные качели —
Перелет из ночи в день!
Свет —
Я только небо вижу!
Тень —
Я вижу столько лиц…
Смех!
Мальчишка неподвижен —
В невесомости повис!
Заливается весельем:
Мир летающий смешон,
Как огромные качели —
То к земле,
То в небосклон!
То полянка перед домом,
То — большие города…
Небо в облачном проломе,
Словно синяя вода!
То к вершинам светлых елей,
То туда, где спрятан страх…
Он —
На маленьких качелях,
Мир безумный —
На весах!



Метафора печали

Осенний дождь.
Метафора печали…
Но вот окно, туманное вначале,
Светлеет к вечеру,
И под закатным светом
На чистых стеклах капель рябь горит,
И женщина устало говорит,
Что все пройдет…
Зачем она об этом?

Худые плечи кутает в платок,
Худые пальцы вяжут узелок
За узелком на бахроме послушной…
Глядит в окно: там черных веток сеть
Поймала солнце,
И в широкой луже
Растет багровый реактивный след.

— Устала?
— Нет…
— Не заболела?
— Нет!
— Так что тогда?
— А ты не понимаешь?
Так хрупко все — а малыши растут!
Ответь мне, будет
будущее тут?
Молчишь?..
Молчишь — и глаз не поднимаешь…

У женщины совсем печальный вид.
Она твердит:
— Не остановишь время,
И все-таки, какое это бремя,
Знать, что живешь — а путь назад закрыт…

И женщина застыла у окна.
А в комнате такая тишина,
Что слышно Время: как оно струится
Пронзая нас…
Однажды повторится:
Осенний дождь…
Вечерний свет на лицах,
Осенний дождь…
Промокшая столица,
Осенний дождь…
Клубок с воткнутой спицей,
Осенний дождь…
И тени у окна.



Возвращение

Еще сделаешь шаг — и окажешься в стареньком доме,
Где никто не живет, только старые сказки живут:
Мужичок-с-ноготок улыбнется и спрыгнет с ладони
И Конек-горбунок убежит на свекольное поле, в ботву.

Позови, он придет: еще нет ни кнута, ни уздечки,
Он еще понимает картавую детскую речь…
В доме кто-то вздохнул: домовой притаился за печкой?
Где же бабушка? Сумерки. Надо бы лампу зажечь.

Еще сделаешь шаг — и заря разгорится над лесом.
Дед хрустящую свеклу нарезал уже для ягнят,
Рукавом телогрейки отодвинул, и, скрипнув протезом,
Сел к лежанке и смотрит на быстрые блики огня.

В тишине ошибается бабушка: снова
Окликает меня именами оплаканных братьев отца…
Вскинет руку к глазам и опустит, помедлив немного,
Словно темной ладонью стирает морщины с лица.

Стукнет дверью отец, пламя в лампе взметнется пугливо,
Я услышу, как тихо за речкою песню поют…
Еще сделаешь шаг — и вернешься обратно счастливым!
Я стою… Возле темного дома стою…



Над учебником истории

Я вчитываюсь в старые страницы:
Клубится черный равнодушный дым,
И мечутся испуганные птицы,
И прочь летят над приторным, густым
Тяжелым смрадом тлеющего мяса,
И стонет над пожарищем тоска,
И смотрит с неба волчье око Марса,
И гибель мира кажется близка…

Век? — Век любой!
Страна? — Страна любая!
Но в кратких промежутках между войн
Мысль оживала и росла, живая,
Чтоб снова быть сожженною живой,
Но крохи знаний по сырым подвалам,
По темным скитам, по глухим лесам,
Как искры в пепле, время раздувало —
И угасала вера в чудеса,
И зрела вера в мудрость человечью,
Чтоб вновь погибнуть где-нибудь во мгле…

Так что же, кровь, пожары и увечья —
Лишь перегной, необходимый вечно,
Чтоб вырастало счастье на земле?
Или добро в людских умах и душах
Произрастает только для того,
Чтоб стать добычей тюрем, дыб и пушек?
Лишь кто кого? И больше ничего?



Настала пора

Вот и настала пора оглянуться,
Услышать, как ветер в соломе свистит:
Как ветлы седые над крышами гнутся,
Листва, словно пепел, по небу летит.

Холодным дымком над селом потянуло:
За каждой оградой сжигают ботву.
О мерзлую землю ударившись гулко,
Антоновка что ли скатилась в траву…

За речкой, где лес по холмам разбежался,
Проснется двустволка, и эхо с вершин
Покатится вниз, от воды отражаться,
По бурым кулигам с листвою кружить,

И, может быть, поднятый выстрелом заяц,
Не зная о том, что сезон не настал,
Вдруг сделает свечку и будет, спасаясь,
Метаться, мелькая по голым кустам…

Настала пора…



Собираю грибы…

Собираю грибы…
Здесь лет тридцать назад
Колосилась пшеница…
Здесь когда-то крестьяне
Наделы сдавали в колхоз,
Первый трактор тянул борозду…
А сегодня, как блюдца, скрипицы
На заросших полях,
Между елок и русских берез.
Собираю грибы
(Неужели мне это не снится?)
На заросших лугах,
Что забыли уже про покос.
Что за лихо такое
Цветущую землю накрыло
И заставило нас умирать без борьбы?
Собираю грибы...
Неужели же все это было
Лишь затем, чтоб мы здесь
Собирали грибы?



Осеннее

Пять градусов осеннего тепла...
Обидно мало…
И безумно много!
Обдуло ветром поле и дорогу,
Что через это поле пролегла.

Осенний день...
Под полинялой синью
Уводят вдаль,
Насколько держит взгляд,
Заросшие цветами и полынью
Две колеи — с восхода на закат…

А завтрашний прогноз без изменений:
Такой же обещают день осенний
С такой же полинялой синевой
И солнышком…
Но не над головой,

А в стороне —
И с каждым днем все ниже,
И все прозрачней воздух…
Потому
В его лучах я многое увижу
И многое по-новому пойму…



Сомнение

Не дай мне бог пророком стать:
Я прозреваю суть —
И по ночам не в силах спать,
А днем не в силах путь
Продолжить свой, но не затем,
Что я ленив и слаб,
Иль сладость множества затей
Мне путает дела,
И не затем, что нет пути:
Все есть — и путь, и цель,
Но по нему нельзя идти,
Без веры, что в конце,
В той вожделенной стороне
Ждет путника покой!

Дай бог не быть пророком мне,
Не знать про путь другой...



Мать

Как тихо стало после бури!
На свет закатный из сеней
Она смотрела, глаз не щуря,
И словно видела в огне

Небесном прошлые картины,
И вас — живыми рядом с ней —
Отца и мужа, мать и сына,
Оставшихся на той войне.

Поблекшие глаза слезились,
И дом стоял привычно нем,
Лишь снимки ваши чуть светились
Напротив двери на стене.

И вы, убитые войною,
Прошли безмолвно перед ней
И тихо скрылись за стеною
Иных забот и новых дней,

И ваши горестные тени
Вечерний склон пересекли
И, удлиняясь, постепенно
Втянулись в тень родной земли…



Дорожное

В осенней роще взмахи мокрых крон.
Буксует грузовик в дорожной хляби.
То глохнет вдруг, то взвоет на ухабе,
Заплескивая грязью небосклон.

…А мы клянем начальство и погоду,
Тяжелыми шагами мерим путь,
И рубим ветки, и бросаем в воду,
В размыленную глинистую муть

И снова забираемся в кабину,
И вновь надсадно воет грузовик…
И кажется, вот-вот наступит миг —
И старая не выдержит машина!

…Подрагиваю грозди на рябинах,
Растут следы на колеях кривых,
Ревет мотор, ругаются мужчины…
Все — как тогда,
Лишь нету нас в живых….



Уроки истории

История не учит ничему!
Отлистывай кровавые страницы
И помни о слезинке на реснице
Ребенка в историческом дыму.

Да что в дыму…
В подземном переходе
На коврике, с протянутой рукой!
Неужто грянет снова что-то вроде
Двенадцатидюймовки над рекой?



Ноябрьское

Вот и наше счастливое время пришло,
Не помедлило, не опоздало!
Мы гуляем по улицам мокрым,
Там гаснут кленовые свечи.
Никогда еще с этих деревьев
Листва так не опадала,
Никогда никому
Столько огненных крыльев
Не опускалось на плечи!

Вот и наше... Да что там!..
И вправду — счастливое время,
Время серых дождей и короткой
Пронзительно-ветреной сини,
Ожиданий и встреч...
Закружилась под ветром
Веселая площадь-арена!
Смотрят? Ладно! Какое нам дело?
Бог с ними...

Кто-нибудь, может, вспомнит,
А кто-то возьмет да представит,
Как с ним это было...
Не слушаешь? Правильно, что нам!
Посмотри как церквушка
Отчаянно машет крестами
Вслед густым облакам, голубям
И растрепанным мокрым воронам.
Вот и наше с тобою счастливое...
Что ж неприкаянно кружим?
Нет нам крыши?
Не плачем, пришло оно, не опоздало!
Сносят ветхие здания. Слякоть.
Бульдозер взревет и оглушит:
Никогда так просторно, так шумно
И так хорошо не бывало.

Так бездомно и весело,
Пасмурно, празднично, сыро...
Ветер рвет транспаранты,
Воздушные шарики носит!
Мы сейчас разойдемся
По теплым и тихим квартирам,
Где никто ни о чем
Ни меня ни тебя не спросит.

Утром ветер горсть капель подхватит,
Рассыплет горохом по жести
И еще, и еще...
Тебя звук барабанный разбудит.
Ты подходишь к окну еще сонная,
Теплая... Быть бы нам вместе!
Так и будет. Пришло наше время:
Мы будем!



Что сделалось с миром?

Рассыпалось лето на винтики и шестеренки.
На множество мелких деталей: на лужи и листья
На дождик и тучи, и ветер холодный,
На тысячи мокрых зонтов и на птиц улетевших,
На бурые травы и ярко-зеленую озимь.

Деревья распались на листья и ветки.
Листва улетела, а черные ветви подобны теперь человеческим лицам,
С которых исчезли одна за другой
Любые гримасы, и лишь выражение боли
Осталось качаться, как мокрый, последний...

Что сделалось с миром?
Сквозь пальцы газетные строчки просеиваю,
Пытаясь понять и связать.
Словам, что не значат уже ничего,
Смысл их старый хочу возвратить, но увы!

Что` сделалось с миром?

Возле рта моего мои губы с улыбкой — для старых знакомых,
Мои сжатые губы — для новых знакомых,
Мои губы в ехидной ухмылке — для меня самого,
Мои губы в слезах — для любимой...



Бегство

Все мягче дорога лесная,
Все реже и глуше шаги…
В овраге за стенкой сарая
Туман. И не видно ни зги.

Лишь к пОлудню чуть прояснится,
Деревья обступят забор,
И крик потревоженной птицы
Разбудит неубранный двор.

Похоже, бежали отсюда,
Оставив разбросанный хлам:
Бумагу, осколки посуды,
Какую-то дрянь по углам…

Наверное, час уже прОбил,
Наверное, мы навсегда…
В кадушке у штабеля бревен
Черна под листвою вода.

Давай-ка на бревна присядем
Послушать, как радостен он,
Над облетающим садом
Осенних синиц перезвон,

Посмотрим, как выстлало светом
Зеленый узор на лугу…
Ты, может быть, вспомнишь об этом
Потом, на ходу, на бегу!
С покупками из магазина
В соседний спеша магазин,
Уловишь сквозь запах бензина
Реликтовый запах осин,

И вспомнишь мой взгляд и улыбку,
И нежность, смешную уже,
И образ мой, тусклый и зыбкий,
В твоей растворится душе…



Боже, пронеси!

КамАЗ буксует! Брызги до небес,
Дорогу заволакивает дымом…
Шофер устал и смотрит нелюдимо,
Теряя к жизни всякий интерес.

Вскипает дождь на стеклах ветровых,
Дает теченье философским мыслям…
Ошметки грязи шлепают по листьям.
По стеблям отцветающей травы.

Уже неважно: кто, зачем, куда,
Одна забота — выползти на сушу!
Ревет мотор, надсаживая душу!
Над косогором никнут провода.

И грузовик ползет на косогор,
Хотя б на миг страшась остановиться:
Надежда есть, пока движенье длится,
Движенье есть, покуда жив шофер.

По ступицы в расхлябанной грязи
За годом год, дрожа от напряженья,
Мы продолжаем страшное движенье
С одною мыслью: Боже, пронеси!



В поезде

За вагонным стеклом чернота.
Стук колесный в вагоне и тряска.
Разговоров чужих пустота,
Фонарей проплывающих пляска…

Поезд мчит по огромной стране,
Погрузившейся в обморок ночи.
Золотая цепочка огней
По бетонным настилам грохочет,
Рвется эхо с высоких мостов
На просторы дорожных излучин
И зарницы ночных городов
Освещают свинцовые тучи…

Этот путь через ночь, через мрак
В духоте переполненных полок
Вдруг кому-то напомнит барак,
А кому-то казарму напомнит,
Но не делит плацкартный ковчег
Люд российский на «Чистых» и прочих,
Продолжая стремительный бег
В океане разлившейся ночи.

Что осталось на той стороне?
Кто и чем за потери ответит?
Пассажиры забылись во сне,
Что очнуться при солнечном свете.



Куликово Поле

Как дышится спокойно и легко!
В промерзшем поле затвердел проселок —
И каждый след как будто бы присолен
И виден непривычно далеко.

Следы уводят к вековым дубам,
Еще не потерявшим листьев бурых —
Они плывут над краем поля хмурым,
Как медленно клубящийся туман…

Но в тишине, как близкий знак беды,
Закаркал ворон! И в дубраве скрылся,
И свет вечерний в облаках разлился —
И красным цветом вспыхнули следы!

О сколько их! Они проходят вновь —
И красный цвет густеет над Россией,
Как будто бы она вобрать не в силах
Всю, в эту землю пролитую, кровь!

И сразу ненадежным стал покой
Родной земли — не сроком, не итогом,
Лишь отдыхом коротким пред дорогой,
Ведущей бесконечно далеко…

И древняя промерзшая земля,
Присыпанная инеем, как солью,
Отозвалась глухой и долгой болью
За тех, чей свет так обагрил поля.



Проселок

Лес листву золотую растратил,
Выбрел к речке и в полубреду
Смотрит сверху, как мается трактор
На широком осеннем броду.
Тракторист молодой и веселый,
Напевая мотивчик блатной,
Рвет рычаг… и раскисший проселок
Пропадает в дыму за спиной,
И заря разгорается зыбко
На заляпанном грязью стекле!

…Он однажды вспомнит улыбку
Той, что рядом жила на земле,
И сегодня могла б еще рядом…
И прошедшие годы никак
Не заглушат ту давнюю радость —
Молодой колокольчик в висках!

Пусть никто не придет и не спросит,
Вспомнишь, сколько воды утекло,
И увидишь как поздняя осень
Мокрым снегом швыряет в стекло.
Тот притихший лесок на пригорке,
Старый трактор на темном броду,
Запах дыма — и едкий и горький —
В час, как ветер от дома подул…

И ее — молодой и веселой,
И себя разглядишь рядом с ней…
И не страшно, что дымом проселок
Год от года скрывает плотней…



В ноябре

Снежинка растаяла на твоих волосах.
Запотели окна моей комнаты.
Щеки мальчишек раскраснелись, как снегири.

А недавно я видел, как последний лист
Крутился, летел за машиной,
В которой уехала осень...



Первый снежок

Над комьями выстывшей зяби.
Над тушами сытых стогов,
Над миром проселочной хляби,
Над тонким пунктиром столбов,
Над брошенной с лета косилкой,
Над бурым бурьяном межи,
Над кратким покоем российским
Снежок беспокойный кружит.
Метет над гудящим гудроном
И тянется змейками в след
Идущим с уборки колоннам,
И прыгает зайцем в кювет,
Когда заскользит воспаленный
Дрожащих подфарников след...



Подражание

Нам расстаться? Чего же проще!
Расстается с листвою роща,
Расстаются озера с птицами,
Расстаются улыбки с лицами.

Расстаются сады с цветами…
Расстаются уста с устами,
Расстаются глаза и руки —
Им теперь привыкать к разлуке,
В одинокости одинаковой
Дни свои коротать, однако, им…

Расстается зима со снегом,
Расстается заря со светом,
Светом брезжащим, светом белым…
Так душа расстается с телом.



Бабушке

Горьковатый дымок осенний.
Тонкий запах листвы слетевшей.
Жгут ботву во дворах соседних,
Только этот двор — опустевший.

За калиткой, доской подпертой,
Вся полянка в траве гусиной,
Мох растет на ступенях стертых
Дверь затянута паутиной…

В этом доме мне все известно,
На портретах знакомы лица.
Тень узорчатой занавески
Тихо движется по половицам,

Связка писем за темным ликом,
От беды никого не скрывшим…
Я бы сделал дом обелиском
Матерям, детей пережившим!

От беленой, в трещинах, печки
Слабо тянет золой холодной…
Пусто. Прибрано. Как на речке,
Из которой ушли пароходы.

Словно волны, катились годы:
Всколыхнул — и прошел последний…
Как на дно, в дом едва доходят
Голоса со дворов соседних…



Ожидание чуда

Как пусто в поле! Как одиноко…
Солома из распаханной стерни
По ветру вытянулась — и свистит уныло,
И за однообразным гулом ветра
Повсюду слышен этот тихий свист.
И даже на холме у края леса
Он различим в сосновом темном шуме,
Во вздохах вздрагивающих кустов.

И хочется к огню, и костерок неяркий
Уже горит. Шипят и стонут сучья,
И от углей, подернувшихся пеплом,
Исходит благодатное тепло…

Как едок дым осеннего костра!
Он кружит между сосен, вьется,
сползает по кустарнику в овраг
и возвращается…
Есть в дыме что-то
От умного живого существа —
иначе бы зачем он тоже жался
к теплу, как человек или собака?

А мгла уже синеет по холмам,
и лес предчувствует
свой обморок короткий,
в какой всегда впадает перед снегом,
и оттого ему не по себе…
Но все равно — как сень хороша!
…Придешь домой — тебя дочурка спросит:
— Да где ж ты, папка, пропадал так долго?
И глянут из-под светлой челки
доверчивые детские глаза.

А ты ответишь:
— Дожидался маму!
Да что-то наша мама не пришла,
ее, должно быть, что-то задержало…
Но завтра мы ее с тобою встретим…
И девочка доверчиво прижмется
к твоей руке…
И это будет правдой,
хотя и завтра мама не придет.



Для кого пишут стихи

Сытые люди стихов не читают.
Сытые люди предпочитают:
а) Глянцевые журналы;
б) Мыльные сериалы;
в) Прессу желтого цвета;
г) Сами продолжите список этот.

Голодные тоже стихов не читают —
Им не всегда и на хлеб-то хватает…
Тогда для кого же строчки слагают?
Сделал бы вывод, но вывод — пугает…



На треке

Финиш!
Ветер рванул знамена.
Нал трибунами замер свист.
Пара гонщиков
                резко,
                синхронно
С виража бросается вниз,
И, выравниваясь у бровки,
Напряженно и зло дыша,
Пролетает двухсотметровку!
Финиш!
              Ноги дрожат
                И гнутся,
И рефреном стучит в висках:
«Не вернуться в те дни,
Не вернуться,
А победа была близка!»



Прощание с Москвой

Столица, прощай! Уезжаю...
Не все ж по бульварам шататься.
Сегодня ты стала чужая —
Настала пора нам расстаться.

Не вдруг, не вчера изменила...
Смотрела с усмешкой холодной.
Столица, мне весело было —
Я радуюсь чувству свободы!

Я радуюсь чувству печали —
Сегодня мне ясно до боли:
Не так мы с тобой начинали,
И вот, расстаемся с тобою.

Твой голос однажды приснится —
Проснусь, и в бессоннице ночи
Буду листать страницы
Своих ненаписанных строчек...



Бесснежное время

Снега все нету и нету.
Настала глухая пора.
Полоска вечернего света,
Не вспыхнув, истлела вчера.

Утром сквозь облачный морок
Едва проступила заря.
Сеется серая морось
Не с первых ли дней ноября…

Время, как мокрая птица,
Застыло на бурой меже.
Крылья расправить боится,
А может, не хочет уже…



Одиночество

Напротив одиночество живет:
На подоконник каждый вечер
Поставит свечку и зажжет,
И накрывает стол для встречи,

И ждет того, кто не придет.
Напротив одиночество живет.

За озаренной шторой контур зыбкий
Струится, как под рябью водяной:
Не угадать ни взгляда, ни улыбки,
Ни жеста или тени за спиной,

Тем более, понять, кого зовет…
Напротив одиночество живет.

Из ночи в ночь: окно, свеча за шторой,
Бессильные попытки прекратить
Бессмысленный кошмар его повторов…
Не обойти. Не скрыться. Не избыть.



Вспомни!

«…Серебристые башни.
Синева. Облака.
В небе крылышком машет
Песня жаворонка.
Над просторною пашней
Гонит пыль ветерок.
Тянет гарью и кашкой
С деревенских дорог.
Вот ленивое стадо,
Вот пастух на коне…»

— Слушай, память, не надо,
Не подсказывай мне,
Что прочитано было
В сотне книжек стихов!

«…Солнце низкое било
В стекла грузовиков,
И кривилась дорога,
Провожая меня
От родного порога
До чужого огня…»

— Слушай, память, ты лучше
Вспомни дом над рекой,
Вспомни небо над лужей,
Леденец за щекой,
Просто вспомни!
А лучше —
Вспомни за упокой…



Памяти Николая Рубцова

На туманных лугах
Под лучом предзакатного солнца
Отдыхают стога,
Словно позднее стадо пасется.
Свет смятенных небес,
Потемневших в предчувствии снежном,
Отразили в себе
Два разъезженных следа тележных.

Две кривых колеи.
Красный отсвет осенней воды.
Колокольня пустая вдали,
Ощущение близкой беды…

Не прибавилось изб незабитых,
А прибавилось тихих могил…
Написали:
«Что ж, — мол, — забыл ты?»
Он действительно что-то забыл!
Что-то, что этому ветру и тучам,
И старому небу сродни:
Детскую веру, что все будет лучше,
Нежели в прошлые дни.

Ведь обязательно все будет лучше!
Только б не стало село это глуше,
Только б не стала река эта уже,
Только б не стали леса эти суше,
Нежели были они!

Гаснут закатные отблески в луже,
Скоро в воде отразятся огни.



«Терпи!»

Мальчишка приходил на стадион
И торопливо шнуровал шиповки,
И замирал на старте стометровки
Под гул трибун и щелканье знамен…

На финише сводило болью ноги —
Умру, казалось, если шевельну…
А тренер выговаривал мне строго:
«Не выложился ты, не дотянул!»

И я, разбитый, уходил домой,
А завтра вновь на финишном отрезке
Я отставал, и строгий тренер мой
Кричал: «Терпи!..» — и отдалялся резко,
И уменьшался где-то за спиной….

И я терпел, выкладывался, падал,
Учился шум трибун не замечать.
Была за это мне одна награда:
Наука все победе отдавать.

...Как странно все перевернуться может:
Я снова у дорожки беговой —
С пустых трибун лишь ветер бьет в ладоши
И треплет синеву над головой,

И поднимает ворохи бумаги,
Как стаю белых-белых голубей,
И, сам не веря собственной отваге,
Мальчишка начинает свой забег.

Не знает, сколько волевых попыток
Ему придется выдержать теперь…
И я кричу устало и сердито,
Чтоб он терпел…



Возим зерно

Отчаянно пылил колхозный «газик»!
Нас в кузове мотало и трясло,
В линялой майке шо`фер наш чумазый
Кричал нам что-то весело и зло —
Не разобрать за рокотом мотора!..
Пугая сонных кур и петухов
Полуторка влетала на пригорок,
И воздух был прохладный и тугой.
И наши шаровары пузырились
И вдоль дороги плыли облака.
Под стертые протекторы ложились
Две колеи, ведущие к «СК»*,
Он целил в нас брезентовой трубою…
Как пахнет обмолоченная рожь,
Когда идет (а небо голубое!)
Сухой и частый, колкий желтый дождь!..
Какое было солнце,
                детство,
                лето,
Зеленая грушовка за плетнем…
Как день за днем входило в нас все это!
И как теперь
                уходит
                день за днем…

* «СК» — самоходный комбайн



В пути

Дорога уходит на запад.
На Западе жить хорошо:
Свобода и денежный запах,
И каждый вопрос там решен.

Дорога приходит с востока.
Роскошный и нищий Восток:
Прекрасна там жизнь, но жестока...
Но там, говорят, наш исток.

Дорога идет по России.
С ухаба идет на ухаб.
Здесь пышный Восток обессилел,
Здесь Запад надменный ослаб.

Трясемся, а все-таки катим.
Россия от века в пути...
И пляшем, и плачем, и платим,
И верим, что все впереди!