Выставка художника Менделя Горшмана. Секс в СССР

     На фото обложка каталога «Выставка произведений художников М. Аксельрода, 
И. Горшмана, А. Лабаса, А. Тенеты, Г. Шульца», издательство «Советский художник», Москва, 1966.
     На обложке интересующий нас художник М. Х. Горшман обозначен как И. Горшман.

     *
Жил художник натощак,
он всю жизнь писал полотна,
по субботам кушал плотно,
а по будням кое-как…
     А по будням кое-как...
     *
     Москва, 1966 год. Немолодой уже Мендел Хаимович Горшман, тесть Иннокентия Смоктуновского, получил наконец-то разрешение на свою первую персональную выставку. На самом деле выставка была не совсем персональной, пятеро художников одновременно демонстрировали свои произведения. Но, и на том спасибо! Однако идиотизм советской системы был неисчерпаем, как воды мирового океана. При подготовке каталога, некий А-02864, запретил упоминать в тексте имя и отчество художника.      
     Не только цензоры, следящие за печатным словом, скрывались в той стране под безликими номерами. Воинские части и гражданские предприятия, заключенные в каторжных лагерях и многочисленные управления кгб, научно-исследовательские институты и их отделы, и даже целые города реально существующие, но не обозначенные на карте для того, чтобы ввести в заблуждение возможного противника, шифровались, маскировались и прятались под хитрыми буковками и цифирками.
     Оказалось, что первого художника упомянутого в каталоге зовут Меер Моисеевич. Один Меер Моисеевич – это еще, куда ни шло, а два – уже недопустимая для власти тенденция. В результате четыре участники выставки были поименованы, а наш добрый знакомый обозначен в тексте каталога, как Горшман М. Х.
     *               
     Цензор позвонил в издательство. "Ты шо, вашу мать, Израиль разводите! – забасил он в трубку. – Ты мне этот Израиль прекратите немедленно!"
     Лицо слушающего заведующего по цвету стало напоминать флаг страны, в которой ему когда-то не повезло родиться, но которой он должен был еще служить и служить.
     "Ты зачем там Василий Иваныч партией посажен?" – угрожающе скрежетал звонящий. При слове "посажен" заведующий, в семье которого были "незаконно репрессированные и посмертно реабилитированные", содрогнулся, схватился за сердце и немедленно вызвал подчиненную.
     "Ты что, твою мать, – багровея, заорал он, едва та переступила порог, – Израиль развела!" "Какой Израиль?" – испугано спросила женщина. "Ну, с этим твоим Горшманом-шморшманом! Ты мне глазки-то не опускай! Напутала – значит, виновата, ошиблась – исправляй! На, возьми!"
     "А ведь он, гад, и уволить может, – трясущимися губами шептала сотрудница, выйдя в коридор. – И на работу нигде не возьмут!" Проревев с полчаса в туалете, униженная и оскорбленная, она вернулась к своему столу и под насмешливые, и все понимающие взгляды других дам, стала вносить в текст заказанные изменения. "И никакого я Израиля не разводила, – успокаивала она себя, – просто имя у художника редкое. А Израиль тут не при чем". В результате всех этих треволнений, слез и переживаний, когда каталог уже был отпечатан и поступил в продажу, обнаружилось, что на обложке черным по синему красуется "Художник И. Горшман".
     Сотрудница издательства пять лет проучившаяся в университете получала пятнадцать долларов в месяц. Но лишиться этих денег… "Да атомная война и то лучше, – в отчаянии размышляла она. – Ну, сбросят бомбу, и что будет? Да ничего не будет. Совсем ничего! А уж без зарплаты я точно пропаду". Но начальник в этот раз ее не бранил, а был настроен весьма доброжелательно. "Здорово ты его отделала! – посмеялся он. – Молодец! Пусть подергается, попереживает. Вижу, что ты работница исполнительная. Нам такие кадры нужны".
     "Ты до которого часа сегодня работаешь?" – вдруг спросил он. "Я как все до пяти", – ответила подчиненная. "Ты сегодня подзадержись, а часиков в семь ко мне зайди. Разговор у меня к тебе есть". "Хорошо, я подойду", – зардевшись, еле слышно согласилась женщина.*
     *
     Через одиннадцать лет, под присмотром очередного занумерованного товарища, состоялась, к сожалению, уже посмертная, выставка известного и признанного мастера графики Горшмана Михаила Ефимовича. Против изменения своего имени художник, по объективным причинам, возразить ничего не мог.
     Мы были рождены, чтоб Кафку сделать былью.
     И сделали!
     *
Он в музеях, тот чудак.
Я хожу смотреть полотна.
По субботам ем я плотно,
а по будням кое-как…
        А он в музеях, тот чудак.
        Ведь вот в музеях тот чудак...

    ***
    *Отрывок, начинающийся со слов "Цензор позвонил в издательство…", является вымыслом автора и писательницы Ширы Горшман. Он не имеет никакого отношения к издательству "Советский художник" и его уважаемым сотрудникам.
 
     Из книги А. Фильцера «Еврейские художники в Советском Союзе: 1939—1991. Из собрания Музея современного еврейского искусства в Москве», Иерусалим, 2008.