9. Бом бом бом

Бом… бом… бом…   
На сей раз удары были похожи на призыв вечевого колокола.
Матвей в испуге открыл глаза, глянул на циферблат и вскочил, как ошпаренный. Через час репетиция, а он абсолютно не готов. Внимательно оглядел комнату. Всё было на своём привычном месте. Подошёл к зеркалу. На него воспалённым взглядом уставился субъект. Волосы  всклокочены.
— Что это было? — спросил Спиридонов.
Чёрное отражение, ни на секунду не задумываясь, ответило:
— «Месяц умер, синеет в окошко рассвет. Ах, ты ночь! Что ты, ночь, наковеркала? Я в цилиндре стою. Никого со мной нет. Я один… и — разбитое зеркало…»
— Нашло время лирикой заниматься, — отмахнулся Матвей. — Стакан чая, бутерброд и — в театр. Чую, не сносить мне головы. Ничего не надумал.
8. Нет слов
Режиссёр внимательно посмотрел на Матвея и произнёс, сочувственно улыбаясь:
—Чёрный человек опять посетил вас нынче ночью? Задушевно побеседовали?
— Задушевно, — сомнамбулически ответил Спиридонов. — Вы о чём?
— Ни о чём, — простодушно ответил постановщик. — Чувствуется, что вы приходите подготовленным к репетиции. Так держать.
— Дежавю… — прошептал Спиридонов. — Где-то я подобное слышал. Или читал. Всё у меня в голове смешалось. Не роль, а букет загадок.
— Не расслабляйтесь, — подбодрил его Режиссёр. — Сейчас будет сцена с Константином. А Народному артисту палец в рот не клади.
— «Всё верно, — подумал молодой актёр. — Эта сцена в пьесе идёт как раз после бала. Меня должны арестовать. Только не помню, когда мы успели отрепетировать её…»
— Начнём, — предложил Режиссёр.
Народный артист державной поступью прошествовал на площадку. И сразу прозвучал его знаменитый бархатистый баритон:
— Я вызвал вас, Лунин, чтобы сообщить...
— Стоп! — прозвучал голос Режиссёра — Хочу заметить, что Константин царственная особа, а не секретарь райкома, не передовик производства, приехавший на полевой стан, чтобы научить трудящихся уму-разуму.
Народный артист побагровел.
— Что-то не так?!
— Пока не так только то, что я вам высказал. Посудите сами. Михаил Сергеевич ходит в любимцах у властителя Польши. Он — его доверенное лицо. Если быть до конца последовательным, он один из немногих, а может быть, единственный приближённый, которому Константин доверяет. Речь идёт об аресте близкого ему человека. Тем более, приказ отдан его нелюбимым братом. Начнём сначала.
— Я вызвал вас, Лунин, чтобы сообщить...
Матвей, увидав нахмуренные брови Режиссёра, поспешил прийти на помощь партнёру, на ходу придумав реплику:
— Благодарю, Ваше высочество, я догадываюсь…
Народный артист оценил жест товарища. Это настроило его на нужный лад.
Всё ж таки он действительно был звездой на провинциальном небосклоне.
— Хотя я не имею права рассказывать вам об этом, но моя убеждённость в вашей непричастности... — Константин на мгновение задумался и предупреждающе произнёс: — Короче, Лунин, ваше имя было упомянуто мятежниками... точнее, одним из самых отъявленных. И обвинение выдвинуто самое серьезное. Вас обвиняют в замысле цареубийства брата моего, Государя Николая.
— Отлично… — прошептал Режиссёр.
— Я знаю, — спокойно ответил Лунин.
— Я не любил Александра, я не люблю Николая, — через силу произнёс Константин, — но я уверен, обвинение против вас ложно. Зная ваш характер, известную склонность к острословию... могу предположить, что у вас сорвалось с языка нечто подобнее. Мало ли, что мы говорим... — кисло усмехнулся он.
Лунин стоял с непроницаемым лицом.
— Вот, например, когда брат мой Александр был императором, чего мы только с братом Николаем про него ни говорили. Мне кажется... ни для кого не секрет, что между мною и братом… впрочем, сейчас это неважно. А важно то, что некоторые лица, зная, что вы близки ко мне, желают притянуть вас к делу. Охотников заниматься этим при дворе достаточно. Николаю сие только в радость. — Он помолчал, а потом проговорил: — Вы, кажется, хотели поехать поохотиться.
— Смею доложить, — поклонился Лунин, — я уже отохотился. И охоты «охотиться» более не имею.
«Как у них всё слаженно идёт, — подумалось Режиссёру. — Я целый спич произнёс, по глазам Народного артиста видел, ему мои замечания — кость в горле. А Спиридонов деликатненько пришёл  на подмогу, и всё образовалось само собой. Не зря к молодому дарованию по ночам Чёрный человек заглядывает».
— Тогда я скажу все до конца, — перейдя на официоз, заявил Константин. — Приехал фельдъегерь из Петербурга с приказом о вашем аресте.
Лунин улыбнулся краешком губ.
— Я не люблю эту вашу улыбку, Лунин, — досадливо процедил Константин.
— У меня лишь одна просьба, — вытянулся во фрунт Михаил Сергеевич, — не арестовывать меня тотчас. Опустить под честное слово до завтрашнего утра. Оружие я сдам немедля.
— Хорошо, Лунин, — облегчённо выдохнул Константин. — А насчет оружия… не спешите.
Лунин отдал честь, чётко развернулся и вышел из зала.
— Зря надеялся, — с сожалением произнёс Константин, — что он воспользуется моим предложением. Эх, Лунин, Лунин... если вас не повесят — это будет чудо.
— Нет слов! — восторженно воскликнул Режиссёр. — Простите за оценку вашей работы, но, право слово, талант не пропьёшь. И всё-таки, пройдём эту сцену ещё раз.
***
После репетиции Заслуженный артист перехватил Спиридонова в гардеробной.
— Можно тебя на пару слов?
— Извини, тороплюсь. Два занятия пропустил в школьном драмкружке. Выгонят, что называется, без выходного пособия. А без посланного богом довеска к зарплате не протяну. А если и протяну, то только ноги.
Он поспешил к выходу.
— Матвей, — окликнул его именитый коллега, — я же сказал, на два слова. Не по-товарищески это.
— Слушаю, — притормозил Спиридонов.
— Я оценил, как лихо прошла у тебя сцена с Народным светилом. Хотел попросить, давай пройдём нашу сцену допроса до завтрашней репетиции. Я её столько дома талдычил и всё без толку. Проиграем вдвоём, завтра на площадке легче будет.
— Я бы рад…
— Понятно, кружок — это святое, — торопливо перебил Заслуженный. — Могу обождать. Потом рванём ко мне, попьём чайку, развеем тоску и пробежимся по тексту.
Матвей заколебался…
— Договорились? — проситель протянул было руку, но Спиридонов отрицательно качнул головой:
— Выдохся я за эти дни. Не будет от нашей пробежки толку. Хочешь, встретимся за час до репетиции. А сейчас извини, мой автобус на горизонте. Побёг я.