My suicide your homicide

Думала, я не умер?
Но крошечный люггер
в горизонте потерялся давно.
У нас даже места нет, как Брюгге,
чтоб залечь там на дно.
 
Горло режет швартов,
в кружке играет Шато,
и разорванный еле колышится парус.
Чтобы уйти - мне пару шагов,
а я всё равно возвращаюсь.

И следами от Яка,
брошенным якорем,
в облаке кокаином я рисую тюрьму.
Лишь метафизикой объясняется зодиакова
мерзкое стремление обезличить июнь.

Босх!
Ха-ха!
Бог,
Брейгель,
как горящая ведьма,
в воображении моём Циммера бит.
Думала, избавился от видений?
Думала,
само-стоятелен?
Я само-убит!

Думала, само-копателен,
само-спасателен,
само-уничтожателен, но всё ещё твёрд.
Любящей ладошкой голодающей матери
награждённый пощёчиной сумочный вор

в улицах витиеватых,
вновь виноватый
скрылся - и будь-то хитёр.
Это всё записал на лавке поддатый
бородатый пожилой репортёр.

My suicide
your homicide,
и насрать, что ты утверждаешь обратное.
Именно тот случай, когда хоть спасай-
не спасай, а спасти невозможно солдата!

И поэтому выстрелом,
подыхающей истиной
телом я падаю на истлевший алтарь;






но я всё ещё (!) в силах на издыхании выстрадать
графоманскую и бездарную исповедь
на пустой и сырой календарь.