Сжатие космической пружины

у  каждого  две  жизни  и  одно  лицо,
одна  длинна,  всю  не  запомнить,
другая  –  короткая,  никому  не  нужна,
из  сна  она, 
и  сыпью  лезет  втереться  в  кожу,

обезумевших  криком  сияния  севера
плыть,  казнить  себя  в  отражениях  рек,
прислоняться  к  чему  то  особенному,
мелодию  сломанную  казнить,
и  было  больно  рот  открывать, 
и  от  страсти  слова  кривило,
крысы  пытались  душу  жрать  почти  открыто…

а  кровь  вставала  дыбом  от  безразличия  вен,
из  общей  системы  вырвали  клок  заношенной  судьбы,
так  много  новых  ног  на  старых  следах  пыли,
того  и  гляди,  разбитая  скрипка  ноты  свои  без  смычка  найдёт,
крысы  пролезут  с  глаз  долой,
поползёт  усталость  на  мокрый  свет,
темнота  сбреет  голову  под  стрижку  ню,
с  кем  останется  тот,  кто  разбил  мелодию…

а   длинная  жизнь  током  бьёт,
лакает  птичий  полёт, 
помётом  метит,
мерцает  и  тухнет,  нравится,  не  нравится,
то  зовёт  с  собой  в  боль,  то  боль  отдаёт,
из  глаз  вырывает  тень  по  всем  правилам  неухоженного  асфальта,
сиротеет  в  пятнах  размытой  любви,
откуда  пришли  дороги,  остались  собаки,
а   собаки  живут,  лишь,  обнажая  клыки…

мелодия  сломана,   выдумана,  но  она  моя,
в  том  саду,  что  выцвел  под  самое  дно,
из  меньшего  выбрали  большее,  от  ран  листопада
поверхность  хрустального  хруста  треснула  летаргическим  сном,
заболотилась  нежность  в  объятьях  трясины,
так  пусто  стало,  темно  и…   кровь,
потекла  красками  на  картины,
для  которых   сломалась  мелодия  на  любовь…