Свобода мустафа ганижев

...      СВОБОДА            Мустафа Ганижев
   / посвящаю Николаю Бердяеву/

/ Дух есть свобода,
и свобода есть дух!/ Николай Бердяев
Вся жизнь прошла, кусано в рот удило,
что вкус железо родил дух - оппонент.
Он лягал, как старый мерин в свой момент,
когда в душе с тоской в лоске рябило.

Трудно не понять мир в грехе, коль с Богом.
начать, думать о весне, не вспоминать.
В разлуке с любовью горестно вздыхать,
за новый мир думать и сохнуть доком.

Его звали все мудрецом свободы,
он больше всех страдал за людскую ложь.
При том, не был дока на других похож,
Только думал рьяно, все свои годы.

В какой-то год - черносотенный иерарх,
сказал про него, - он пленник свободы,
оттого Николай ровнял бороды,
касаясь на новую мысль на размах.

Он рыцарем изошел от свободы,
где и духом она родительница.
Так помолится он - свята Троица,
свобода его бытие охоты.

Место бытие его воля к жизни,
в основу мудрости и без гордости,
не подобный он, на док без вольности,
творившие невидаль к роду басни.

Такая особая форма - дар Бога,
без трензелей на губах, видеть свой мир.
Такая планида - радость весь кумир,
в свободе тайна скрыта - мир до знака.

2

Понять бытие с парадного хода,
к экзистенции Бог взалкал свободы,
оттого придёт несчастье на годы -
свобода в начале и с конца брода.

В сущности, вся жизнь с неё пошла мудрость,
что чаял особь - свободу оживлять,
дополнять и усовершенствовать,
любя Бога и народ, забыв гордость.

Коль у одних особые взгляды,
то у Бердяева свои принципы,
Бог присутствовал духу светом лампы,
Он действовал на всех через свободы.

Не всем в свободе быть сакрализована,
чтобы ложные святости полнить быль.
Свобода, свобода, лишь не в глаза пыль,
не всем быть десакарализована!

Гений знал, что он есть эмансипатор,
потому он чувствовал на страх и риск,
кто первый и последний стал на поиск,
становился человеком шифратор.

В Коммуне он не был эмансипатор,
Зато во Христе он счел жизнь в эмфазе,
как прибежище в эмпирей экстаза,
дойти пешком к свободе в нужный сектор.

Еще в кадетах, молодёжные дни,
Николай скакал на коне свободы,
Это и мечта - память на все годы,
что вознесся на небо, толчет камни.

Ох, не любил он связанности рог,
а запрет на бадане была мука,
подлая старость одна, как наука,
грозящая на все виды, что мог.

И всякий раз, кто мог вязать ему рог,
Николаю на рану мог сыпать соль,
это беда, лишавшая воль, как боль,
избавиться хотелось от судорог.

Как трудно было в жизни сказ без родни,
выносить кого и чего, что не раз.

3

Тут можно ждать бурный протест, под экстаз,
Что он не думал волю сжать все дни.

Что можно бы купить с ценой отказа,
от свободы ровно ничего за честь,
он мог, отказаться в жизни, и не счесть,
от всего, во имя долга ни раза.

Свобода, вся жизнь во имя свободы,
кругом в одном, что звался на премудрость,
может еще во имя сил за жалость,
таившее чувство к люду за труды.

/О, Николай, дорогой - русский гений,
читая твоё «Самопознание»,
автор этих стих чувствует усердий,
за наши мысли, схожесть во мнение/.

Он знал смысл жизни в пути трагически,
как свобода вызывает страдание,
отказ от свобод сбавляет мучение,
линяя мысль обзору готически.

Свобода беглая, как думают враги,
порочат дьяволы ее горестно,
хоть она тяжелое бремя честно,
бездушная скорбь, разумом так нага.

Для неё хватает жалкий бич думу,
с ней, правда, дольняя да гонение,
попадешь в простор травля за мнение,
и столпишься камнем о камень к тому.

А свобода затронет не каждого,
пастись рабам от жезла самовластья,
у всех спилены рога до несчастья,
нетленная жертва во славу того.

Свободе мерзко, что в дни смирения,
ползучая надменность, что травила,
забудешь милых дней, святая сила,
молился Николай с Христом рвения.

Люди отрекаются от свободы,
так свободно, чтобы себя облегчить,
Здесь он заодно с Достоевским почтить,
весь грядущий мир с Богом природы.

4

В молодости он «вольный сын эфира»,
и всем не угодит, он не сын земли,
не рожден он от массы, стихии ли,
что произошёл от вольного мира.

Потому он был вольный сын эфира,
понимать легкость духа, что по доли.
Но свобода случалась с трудом к роли,
что причинял ему боль дух вампира.

Поэт сказал всем для души и тела:
«Что свобода привела к распутью в час,
когда сон отделялся от мысли сказ,
к утру место сердце - пухом по белила.

У Бердяева был свой взгляд утверждать,
что взор из свободы и после неё -
есть опыт свободы; тем не менее,
как опыт свободы - главный опыт знать.

Не свобода есть создание нужды,
а в нужде создание воли в ведды,
как знамо направления свободы,
с необходимостью, как не однажды.

Для доки не была иной истины,
как от свободы и через свободы,
сотворённый мир ему вне породы,
не понимая страдать, плачь у стены.

Суровая грусть придавала лицу,
гордую значимость, что с миром в себе,
где дело революция с ним в обе,
случись, как потеря свободы чтецу.

Вера в небесное очертание,
знаменье сквозь земные колебания,
он кистью волшебной вне собрания,
выносил свой вердикт за желание.

Слово Свобода с ним не в смысле школьном,
что «свобода воли» видя глубже,
в метафизическом смысле понеже,
Бердяевской экзистенции в полном.

Истина мог родить ему свободу,
через свободу постигать истину.

5

Не это ль его гений воистину,
что мир становился просто по ходу.

В изначальности через «не-себя*»,
вне производности свободы своей я,
выражалась, что он понять «не-себя»,
сделав это «не-себя» смыслом своего я,
видя в него свою свободу любя.

Потому для него есть две свободы,
о чем он много писал дух ввергая,
самим был, оцененный путь, все зная,
положительно на всю жизнь и годы.

Но в той жизни была злая сторона -
разрыв, отчужденность и даже вражда,
ведь свобода могла пойти, как жажда,
сталкиваясь с любовью, порой она.

Николай вопреки всему мнению,
мнил о свободе аристократично,
что не просто и не демократично,
что массы не любят свободу с ленью.

Для гения понятно, вся, эта форма,
где революционный мир вне свободы,
хоть молвить обо всем былом с природы,
и не всегда категорична норма.

Свобода была ему до опыта,
Что извечно без приобретения,
в его жизни без остатков мнения,
совладевший он с собой, сего быта.

Так угасали дни, уносясь с судьбой,
а свобода гнала тройку лихую,
любомудр, как Сократ длил, мысль тихую,
где день угасший взмолился собой.

А духи все выли, как ветры в степи,
похожие все на свободу в груди,
что подталкивали его в путь дойти,
для встречи визави свободой в пути.

Зачем дух воешь ватером по-волчьи,
коль ищешь свободу для себя, как тень?
Хоть молчит лунное сиянье, что лень,
где его мудрость найдет веру отчий.
«не-себя»*- правильнее «не-я»

6

Идея свободу ему была ближе,
где не принимал навязку с силою,
хоть совершенством не вносила долю,
цель свободы ради свободы тоже.

Все людское он вмял через свободу,
через пытки свободы быть подольше,
от правды до свободы ему ближе,
как рожденный гений в свободном году.

Со смыслом грехопадения притом,
где к вечеру сближал к венку мотылёк,
помня всю жизнь с первых шагов, как знаток,
не признавал авторитет в мире там.

Битва святостям и авторитетам,
всему даже религиозной жизни,
что служить, он не готов по боязни,
с тошнотою, с болезнью к дифирамбам.

Не клониться высокому начальству,
его желание, как слепок к бюсту,
тихим зефиром по лицу шелесту,
играла мысль о свободе к празднеству.

Коль ему дарил свой венец природа,
сиять в мечте любимого поэта,
тени тучные раздражали света,
Бердяев Николай не падал с рода.

Он себя не мнил профессором, доком,
ему не нужен ни престиж, ни святость,
смех без гарей и печали на радость,
за томно-нежную музу всем роком.

А свою мысль он воспринимал часто,
как впервые рожденная в свободе,
старые мысли вечные в природе,
дарившие традицию все просто.

Это не значит, что он не поклонник,
великих мужей, Сократа познавать,
при том остаться самим собой пристать,
на золотокудрые речи в праздник.

Николай выдавал той мыслью себя,
где приобретал умственные толчки, -

7

он многим был обязан без палочки,
учителям, писателям век трубя.

К тому он обязан мировым людям,
что по духу с ним был все время близок,
тень тучная раздражала дух как мог,
Чтобы интеллект приходил по годам.

Вся эта жизнь - свобода по эмпирей,
у доки на готическом черпаке,
как в сладком младенчестве в своем марке,
свобода раздвигала ему морей.

Он сам утверждал не раз за себя,
что он самый странный лик на свете,
Бердяев не рвал уз в авторитете,
потому что он их не имел хотя.

Но были мыслители в его время,
пытавшие его любовь к свободе,
и подтверждали ее рост в нем везде,
помогали за нее в нем под темя.

В нем вырос весь рост, особый мир в моде,
с огромным значением в граде божьем,
где душа садилась свободе ложем,
в Поэме о Великом Ироде*.

Так стена выросла к предписаниям,
где мораль в одном и свобода в другом,
бороться за жизнь двуручную кругом,
железный мир в драже к обнищаниям.

Другой момент был для вдохновения,
когда свободой тешился Николай,
его гладила мудрость Канта, признай,
с чудом не топиться от забвения.

А труды Канта были, как свобода -
философия духа всей свободы,
ему остаться, алкать их в те годы,
чтобы Ибсен стал поддержкой прихода.

В нем была сильная воля к свободе,
залечивать все раны от неправды,
в службе добродетелям все награды,
отсеялся судьбе Бердяев везде.
Поэма о Великом Ироде*- «Поэма о Великом Инквизиторе»

8

все баталии с людьми происходили,
на поле брани свободой отмечать,
когда свобода для дорогих зачать,
с мольбой у Бога, чтоб полюбили.

Вот из любимой книги Бердяева,
которую он прочел после своей же,
нашел в ней прямо о свободе то же,
«Пеги, солдат свободы», что для нрава.

« Мы из тех же вольнодумцев из братства,
что нам и не нужна никакая власть».
Эта мысль из книги «Для меня» в напасть,
она дышит впрямь свободе для родства.

Эта фраза не диктовка доктрины,
а плод психологии в Пегий-человек -
сказал обо всей жизни, знать свой век,
где человек стал праведный без вины.

Анархизм - его с тайной привязанность,
Он во всем не недуг и не крушитель,
что не любит легкий путь, не хулитель,
он на позитивной ступне не властность.

У Пеги, самая значимая страсть,
сила притяжения влечет его
к принципу свободы и того всего,
не открыта жажда на колени пасть.

Неподчиняемость тем парадоксам
в принятья им одно содержания,
есть внутренне выбор принуждения,
как свободно избранного к потокам.

Вещали о какой-то партии Пеги:
вся партия, в которой он был бы один.
Николай не видел в ней, кто был един -
членом, с кем не разорвал бы связь в стеги.

Смешной бунтарь, он еретик, готовый -
перенести над собой груз опеку,
из инстинкта с гордости он токовый,
что он добивается власти в кругу.

Как гражданин он не щит капитализма,
да и государство ему не в расход,

9

он ругающий революционер тот,
не может терпеть сказки социализма.

К метафизике он не притыкался,
как мыслитель и умная партия,
у него на груди своя хартия,
в улыбке он дорогим всем казался.

Отказ от любой земной силы в палец,
влечет его к Богу - при условии,
что этот Бог - тоже свободолюбец,
почти анархист понять в насилии.

«Спасение, которое не было бы свободным
и не исходило бы от человека свободного,
ничего не сказало бы нам» - говорит Бог итого -
Пеги в «Невинных святых» по сложению узнанным.

Род представлялся ему всегда врагом,
потребителем страсти не к свободе,
оставался чувством уличать везде,
Ко всему жизнь была вся, в мире таком.

«Род» был порядок необходимости,
а не свободы - находить истину,
В этом борьба за свободу в метину,
в борьбе против людей родовой власти.

Для его мыслей было очень важно,
плыть против, рождения и творчества,
свобода, личность, творчество для родства,
лежали в основу его мира страшно.

Но взведенная борьба за свободу,
у него началась в дальнейшей жизни,
порвав связь с высшим светом без болезни,
вступив в мир революционный в правду.

Бердяев начал борьбу за свободу
в самой революционной вселенной,
с марксистской интеллигенцией тронной,
но пшик в уме, гадать, не стал он с ходу.

Он прежде срока понял марксизм в делах,
как не любят в меру в ней всю свободу,
что пафос ее в ином, менять правду,
по-настоящему жить в своих правах.

10

В марксизме крылись элементы страсти,
приводившие в стезю деспотизма,
в той жизни он видел без романтизма,
сражения общества и личности.

В бытности он потерял немало сил,
борясь с обществом интеллектуалов,
где мешало ему искать мудрых слов,
без утайки, так не стать никому мил.

Споры социализма и свободы,
очень жгуче им переживались,
что в молодости минутами знались,
смертельной тоской от спор в те годы.

Он видел лживые аргументы:
либералов, индивидуалистов,
против движения социалистов,
считая ложь, их защита свободы.

Бердяев в то же время знал чувственно,
как социализм, приняв разный смысл,
в борьбе с отжившим миром прибрав жезл,
мог истребить свободу, приближённо.

И мир, придя от него к тирании
в духе Великого Инквизитора,
лишался к прогрессу ориентира,
что терялся душа, жить в горении.

Его предчувствия скоро сбылись,
как бытие его, что в нем вселилось,
побеждая его, оно калилось,
на спокойном огне страсти прижились.

Ой, бедный гений в признаке немощи,
ты оставался в плену коварных дней,
от не забыто-загадочных страстей,
ковался одинокий дух твой тощий.

Тогда уже он боролся с властностью,
во имя свободы мни и творчества,
все перепроверять вне отечества,
судьбе родился он в дни с известностью.

Спорить ему случалось во всех средах,
где разные идеи выдвигались,

11

век идти против течения кажись,
Такова его болезнь в одних бедах.

Сколько жизнь ему несла груз горести,
читать и слышать всей Руси повидки,
где души не дремали от напасти,
противный мир, его свободе пытки.

Рвение к свободе с жаждой муки,
всякий подбор по «вере», как идея,
посягала она, воли, радея,
угрожая задавить личность в неги.

Когда духовный мир привел его
в близкий контакт с миром православным,
то он ощутил ту тоску, из всего,
которую ощущал в высшем свете.

А революции, как покуситься,
но тут та же тема укоренялась,
на большой глубине она ставилась,
при единстве, с творчеством не ужиться.

Его несогласье с большевиками,
ввергло к его высылке из России,
где он мог оставаться тем же в смеси,
не мирясь, как люди жили веками.

В эмиграции винили свободу,
так же, как и в мире - русский коммунизм,
но он имел больше права по ходу,
она зиждилась в правах на деспотизм.

После мировой войны - новый подход
в понятиях мира - новые люди,
что и не любили свободу кстати,
вцепляясь за авторитет на весь род.

Эх, правда, пыточная под батогами,
тебя превозносили под линьками!
Подлинная, правда, за бражниками,
правда, подноготная, гвоздь под ногами.

Правда, кто валялся на траве, на брёвнах,
храп во все носовые завертки прочь,
кому смех, круто посоленная речь,
свобода, никого не трогала в ранах.

12

«Я одинок в любви аристократа
в свободной оценке всего начало,
на всю жизнь, хоть мама меня встречала,
я не видел в любви с ядом Сократа».

Он не видел каплю любви к той свободе,
ни от старой и новой власти спроста,
ни от коммуниста, ни от фашиста,
ни в историческом православном труде.

Вся масса в группах враждебна к свободе,
как организованное общество
во вред свободе, где личность не существо,
ложно по форме сознанию вроде.

Личность, сознававшая свою ценность
и свою первородную свободу
остается одной с людьми в неверность,
перед ходом истории за правду.

От век мещанства под демократии,
он теснит свободу и мертвит личность,
живя, он исказит мысли в беспечность,
в процессах истории без братии.

Все так не просто пожить со свободой,
хотя с ней мыслиться так динамично,
она противница покою вечно,
с ней останется человек с наградой.

Жить только для себя не значит жить
без нужды в успех, пропадешь один,
где свобода не сродни стать господин,
со свободой людям забыть его вид.

Есть диалектика свободы с судьбой,
для мира и личности в лик приводя.
Свобода прирастет на пути прямой,
что переходит в антитезу, судя.

Искание истины вне свободы,
потому что свободы нет от труда;
а истина в ней ведет до абсурда,
тот блажен и несчастен от свободы.