Конкордатс 6

Глава 6

Где пиршество или застолье, там обязательно монах или священник.
Сицилийская поговорка.

- Я слыхал это ваше недавно, - проговорил монах, зорко взглянув на Иманэ из-под надвинутого на лоб капюшона и тут же пригасив взгляд.
- Ты слышал?
- Да, мы с Сущим бываем у вас иногда. Я слышал, как звучит эта огненная миниатюрка в звуке.
- Не знала, что вы заходите к нам. Приятно удивил, - откликнулась она с почтением. Голос ее замер на мгновенье, и Конкордатсу показалось, что она сейчас добавит "отче". Но нет, пауза так и осталась незаполненной. Разговор этот ему не нравился. Во-первых, потому что монах, слишком выразительно молчавший до этого, заговорил со столь же выразительной интонацией, с которой имели право говорить лишь люди значительные, то есть признанные таковыми обществом, в данном же случае Конкордатсу, вообще недоверчивому к авторитетам и имевшему слабость к их низвержению, почудилось явное самозванство. Во-вторых, не понравилось то, что Иманэ всем своим видом, всем поведением вдруг начала демонстрировать перед монахом свою незначительность. Это было по сути неверно, и потому выглядело неискренне, хотя, - и в том сомнения не было - говорилось и делалось от души. В-третьих, ему не нравилось то, что такое ее поведение вдохновляло монаха на демонстрацию своей особенности.
- Почему не заходим? Удивлен твоими словами, - отвечал монах, - если ничего не говорим, то, значит, и не заходим? - В голосе его прозвучало недоумение, и ясно было, что удивлялся он ее непониманию той простой истины, что его смиренность в некоторых случаях даже превосходит его незаурядность. Не потому, что незаурядность мала, а потому, что смирение, порожденное тяжкой духовной работой, достигло в его душе колоссальных размеров.
- Мне казалось, что тебе неинтересны мои работы, - оправдалась Иманэ. - Я так думала, но это никак не влияло на моё к тебе отношение. За критику я всегда благодарна, а вот с "доброжелателями" труднее... Как различать доброжелательных и доброжелателей? Они бывают так похожи...
- В этом-то и вся сложность, - произнес святой отец значимо, интонацией подготавливая свою собеседницу и всех, кто внимал ему в тот момент, а таковых собралось немало, к тому, что сейчас прозвучит мудрое слово. И все напряженно вслушались. - Самое выдающееся достижение дьявола состоит в том, что он заставил поверить всех в свое несуществование. Здесь мы видим то же самое.
Конкордатс хмыкнул, не уловив аналогии. Мудреный выходил разговор.
- Емкая аналогия, - поспешила согласиться со святым отцом Иманэ. И тут же добавила комплимент собеседнику, умалив свои достоинства, - не думала об этом в таком ракурсе.
Конкордатсу очень хотелось влезть в этот разговор, однако повода не представлялось. Святой отец не грубил, не вымогал, он говорил то, что хотел сказать сам и то, что хотела услышать Иманэ. Монах уже заслужил хорошую оплеуху, интересно было бы посмотреть, как будет он выглядеть, когда вслед за клобуком слетит с него спесь. А Иманэ... Странно, насколько она не знала себя. Во всем, что она делала: в манере держаться, говорить, слушать сквозила особая, неосознаваемая ею одаренность. И главный ее талант - был талант общения, талант сопричастности к происходящему, к потребности примерить на себя все боли мира.
- Ты и сама попыталась прекратить этот разговор, - бубнил меж тем монах с назидательно-одобряющей интонацией, - я видел. Но, как всегда, слишком мягко, чтобы вдруг случайно не обидеть "сирых и убогих"...Говорят, "не суди..." и я не берусь судить. И обижать не люблю. - Он помолчал, и вдруг добавил неизвестно зачем: "Но когда нападают - яростно защищаюсь". - Но тут же подпустил толику смирения в фразу: "Если успеваю".
Конкордатс понял смысл этой тирады. Монах, признав в нем - Конкордатсе - соперника, объяснял Иманэ почему он не пришел к ней на помощь, когда она в том нуждалась, и как относится он к тем лицемерам и выскочкам, которые, рядясь в одежды доброжелателей, на самом деле вынашивая дьявольские замыслы.
Монах побормотал еще немного, явно красуясь и поворачиваясь к собеседнице то так, то этак, чтобы она могла лучше рассмотреть его добродетели, и Иманэ почти с восторгом любовалась ими.
Наверное, надо было пропустить выпад взревновавшего святоши мимо ушей, однако земные привычки взяли верх, и Конкордатс с той почтительностью, к которой привык общаться с людьми, которых собирался отправить к праотцам, обратился к монаху:
- Сударь, - он специально применил здесь обращение, неприменимое к духовным лицам, - осмелюсь просить разъяснения. Вы сейчас так мудро и глубокомысленно разобрали ситуацию, сложившуюся накануне в неком доме, объяснив истоки и побудительные мотивы случившегося, обрисовав в общих чертах людей благородных и мудрых, а также тех, кто, пользуясь благосклонностью и долготерпением хозяйки, приносит ей огорчения и душевные страдания. Не могли бы вы уточнить, к какой из групп, по вашему мнению, относится ваш покорный слуга Конкордатс, и к какой вы относите себя? - И смиренно склонил голову в ожидании ответа.
- Я не стану отвечу вам, - отозвался монах голосом полным ехидного смирения, - не обижайтесь. Во всяком случае, здесь. Может быть где-нибудь и когда-нибудь. Тем более, что мое предназначение требует мне удалиться для беседы с высшими сферами. Он не спеша повернулся и пошел к выходу, преисполненный понимания своей особой значимости.
- Сдается мне, мосье Конкордатс, что их бесподобие нажило себе сегодня смертельного врага, - послышалось сзади.
Конкордатс повернул голову и увидел на уровне своего плеча крупную светло-коричневую лысину, перетекающую в широкий крепкий лоб, надвинутый на твердое, словно выструганное из хорошо просушенного дуба, лицо. Голова была плотно втиснута в покатые мясистые плечи. За правым ухом у говорившего белела большая с заранее примятым мундштуком папиросина. Как Конкордатс, никогда не видавший курительных принадлежностей, догадался, что это папироса, он и сам не смог бы объяснить.
- Ерофеич, сегодня ты что-то замешкался. Самое интересное закончилось до твоего прихода, – улыбнулась Иманэ.
- Вижу, что тут и без меня нашлось кому выправить ранжир. А я всегда тебе говорил, что рыцарские качества присущи не только отставникам. Здравствуй, Кон… Кор… Код… - Ерофеич энергично шевелил бровями, губами и даже пальцами, делая вид, что вспоминает заковыристое имя.
- Конкордатс – подсказала Иманэ. – А я вот теперь выговорю это имя легко и с удовольствием.
- Ну да, Конкордатс! Теперь и я вспомнил. Я рад тебя видеть, рыцарь!
Конкордатс сдержанно кивнул в ответ. Стиль общения с отставником следовало обдумать.
- Иманэ, - переключился отставник на хозяйку, - ты не спросила у пастыря, почему он сегодня без планки? Вы, верно, не знаете, - повернулся он к Конкордатсу, не дожидаясь ответа от девушки, - но гражданин монах всюду ходит с измерительной планкой. Она ему нужна, чтобы замерять уровни талантов. Но вот досада, он никого не знакомит с результатами своих промеров.
- Ах, Ерофеич, - откликнулась Иманэ и посмотрела на него ласковым взглядом. - Ты опять бурчишь!
- Как это грустно, - вздохнул Ерофеич, - получать такой взгляд, как вознаграждение за выслугу лет. Будь я молод и красив, мне не просто было бы заслужить его, а так мне его даруют как компенсацию за утраченные возможности... 
- Вы ведь не станете враждовать со святым отцом? - улыбаясь, обратилась Иманэ меж тем к Конкордатсу. Но это была уже совсем другая улыбка - дружески сердечная.
- Кони с козлами не враждуют, - ответил Конкордатс по-солдатски грубо. Он был недоволен тем, что был оставлен монахом по сути дела в дураках, и что посторонние поняли это.
- Кони? - переспросила Иманэ с живым интересом, - какие кони?
- Такие, как я, - отвечал Конкордатс, - друзья называют меня Кони. Сокращенно от полного моего имени - Конкордатс.
- Можно и я буду так вас называть? - И улыбнувшись в ответ на его поклон, добавила, - как жаль, но я должна вас оставить. 
- Хороший дом, светлый, - сказал Ерофеич, когда Иманэ, увлекаемая кем-то из гостей, покинула их, - один недостаток - нечего выпить, кроме того кваса, который катает в бочонке этот нечистый! - Он ткнул пальцем в темно-красного чертенка. - А вот у Ерофеича на усадьбе совсем другой расклад: может быть, у него не так культурно, зато всегда есть, что выпить настоящему мужчине. Я вас приглашаю к себе, сэр! Или сударь?
- Как вам будет угодно!
- Я так понимаю, что это "да". Тогда пошли. Здесь сегодня ничего интересного больше не случится.
Но до усадьбы Ерофеича Конкордатсу в тот день добраться было не суждено. Как только они вышли за калитку, украшенную шаловливыми купидонами, горячий ветер шибанул Конкордатсу в лицо, и он замер, приготовившись воплотить Сущего. Ерофеич все понял, развел руками и, проговорив: "Святое дело! Ну, что ж, тогда в следующий раз", - быстро пошел прочь.
Конкордатс еще некоторое время видел его квадратную спину. Потом, ощутив слабость в ногах, нащупал рукой опору - ею оказалась металлическая стойка ворот - и оперся на нее. Правый Амур, забыв про яблоко, сочувственно смотрел на него. Левый ехидно щурился. Вспышка ударила в глаза Конкордатсу, мир стал стремительно меркнуть. Он, конечно, не решился бы подтвердить это под присягой, но ему в тот момент показалось, что в руках у малыша больше нет стрелы...