Одиночество мустафа ганижев
(поэма посвящена Н. Бердяеву)
Чуждость и общность – главное
в человеческой экзистенции,
Где вокруг неё в слово равное
есть духовность для сентенции.
Возникает вопрос: как преодолеть
чуждость и отдаления?
Вера есть близость Бога – гореть
близко, перед силой веления.
Николай не чувствовал себя
частью объективного мира,
Занимающих сфер в нем дробя
место всего близость пира.
Своим ядром он износился
болел, хворал вне будущей сути,
Лишь на краю он соприкасался
с тем миром, окраинной плоти.
Неукроенность в мире по мысли
он и называл объективным,
Есть глубочайшая основа
из его мироощущения.
С детства Николай жил в мире
непохожий на других – притворным,
Участвовал он в жизни по мере
в охвате среды был ровным.
1
С защитой от мира, он охранял
свою свободу от всего,
Как выразитель восстания
личности против рода строго.
В чем ему чуждо величие,
как хватка в победе к итогу,
С детства он, как страсть в приличие
читал много романов, что к слогу.
Это, лишь укрепляло чувство
жить в мире своем в одном слухе,
Видеть героев эпох родства
были чем реальными в духе.
Чем у людей окружающих,
что не видели они на смех,
Жизнь и одиночество в первых
это особость с видами грех.
В детстве у Коли была кукла,
рисовавшая офицера,
Он снабдил ее духом бегло
качествами, что для примера.
Это сказочное творчество
близко к духу, где вера была,
«Война и мир» давал ему братство
кукла «Андрей» жизнью стала.
Она перешла в Андрея вся
первым шагом его творчества,
Так получалось творения,
им биография существа.
Она наяву была реальной,
более чем желание,
Когда и более разумной,
чем его друзья по корпусу.
Жизнь по себе не была лицом
в воображениях и думах,
Он убеждался в поле чистом
есть один из путей в прорывах;
Из ложного мира в мир иной,
что не в умах, что граде божьем,
Кто будит в себе образ порой,
чем иной мир, став блюдолизом.
Николай не имел слабых чувств
видеть всю реальность, что ни есть,
Видеть из гадкой реалии свойств,
храня достоинство и честь.
Он испытал не столь нереальность,
сколько чуждость всего и тем,
Из реального мира чуждость,
живя в иллюзорном мире всем.
2
Если духовный мир мудреца
наименуют, как романтизм,
То, кто пассивен не для словца
активно-агрессивный веризм.
Он слишком воспринимал свой мир,
окружающий, как реализм,
Реализм не далекий придир
с ним, не оправдательный папизм.
Затем сознательно мудростью,
поняв, что происходит в меру,
Отчуждение изнутри частью,
природы, видел исток в веру.
Рабства не хотел он видеть,
потому всегда сопротивлялся,
Отчуждение в разряд хотеть,
что не хотел остаться на своем.
Чувствовал он себя существом,
из «мира всего» из дорогих,
Не приспособленный он при том,
не думал, что он лучше других.
Людей вкорененных в мир,
думал он, что хуже их всему,
Бердяев чуял чуждость в копир
к той среде в чувствах ко всякому.
Так, всякого направления,
партии и категории.
Вся участь бога веления,
познать мир свой, что априори.
Он отметал среднеобщее
состояние, что в картинках,
Чувством чуждости подчиняющее
страдание его в горестях.
Видя собрание людей,
Будило в Николая событие,
И события жизни, верней
вставало чуждость в нем бытие.
По сути, он отсутствовал, коль
бывал, активным раскрытием,
Но, чуждость, порой не была столь
равнодушна вся у него тем.
У Бердяева слишком мало
бездушия, что б он опоздал,
Он очень мало общественный –
даже был «человек пас», кто знал.
По характеру он – феодал,
сидевший в своем замке один,
С поднятым мостом не знать скандал,
любящий всех и вас – господин!
3
Он общался многими в рвения,
И много был в социальном,
Он недруг уединения,
общаться на языке родном.
Контакты с людьми в нем будила
мысль главная, что обостряла,
Николай – спорщик! Спору мала,
ложь от истины различала.
Внешне он часто бывал слишком
не таким, каким был на деле,
Он имел лицо в свете защитном
своего мира с маской в теле,
Он не трогал чужие мнения,
а себя кое-когда в пример –
Живой он в беседах прения,
Могли люди назвать оратор.
Для кривды он бывал чуждым,
И враждебный он по степени,
В нем вся скромность тем бережным
и сдержанность во мнении.
В чем он был в одиночестве,
прямо в обществе, в общении –
Бердяев скромненький в родстве,
князь чести, долга и желании.
Он единил одиночество
с социальностью в видении,
Одинокая созерцательство
дало прав в вожделении.
Случай с Бердяевым был самый
тяжелый от одиночества,
Проблемы общины, все важны,
что вызывали страсти братства.
Вместе с тем высокий порядок
в общинах был чужд, как старчество,
В марксистских кружках, что из сводок,
в юности он был активный то?
Приходил из другого мира
и уходил он, сам в другой мир,
Что не достигал по сути то,
чтобы было ему в душе пир.
В нем нет, то, что из столпов общества,
солидность всегда из основ взыщи!
Два главных типа людей меньшинства:
тип ладный и неладный в мир крыши.
Бердяев был в дисгармонии,
второму типу с миром Кривдой,
Эта мучительная не лада
между «Я» и «не-Я» грех с правдой.
4
От неготовности прижиться,
вследствие скрытности к чему,
И иметь способность стариться
внешнему виду неровно тому –
Что было внутри него самого
к своей же верности, честности,
Наверное, мнение с первого
было удачным всем в частности.
Коль мнение было без пользы,
что он ослеп, трагично ему,
Где его друзья юности музы,
любящие звали к тому:
«Любимец женщин и богов», !!!
что льстиво являло его тип,
Так значило счастье его,
легкий поли любви свой скрип.
К тому он был трудный образ,
когда переживал ужасно.
Мук одиночества делает
человека больным страшно.
Он был несчастный и одинок,
это не почтительно носит
Как неприятие с остаток
было же судьбе, как и стоит.
Когда сознание пробудилось
развился что-то глубокое,
От обыденности отвернулось,
от жизни, от себя всякое.
Человек в значительной части,
это его жизнь не гладкая,
Как обыденность слов повести,
что была «Де Ман» вещь падкая.
Человека отстранял его быт
к чему он стремился всегда,
За обыденный мир он не был сыт
ввиду слабого роста с хода.
Слабость его с одной стороны
честолюбие другое ровно
Стали базой с духом вороны:
бездушие, эгоизм кровно.
Бездушие и чуждость мира,
потенция в деле и слабость –
При трудностях одолеть сфера,
занять нужное место, как гость.
Равнодушие ко многому,
хоть он был не такой человек,
Оценки людей стали ему
оцарапать, лишь мало кож рук.
5
И, лишь оболочки души
задели бы его любови бег,
Порой восторгались им в гущи,
кажись, предатели метут снег.
Не любил он: «мнение свое»
и светское общество тоже;
Где зиждились язвы от сбоя,
гуляло братство без бога же.
Интеллигенция, марксисты,
писаки, церковные круги –
За балаган духа под мосты,
где рылся червь и серы слуги.
Никак Бердяев не был готов,
хитрить и пристроиться в ряды,
Он находил себя с первых слов
в оппозиции и вне гряды;
Отстаивал свою свободу,
обманывал ожидания
Свои и чужие выгоды,
и на чистом факте прения.
Где рассчитывали все в кругах,
что он будет их же человек;
Так ему удавалось в бегах
понять, как мир пошлый стал навек.
Бердяев был ничьим – собственным,
своих искания, лишь истин;
Что давал ему духом известным
разрыв с реалией быть честен.
Была и дурная сторонка,
как слабость его без стремнины,
Он чувствовал в себя изнанка
к миру разгульному в быстрины.
К его участью в мир далекий,
где посторонний не сливался,
Никак он не чувствовал близкий
восторг, с лицом известным звался.
Бердяев испытывал не раз
экстаз разрыва и мятежа,
Не поддаваясь тем заразе,
коллективной, хотя хорошей.
В экстаз его водил не бытие,
а свобода от старания;
Это определял тип не всуе,
его миросозерцания.
Но Он не совсем свой солипсист,
что направлен он в иной русло;
Себе он бывал трансцендентист,
что его к нему всегда влекло.
6
При всем в себе он не погружен,
не занят анализом в данность;
Дух его, не преодолим сон,
как одиночество и странность.
Одиночество мучительно,
ему одному не одолеть;
Иногда оно радовало,
как возврат из чужого заметь –
В свой родной мир, и этот мир был
не Он, чтобы в нем казнить всего;
Он, непонятный себе бывал
чужим, постылым от своего.
В Бердяеве есть то, что ближе
ему, чем Он сам, как и тайна;
Тайну трогали, свету мужи:
Августин и Паскаль исправно.
У него с детства было чувство
сильное, признания в запал;
Что не знал Он от рефлексии,
как в жизни ему поднять бокал.
Юнцом Николай чувствовал:
философом и профессором;
Хотя он не имел шанс в навал
малой карьеры, сбыться с хором.
Он не любил сословья мужей,
и не видел роль профессора;
Отца в роли не было вообще –
роль чиновника, офицера.
Его стезя мудреца и вся,
помогло образованию;
Всего субъективного не зря,
в мир, который он же ставил –
Сравнивал с реальным миром все,
своим видением, что славил.
Иногда ему кажись абсурд,
что не вступит в объективный мир;
Что затруднить, выразить себя –
напряженность чувства всего «Я»;
Он не находил слова «любя»
И своего мира в этом «Я».
Всегда кажись Коли менее
интересным мир, это «не-Я»;
Он знавал мир «не-Я», вернее
прирастал к нему, открыв голову.
Вскрывая мир, как свой внутренний,
как составной из всего – «мой Я»;
Он в сути то мог, понять в черни
Канта и Гегеля от себя.
7
Раскрыв в себе мир мысли строго,
тот же, что у Канта, Гегеля –
Бердяев не выдал нового,
погружаясь в объект с профиля,
Узнал лишь себя, сомнения,
«лишь себе» есть погружение
В субъект, как мир познания,
без всякого – отчуждение.
Может быть, именно результат
этих свойств ему казалось все,
Что его плохо понимают,
не разумея главного, мсье!
Никогда он не мог показать
в себе все, то, как бы виделось –
Свои мысли он мог высказать,
но всего чувство не имелось.
Выражать свои чувства мешали,
еще стыдливость, именно вот.
Стыдливость, а не застенчивость –
трудность в интимном вздохе полет;
Гораздо легче говорилось
в среде, среди тысячи охот.
С глазу на глаз носился душой,
одиночество без решения;
Оно попахивало драмой,
и, как личная трагедия.
В жизни он кажись без лиризма,
к полету без света ясного;
Внутренне он ряд эскапизма,
был из чувства жалостливого.
Все, это выносил он плохо
выраженных чувств пиетизма
Стали слышны ему на ухо,
не находя родство комизма.
На деле он нуждался коим,
в близких людей, что действительно,
Бывал он обязанным им многим,
что жил он думам нереально.
В духовном плане хоть был один,
«не-Я» даже социальной среде –
Он не добивался ничто с тын,
огородить свою жизнь везде.
Он не искал успех, что иметь,
он от него не отвернулся –
Ему удавался всегда, сметь,
каких-либо выгод случался.
Он не шевельнет, хотя пальцем
для достижения всей цели;
8
К людям он терпелив, как с венцом,
хоть не туда его завели.
Он был не терпимый, когда
касался тема его борьбы,
Его беспокоило всегда
о развитии мира в себе;
В нужном экстериоризации,
что действие вовне обращено –
За этим познать в интеграции
с новыми фактами, что сведено.
Вместе с тем он сознавал за честь,
неудача действие от себя;
У него большая потребность
по славу в мире себялюбе.
Если он не реализовал
всегда, себя в писании то;
У Бердяева был бы разрыв
кровеносных сосудов чисто.
В творческом акте он не думал
о себя, как его воспримут;
Всеми чувствами он полагал,
что за истиной стоит примат.
Понять его одиночество,
как бы он никого не любил –
Никому он не обязан в шефство,
и благодарности не молвил.
На том не решался для него
метафизическая тема;
Тема одиночества с чего,
хоть трагизм не выразишь – схема?
Выход не был к счастью – показать
в эсхатологическом конце;
Кто может больше-меньше все знать?
Трудно, теперь что добавить к сказанному,
Философом мною уважаемым.
Бердяев не мог ранить совесть по всему,
Боясь Бога и людей, став совестливым.
Что написано мною о философе,
То эти мысли Бердяева о себе.
Его жизнь походит, здесь в мою жизнь – в беге,
Как мне не понять личность, он в моей торбе?
Как не уважать мудрого и бедного?
Бердяев угодник Бога и совести.
Коль он не имел человека близкого,
Так, он пронес, знамя величия и чести!
9
Свидетельство о публикации №121091702440