Ледовое побоище. 1242 г

ВОИНСКАЯ СЛАВА РОССИИ.


I.
Тевтонский орден вновь разросся.
Он, став сильней, в мечтах вознёсся,
В необозримые просторы,
Куда доходят только взоры,
Отважных праведных мужей,
Что видят дальше, чем миряне,
И оттого способны сами,
Однажды, верный выбрав путь,
Им следовать, и не свернуть,
Презрев опасность и угрозы.
Ведь это им в итоге: розы,
Девичьи ласки, поцелуи,
Крестьяне, верные холуи,
Меха, и серебро, и злато...
Всё, чем земля вокруг богата,
Достанется по-праву сильных.
Пусть не твердят речей умильных,
Они по-поводу и без...
За ними острых копий лес.
За ними крестоносцев сила,
Что, уж, не раз врагов разила.
Угодно всё сие ему -
Господу Богу самому!

Тевтоны к Богу не роптали.
Они и так в себя вобрали,
"Добринский" орден, "Меченосцев",
И земли этих крестоносцев,
По всей Ливонии, и тут,
Они ещё земель найдут.
Уже удачно захватили,
И под себя поработили,
Вожан весьма богатый край,
Который будто двери в рай,
Открывшись, уж, торит им там,
Дорогу к русским городам.
Захвачены Изборск, Копорье,
Позарились на Холмогорье.
Чрез подкуп одолели Псков,
Оставив много русских вдов.
Чего бы Новгород не взять?
Ведь до него рукой подать!
Всего каких-то тридцать вёрст!
"Хлеб не успеет зачерстветь,
Как мы им сможем овладеть!"

II.
Когда тевтоны под стенами,
Посадские бояре сами,
Чтоб Новгород не потерять,
Собрались князя умолять,
Что во Владимире сидит,
И стольно там руководит.
Враз делегацию собрали,
Её тот час увещевали,
Как нужно князя умолить,
Чтобы он мог их всех простить,
За тот пресквернейший поступок.
Каких могли б они уступок,
Каких даров пообещать,
Чтоб он прислал скорее рать.

Князь Ярослав послов тех встретил.
На их поклон кивком ответил,
И, паузу держа, молчит...
А у бояр внутрях урчит,
От страха что-то так не к месту,
Как-будто дрожжевого тесту,
Они наелись второпях,
И вот теперь стоят в дверях,
Не зная, право, как им быть?
И, уж, не знают, как сказать?
Как почесть князю оказать?
"Ну, новгородские бояре..."
Промолвил князь, язвя, в ударе:
"...Зачем на этот раз явились?
Зачем помпезно облачились?
Ну, говорите же скорей...
А коль слов нет, то до дверей,
Пожаловать быстрей извольте".
"Да, что же ты Великий князь..."
Промолвил, до полу склонясь,
Средь них боярин самый старший,
Что звался Власий, в миру - Гарший.
"...Пришли к тебе мы с челобитной,
То не от жизни праздной, сытной.
Тевтон на Новгород идёт.
Не устоит наш град. Падёт.
Вот, молим у тебя защиты.
Разбить тевтонцев, помоги ты!"
"Ишь, как вы ласково запели,
Как-будто слышу птичьи трели..."
Нахмурил княже брови грозно.
Добавил тут же он серьёзно:
"Я в прошлый раз защиту дал,
А, что в итоге увидал?
Сын Александр сбил спесь со шведу.
Добыл вам славную победу!
А вы его взашей прогнали.
Да, вы мне в душу наплевали!
Теперь же снова ждёте рать,
Что вас отправлю защищать!?"
"Ну, полно, князь, чего гневишься?!
Не, уж-то, и поныне злишься?
С тех пор минула пара лет.
Обиды той, уж, сгинул след.
Ну, не серчай, Великий князь,
Ведь мы и день, и ночь молясь,
Искупим свой прискорбный грех,
Здоровья выпросим для всех,
Твоих сынов и для тебя.
Ты только защити, любя,
Наш Новгород и Русь Святую,
А мы тебе, уж, дань такую,
Всем миром дружно соберём.
Клянусь, вот, как пред алтарём!"

Смягчившись княже Ярослав,
Вновь свою мудрость доказав,
Сменил на милость лютый гнев,
Уже сообразить успев,
Как славу ратную добыть:
"Что ж, значит, так тому и быть!
На помощь к вам я рать отправлю,
И вновь, не сам её возглавлю.
Мой сын Андрей её ведёт.
Такой вам княжич подойдёт?"
Но тут взмолилися бояре.
Все пали ниц, и враз в угаре,
Челами рьяно об пол бьют,
И жалостливо слёзы льют.
Бояре, быстро осмелев,
И стыд, и робость одолев,
Кричат, вопят единогласно,
Взывая к князю громогласно:
"Пошли к нам рать, но не с Андреем.
Просить, конечно, мы не смеем,
Но только, князь, нас не губи,
А правым делом помоги.
Второго сына к нам пошли.
Мы в нём заступника нашли!
Для нас, с тех самых невских дней,
Лишь Александр всех милей!
Его простой поддержит люд.
С ним кого хошь они побьют!"

Князь Ярослав, послав литвина,
Велит, позвать второго сына.
Отца привыкши уважать,
Он не заставил себя ждать.
Обширна князева светлица.
Вошёл, изволил поклониться.
Князь Александр перед отцом,
Встал. Раньше был юнцом,
А ныне муж почтенный, славный.
Он ныне воевода главный.
Ему слегка за двадцать лет.
Его, уж, знает Белый Свет.
Прекрасный лик его сияет.
Во всех надежду он вселяет,
Своей уверенностью, статью,
Но больше Божьей благодатью,
Что на него сошла с небес,
Придав ему немалый "вес".
Зарос окладной бородой,
Лишь только голос молодой,
Звучащий твёрдо и красиво,
Под стать ему. Он сам на диво,
Прекрасен. Мудростью пленяет,
Людей к себе располагает.

"Ты звал к себе меня, отец?"
Промолвил бравый молодец.
"Здесь, Александр, такое дело..."
Князь Ярослав сказал несмело.
"...На Новгород опять беда,
Надвинулася, как всегда.
Опять немчины там "шалят".
Пасть ниц пред ними всем велят.
Ждут, когда Новгород склонится,
Но не должно того случиться!
Под игом их который год,
Страдая, стонет наш народ.
Пора ту весь освободить,
И Новгород ослабонить,
От всех немчиновых угроз,
Что хуже суховейных гроз,
Что тщатся колос с стебля сбить,
И урожай наш погубить.
Нам север нужно отстоять.
Немчинов прыть навек унять.
Я верю в благостный исход...
Прикрой же, выступив в поход,
Руси Великой рубежи.
Коль сможешь, милость окажи,
А не захочешь на войну,
Я твой отказ, мой сын, пойму.
Изгнаньем их ты был унижен,
И потому теперь обижен.
Но, коль смирить способен гнев,
За Русь Святую порадев,
Я благодарен, сыне, буду.
Сие потомки не забудут!..."
"Нисколько, князь мой, не сумняшась,
Ремнём немедля подпояшась,
Я выступить готов в поход.
Я тоже в благостный исход,
Его, как ты, безмерно верю.
Пора вернуть сию потерю,
Земель и русских городов,
Что под немчином столь годов,
Безмерно стонут и молят.
Прогнать немчинов прочь велят.
За Новгород мне не впервой...
Ввяжусь я в сей кровавый бой.
На них, конечно, есть обида,
Но не подам ни разу вида,
И слова даже не скажу.
Я ратной славой докажу,
Свою любовь к земле родной,
И ради лишь неё одной,
Очищу вновь от супостата.
Пусть эта клятва будет свята!
Что до бояр тех новгородских,
И их делах предюже скотских,
Не вправе, князь, судить их я.
Пусть будет Бог им всем судья!"

III.
На севере Руси весна,
Не так чудесна и красна,
Как где-то в южной полосе,
Где на речной уже косе,
Растаял, потемневший снег,
Где вод речных усилив бег,
Несёт со льдинами поток,
Забытый кем-то там пруток.
На севере Руси весна,
Едва восстала ото сна,
И всё не можется решить:
Пора ли мир растормошить?!
Или продолжить сладко спать?
Уж, слишком хороша кровать,
Которую стелИт зима.
Ведь рукодельница сама,
Просторы эти снеговые,
Словно перины пуховые,
Уложила здесь в тишине,
Чтоб крепче в них спалось весне.
Вот оттого здесь сутки тает,
А следом трое заметает,
Всё талое под слоем снега,
Чтоб не кончалась долго нега.
Чтоб всё ждало приход весны,
А та б дремала, видя сны,
И не спешила приходить.
Пусть спит, к чему её будить?!

А Александр со дружиной,
Идёт в поход, чтобы с вражиной,
Тевтонской люто разобраться.
А для сего им расстараться,
Придётся, силу приложив.
Ведь кто-то голову сложив,
Домой, уж, больше не вернётся.
В объятья жён не окунётся.
Детей на руки не возьмёт,
К себе их больше не прижмёт.

Едва поднялися на взгорье,
Решив атаковать Копорье,
И тут же штурмом взяли крепость.
Тевтоны выбиты. Нелепость,
Такого горе-пораженья,
И бегство, и финал сраженья,
Тевтонам сложно осознать.
Как так, смогла легко прогнать,
Их с завоёванных земель,
Каких-то воинов артель?
Что навалилась, не спросясь,
Что тёмной тучей вознесясь,
Метелью словно, налетела,
И быстро разгромить сумела.
Князь Александр вновь прославил!
В Капорье русский стяг поставил.
Он всех изменников казнил,
А люд чесной освободил.

Взяв передышку в десять дней,
Чтоб подлечить людей, коней,
Дождался, с Богом, подкрепленья,
Которое для усиленья,
Ему отец родной прислал.
Удачи ратной пожелал.
Пришёл с подмогой брат Андрей,
Что со дружиною своей,
Привёл, чтоб немца легче брать,
Владимиро-суздальскую рать.
Продолжив северный поход,
Князь Александр в бой ведёт,
Разросшееся войско русов.
В нём нет предателей и трусов.
Здесь каждый воин точно знает,
За что в сраженьях проливает,
Он кровь удалую свою;
За что падёт в лихом бою,
На то коль будет Божья воля.
Ведь такова служивых доля:
Всем насмерть на земле стоять,
И край родной оборонять!
В сражении ожесточённом,
Всем своим воинством сплочённым,
Руси вернули город Псков,
Что русским был с покон веков.
Тевтоны, быстро отступая,
Всё позади себя сжигая,
Пытаясь мощный натиск сбить,
И поскорей остановить,
Могучих княжичей полки,
Что били их то тут, то там,
И шли за ними по-пятам,
В епископстве укрылись Дерптском.
Мечтая о возмездье дерзком,
Решив, дать главное сраженье,
В котором только пораженье,
На войско русское падёт,
И с поля боя их сметёт,
Как ветра сильного порыв,
Сдувая с одиноких ив,
Всю пожелтевшую листву,
Уносит в далей синеву,
И, разметавши по-краям,
Гуляет вольно по полям.

IV.
За Дерпта мощными стенами,
Где неусыпными постами,
Посменно стражники стоят,
И днём, и ночью зорко бдят,
Чтоб не случилось нападенья,
На им подвластные владенья,
Чтоб вражье войско незаметно,
Не обошло, иначе тщетно,
Всё будет, окажись они,
В тисках коварной западни.

В большом пустом унылом зале,
Где слуги по-трое связали,
Все рукояти факелов,
Чтоб осветить унылый кров,
В обители, где сокровенно,
Держась учтиво, но надменно,
Беседуют, уединясь,
Лэндмейстер и церковный князь.
Лэндмейстер Ордена Тевтонов,
Привыкший избегать препонов,
Коварством, кумовством и лестью,
Свободно торговавший честью,
Что был когда-то комтур Риги.
Сменил забот своих вериги,
На титул более чем лестный:
Ведь он теперь - властитель местный,
Над всею орденской землёй.
Тевтонов Орден стал семьей,
Для никудышнего вояки,
Но верного, как пёс, служаки.
В австрийской Штирии родившись,
Став рыцарем, остепенившись,
Осуществил карьерный взлёт,
Как-будто сокол свой полёт.

Лэндмейстер Андреас фон Фельвен,
Лицом к огню поворотясь,
К владельцу замка обратясь,
Приблизился и встал к камину.
Грел постепенно руки, спину,
И постоянно вопрошал.
Хозяин замка возражал.
"Как думаешь, епископ Дерптский,
Пойдёт ли русский княжич дерзкий,
В твои обширные края,
Своих бойцов, как пчёл, роя?"
"Да, Александр воин смелый,
Но не настолько очумелый,
Чтоб в нашу вотчину ворваться,
И в схватке с нами здесь тягаться".
"Быть может, стоит заманить,
И, как щенка, здесь удавить?
Ведь стены крепости твоей,
В два раза толще и мощней,
Чем прочие. Пока мы тут,
Нас русы с ходу не возьмут,
А мы их сможем здесь сразить,
И русской кровью всё залить!"
"Лэндмейстер, всякие сраженья,
Несут округе разрушенья.
Я не хочу чтоб эти дали,
Хотя б немного пострадали,
От русских копий и мечей.
Пойми, церковный казначей,
Огромный подсчитав расход,
Восстановить чтоб мой приход,
Немедленно с ума сойдёт,
Иль в пьянство грешное уйдёт.
А, если город пострадает?...
Один Господь лишь только знает,
Сколь средств придётся мне вложить,
Чтоб Божью милость заслужить,
Восстановить прекрасный град.
Разбить еретиков я рад!
Но не такою же ценой?!
Уж, смилуйся, лэндмейстер мой!"
"Чтож ты, Буксгевден, предлагаешь?
Если мой план ты отвергаешь!
Нам нужно с русами сойтись,
И точно здесь не обойтись,
Без генерального сраженья.
Потерпят русы пораженье,
А голову их князя "гут",
Ко мне на блюде принесут".
"Коль Александра голова,
С власами точно полова,
Тебе нужна, так в чём же дело?
Пошли убийц наёмных смело..."
"Увы, не вышло ничего.
Лишили головы его.
Убийцу тот час же казнили,
Как только сговор "раскусили".
Пытались ближних подкупить,
Но проще их самих убить.
Нет, к князю так не подступиться.
Похоже, нам придётся биться".
"Тогда встречайтесь где-то в поле.
Там то-то будет вам раздолье.
"Кабаньей головой" пойдёте,
Вы в пух и прах их разнесёте!"

Дождавшись наконец апреля,
Когда прошла всего неделя,
С начала месяца сего,
Тевтоны все до одного,
Владенья Дерптского епископата,
Чья вотчина была богата,
Покинули, на крест помолясь.
Благословив, церковный князь,
Встал у распахнутых ворот,
Чтоб проводить. Кругом народ,
Следит за воинством крестовым,
Всегда-везде на бой готовым.
Тевтоны конными рядами,
По отработанной годами,
Системе двинулися в путь,
Чтоб войско русских в рог согнуть.
Но стоило им Дерпт оставить,
Стремясь вновь Орден свой прославить,
Лазутчик к князю, уж, спешит.
Легко под ним скакун бежит.
Князь Александр в бой нейдёт.
Лазутчика с известьем ждёт.

V.
Узнав тевтонов направленье,
Навстречу им без промедленья,
Князь уже выступил, и вот,
На них войска свои ведёт.
Холодный ветер в поле свищет,
Как-будто жертву себе ищет,
Чтоб сбить с пути, охолонить,
Затем в снегу похоронить.
Снежинки колкие летят,
По коже царапнуть хотят.
Лишь снег внезапно прекратится,
Он вниз дождём уже стемится,
Упасть и лужами остаться,
Чтоб тяжелей перебираться,
Пришлось и войску, и обозу,
Который вопреки извозу,
Рискуя, всё вперёд тащится.
Бог знает, что в пути случится?!
Но всё ж подводы неустанно,
За войском княжеским идут.
Шатры и провиант везут.
Вот туча с горизонтом слилась.
На небе солнце появилось,
Лучами вешними лаская,
И всё в округе согревая,
Пригрело бережно теплом.
Как стало хорошо кругом!
Оно сияет с небосвода,
И вот, уж, кажется погода,
Установилась потеплей,
Знать, ехать будет веселей.
Князь Александр природе внял.
Коней он с братом поравнял.
Конь под его седлом играет,
А княже брату предлагает:
"Прислушайся ко мне, Андрей,
Давай, умчимся поскорей,
С тобой на много вёрст вперёд,
А войско пусть пока идёт,
Неспешно в прежнем направленьи.
Но нам не стоит в промедленьи,
Беспечно время проводить.
Нас это может погубить.
Огромна у тевтонов сила,
Что уже многих погубила.
Их мощь враги не оценили,
И головы свои сложили.
Под грозным натиском "свиньи",
Не устоять и нам. Вельми,
Нам нужно будет постараться,
И так умно обороняться,
Чтоб их потом атаковать,
Как пыль по полю разметать.
Сейчас для главного сраженья,
Тевтоны приведут в движенье,
Все потаённые резервы.
Они ещё потрепят нервы,
Нам в том решительном бою.
Коль отдадим мы жизнь свою,
Их, не успев остановить,
Они свою проявят прыть.
Известны вражьи устремленья:
Захватят новые селенья.
А там, вложившись в ратный труд,
И до Владимира дойдут.
Не доверяя никому,
Отцу придётся одному,
Непрошеных гостей встречать,
И город с честью защищать.
Чтоб не случилось это худо,
Чтоб не погибло много люда,
Чтобы смогли мы устоять,
Нам хитрость нужно применять.
Возможно силы будут равны,
Бойцы и кони будут справны,
Чтоб нам тевтонов победить,
И ратну славу заслужить,
Нам надобно, мой брат, опять,
Два преимущества сыскать.
С одним вот-вот определюсь.
С тобою сразу поделюсь.
Второе!?... Вижу я решенье,
Лишь в месте, где пройдёт сраженье!
Придётся долго нам скакать,
Чтоб это место отыскать.
Призвав дружинников отряд,
На своё войско бросив взгляд,
Два брата понеслись вперёд,
Искать, где их удача ждёт.

VI.
В ту пору с берега чудского,
Немая времени другого,
Домой неспешно возвращаясь,
И хлебом с салом угощаясь,
Крестьяне местные брели.
Кобылу за собой вели,
Которая тащила воз,
Из веток елей и берёз.
Один крестьянин звался Клим,
Другой, вестимо, был Трофим.
В тулупах, стареньких ушанках,
И в самокатанных пимах,
Залатанных кругом портах,
Они бы так себе брели,
Но вдруг увидели вдали,
Отряд дружинников большой.
"Вон, тот вот в шлеме,знать, старшой..."
Предположил не сразу Клим.
Ему ответствовал Трофим:
"С чего же тот, когда другой?!
Вон, видишь, машет им рукой.
Видать, за что-то наказует,
Аль, может, перстом указует..."
Крестьяне очень удивились,
И тот час же остановились.
Из них не видел ни один,
Чтоб очень знатный господин,
Их захолустье посещал.
Двоих, подавно, не встречал,
Никто из них. Стоят судачат.
Пофыркивает тихо кляча.
"Какой же чёрт в такую рань,
Занёс их в нашу глухомань?"
"Ну, стало быть, дела вестимо,
Иначе бы промчались мимо,
На эдаких лихих конях..."
"Мож, назревает что на днях?
А мы живём себе, не знаем.
Зря, что ли лаптем щи хлебаем?!"
Давай ка подойдём к ним, Клим."
"Полюбопытствуем, Трофим."
Они к отряду побрели,
Кобылу следом повели.

Князь Александр и князь Андрей,
Стоят у берега крутого,
Большого озера Чудского,
И, не сказав пока ни слова,
От долгих поисков печаль,
Тая, взирают в даль.
Глядят окрест по стронам,
Бросая взгляд по валунам,
Что из-под снега тут и там,
На расстоянии видны.
Глядят на берега, утёсы,
На мыс огромный, на откосы:
Круты ль, пологи ль, высоки?
Как близко устьеце реки?
Узрев все острова в округе,
Переглянулись брать-други,
И в нетерпении, скорей,
Уж, вопрошает князь Андрей:
"Что скажешь, брат?
Признайся, рад,
Что после долгого хожденья,
Нашли мы место для сраженья?!"
Князь Александр, улыбнувшись,
Ответил, к брату повернувшись:
"Похоже, так оно и есть..."
"...Я рад, услышать эту весть..."
"Пытаюсь отыскать изъяны,
Но, честно, их не нахожу,
Хоть очень пристально гляжу".
"Бог сие место сотворил,
И нам с тобою подарил.
Как-будто вынес на ладони!
Несли сюда нас сами кони!
Добротней места не сыскать.
С похода здесь поставим рать?!"
"Согласен, посылай гонца,
Да, по смышлёней молодца,
Чтоб быстро рысью он метнулся,
И вместе с войском возвернулся.
Здесь будем лагерь разбивать.
И тех тевтонов поджидать".

Когда гонец, стремглав, умчался,
То с братом взглядом повстречался,
И снова вопрошал Андрей:
"Терзаюсь я в душе своей.
Мы место славное нашли.
Такое, о каком мечтали.
Но успокой мои печали...
Тревожусь, как сюда придут,
В пустыне снежной, как найдут,
Нас нынче рыцари-тевтоны?
Им не взлететь на небосклоны,
Чтоб обозреть отсюда Весь:
Равнины, реки, тот же лес?"
"За это я не беспокоюсь,
Мой брат Андрей.
Тебе откроюсь:
За нами, вот, уж, много дней,
От самых стен, ещё от Пскова,
Скрываясь плохо, бестолково,
(Вестимо, что из местной чуди.
Ах, братец, право, что за люди?!)
Везде лазутчики идут.
Наверняка, тевтонам шлют,
Они частенько донесенья.
Пусть думают, что им везенье,
Сопутствует везде во всём.
Мы своё время подождём.
Пусть думают, что русы глупы,
Не замечают их тулупы,
Что видно даже за версту,
Любому конному посту.
Пусть те лазутчики идут.
Они к нам в руки приведут,
Всех рыцарей-тевтонов разом,
А мы, уж, встретим ту заразу..."

"Коль про лазутчиков ты знаешь,
Зачем удачу проверяешь?
Вдруг планы с местностью поймут,
Тевтонам всё передадут."

"Тебе признаюсь без стесненья,
Имел я те же опасенья.
Они бывали у меня,
И я карил себя, броня,
Но после, поразмыслив здраво,
Я понял, что волнуюсь, право,
Никчёмно, в общем-то напрасно.
Те чуди выполнят прекрасно,
Все порученья. Сообщат,
Тевтонам, где стоит отряд.
Но, чтоб стратегии сей внять...
Им не дано её понять.
А мы же, брат мой дорогой,
Так воплотим замысел свой:
Своё мы войско расположим,
И шанс к победе приумножим,
Поставив все свои полки,
Не ближе к берегу реки,
Не там, где мы сейчас стоим,
А чуть левей - на берегу,
Большого озера Чудского,
Который всё ещё в снегу,
Но места не найти другого,
Что было б столь полезно нам,
Сколь и губительно врагам.
Для войска берег - под обрывом,
Который лесом весь зарос.
Озёрный лёд ночной мороз,
Пока довольно крепко держит.
Тевтонов он легко удержит,
Когда они своей "свиньей",
Начнут атаковать наш строй.
Обрывистый высокий брег,
Остановит "свиньи" разбег.
Не даст им строем развернуться,
Чтоб с тылу нас атаковать.
Попробуем пред тем связать,
Все сани нашего обоза:
Всё до плюгавенького воза.
Нам подойдут любые крепи.
Используем верёвки, цепи,
Чтоб ноги рыцарских коней,
Средь них увязли посильней.
На левом фланге - мыс высокий.
С него открыт обзор далёкий,
Всех неприятельских тылов.
Им будет видно сколь голов,
Во вражьем войске к нам идёт.
Подскажут, коль сюрприз нас ждёт.
Там пост поставим непременно,
Который и нощно, и денно,
Округу будет наблюдать,
И нам немедля сообщать.
Сам мыс естественной преградой,
Считай, как каменной оградой,
Нам будет верно помогать,
Наш левый фланг оберегать.
А дале, что стальной остов,
Средь всяких прочих островов,
Есть небольшой "Вороний камень".
Пусть, словно "Божий пламень",
За ним тихонько, хоронясь,
От взглядов всяческих таясь,
Не смея разжигать костров,
И, выставивши сеть постов,
Две наших княжеских дружины,
Тайком от лютого вражины,
Стоят, и ждут урочный час.
Их призовёт наш трубный глас.
От островка нам будет толк,
Дружины, как засадный полк,
Ударят по тевтонам с тылу,
Чтоб поскорей свести в могилу.
А остальные же полки,
И "голову", и две "руки",
Без изменения оставим,
И, как всегда, "орлом" поставим".

"Растолковал теперь ты внятно:
По месту боя всё понятно.
Для сердца - это, как елей..."
Промолвил к брату князь Андрей.
"...Про преимущество другое,
Ты ране молвил, но какое?"

"А здесь, мой брат, я так решил.
Надеюсь, что не поспешил,
Со столь ответственным решеньем,
Ведь обернуться униженьем,
Всё это может для меня,
Позором вечным заклеймя.
С времён прадедовых отцов,
Бывалых бравых молодцов,
Все ставят только в главный полк,
Чтоб ни один свирепый волк,
Чтоб ни один солдат в бою,
Не пробил брешь в литом строю.
Ни очумевший в битве конь,
Не смог сломить стены той бронь.
Я всё ещё раз сопоставлю,
Но, думаю, в тот полк поставлю,
На этот раз не кметей ратных,
Что крепче всех клинков булатных,
А ополченцев-старичков,
Да ополченцев-новичков.
Владимиро-суздальцы, как раз,
Нам пригодятся в этот раз..."

Но, не успев договорить,
Пришлось коня поворотить,
На месте князю Александру.
Там, где дружинники стояли,
Их вместе с братом поджидали,
Послышалися голоса:
"Ой, Клим! Святые небеса!
Да, это ж Александр князь!"
"Откель мне знать-то?! Отродясь,
Его не видел никогда..."
"Ну, вот те, батюшки, беда.
Я точно говорю. Ведь он,
С той битвы Невским наречён".
"Почём ты знаешь, мужичина?
Ступай домой. В хлеву скотина,
Тебя, поди, уж, заждалась.
С чего ты взял, что это князь?!"
Попридержала их дружина.
И три изрядных исполина,
Тех мужиков вмиг оттеснили,
И было, уж, остановили.
Но громко прокричал Трофим:
"Да, это точно князь! Слышь, Клим!
Его я в Невской битве видел.
Ох, дюже шведа он обидел,
Когда победу отобрал.
Тогда позорно швед бежал!"
Князь Александр рукой махнул.
Конь его гривою тряхнул.
Дружинники, взяв, из дали,
Двух мужичишек подвели.
Князь Александр с коня спустился,
И к мужичёнке обратился:
"Расслышал я, что друг твой - Клим.
А, как тебя зовут?" "...Трофим".
"...Трофим, сейчас ты похвалялся,
Что в битве на Неве сражался.
Надеюсь опыт не забылся?
Так, как же здесь ты очутился?
"...Я - местный. Я родился здесь.
Но я покинул нашу весь.
В ту пору много, где бродил.
Немало сёл я посетил.
Бывал в различных русских градах.
Живал я в городских посадах.
Бывало на купцов батрачил.
Бывало с рыбарём рыбачил.
И в Новгороде обретался,
Там в ополчение подался.
И с ополчением я конно,
До неприятеля добрался,
А там, уж, пешим в бой ввязался,
Совместно с прочей ратью нашей.
Ох, заварилась тогда каша!
Мы шведа справа сходу брали.
Его тогда врасплох застали...
А после я домой вернулся.
Здесь, оженившись, оглянулся...
Чего искать в чужой земле?
Коль счастье на твоём дворе!"
"Чтож, рад тебя, Трофим, я встретить.
Ты б мог мне пособить: ответить?..."
"Покуда суждено мне жить,
Готов я князь тебе служить".
"Тогда поведай, подскажи,
А крепок ли озёрный лёд,
И конница по нём пройдёт?"
"Здесь в эту пору всё, уж, тает,
И лёд уже ослабевает.
Но ныне к нам весна-блудница,
Никак не хочет заявиться!
И лёд покуда ещё крепок.
Сюда порою даже деток,
Пускаем вволю порезвиться:
По льду на санках прокатиться.
От мыса и до эньтих пней,
Лёд выдержит любых коней..."
"... А справа, что с водой творится?"
"А справа, княже, сиговица!
Под тонкой коркой ледяной,
Под огромадной глубиной,
Ключи из-под землицы бьют.
Теченья разные снуют.
И лёд зимой не замерзает.
Лишь тонкой корочкой мерцает.
Ту полынью, ту сиговицу,
Любой, кто сверху приглядится,
Способен будет разглядеть.
Со льда её вам не узреть..."

Гостей незванных проводив.
Их щедро отблагодарив.
Князь Александр, улыбаясь,
К Андрею бодро обращаясь,
Кивнув на дьявольску водицу-
Коварнейшую сиговицу,
Легонько глазом подмигнул,
И осторожно намекнул:
"Что, братец, чай и нам сгодится,
Для боя эта сиговица.
Наш батюшка пример подал:
В Омовже немцев искупал.
Не грех и нам их притопить,
Чтоб ярый пыл охолонить!"

VII.
Едва надёжный Дерпт покинув,
На плечи плащ с крестом накинув,
Лэндмейстер Фельвен, всем казалось,
Немного чем-то раздражён,
Был долго в думы погружён.
И конь его, как-будто чуя,
То, что наездник грустен был,
Не беспокоя, не волнуя,
Умерив норовистый пыл,
Тихонько плёлся по дороге,
В средине воинства тевтонов,
Покорно опуская ноги,
В раскисший снег, и от уклонов,
Обледеневших отходил,
Едва копытами скользил,
На мерзлых кочках и буграх.
Смирив в себе предчувствий страх,
Лэндмейстер молча размышлял,
И об одном лишь помышлял:
"...Необходимо нам сраженье...
Но, если ждёт нас пораженье,
Опять в решительном бою?
Готов ли нынче жизнь свою,
Я так бездарно загубить?
Готов ли я убитым быть?
В сраженьи, что угодно статься,
Случайно может в миг любой...,
А, если вдруг придётся сдаться,
Или пожертвовать собой?!
Лэндмейстер, что захвачен в плен,
Уж, не поднимется с "колен"...
В "Уставе Ордена Тевтонов",
Увы, но нет таких законов,
Где, сдавшийся лэндмейстер мог,
Вновь властный посетить чертог.
Смерть предпочтительней в бою,
Но только голову свою,
Я не готов сейчас сложить.
Я предпочёл бы долго жить..."

Его раздумья крик прервал.
Вдали дозорный увидал,
Стоянку русских и скорей,
Примчался, чтоб сказать о ней.
Колонна воинства тевтонов,
Держа свой строй, остановилась.
Не видя значимых препонов,
В клин для атаки становилась.
Приготовленья долго длились,
Пока совсем не снарядились,
Все рыцари, а следом слуги.
Проверив лошадей подпруги,
В стальные латы облачившись,
Знаменьем крестным осенившись,
Затеяли перестроенья,
Чтобы добиться усиленья,
Для клина, коий каждый свой,
Зовёт "кабаньей головой".
Воспользовавшись остановкой,
С присущей лишь ему сноровкой,
Позвать двух старших командиров,
Лэндмейстер Фельвен приказал,
Которым вот он, что сказал,
Когда они к нему явились:
"Вы превосходно отличились,
Во всех сраженьях предыдущих,
Но предстоит в деяньях сущих,
Вам нынче доблесть показать,
И веру в Орден доказать.
Вас ждёт обоих повышенье,
Коль это главное сраженье,
К победе Орден приведёт,
Коль Орден русов разобьёт!
Себя вам нужно проявить,
Магистру лично угодить!
Я сам желал бы в бой вести,
И в битве славу обрести,
С великолепным войском нашим,
Но чая устремленьям вашим,
Готов вам право уступить,
Чтоб вы могли руководить,
Всем нашим рыцарством в бою.
Оставшись, знайте, здесь стою,
И наблюдаю, и молю,
Чтоб доблесть проявив свою,
Ко мне героями вернулись,
В источник славы окунулись!
Когда бы рыцарей я сам,
Повёл бы в лагерь к этим псам,
То почести все мне б достались,
А вы бы в стороне остались..."

И командиры не молчали.
Глаза их радость излучали.
"Мы ценим твой широкий жест!
От Дерпта, далее окрест,
Очистим мы от русов землю.
Победу в битве лишь преемля,
Сегодня же вернём мы Псков,
А следом, русских городов,
Без счёта захватив, раздавим,
И дань огромную заставим,
Нам регулярно приносить.
О нашей милости просить!"
"Признаюсь, устали не знал,
Когда я войско собирал:
Четыре тысячи тевтонов,
Под наши гордые знамёна,
Встав, нынче смело в бой идут.
Любого на пути сметут.
Из кнехтов рать для них в придачу,
Желает испытать удачу.
Из Дерпта рыцари пришли,
Датчане спешно подошли.
Из чуди много ополченцев,
Бродячих рыцарей-лишенцев,
Наёмных множество солдат,
Что о победе лишь твердят.
Всех наберётся тыщь пятнадцать.
Увидев вас, уже сражаться,
Русины вряд ли захотят!
Вмиг разбежится их отряд,
Когда наш клин в их строй вонзится,
И так глубОко погрузится,
В их разнобродные порядки,
Что разбегутся без оглядки..."
"Победа эта будет лёгкой.
Блеснём сегодня мы сноровкой.
Шпионы наши проявились.
Они отлично потрудились.
О русских всё теперь мы знаем,
И в битве мы не оплошаем.
Нас русские давненько ждут.
Дождутся, скоро здесь умрут.
Они опять "орлом" стоят.
Пусть в небо к праотцам летят!"
Лэндмейстер тот час же добавил,
И меч свой на бедре поправил:
"Я, рыцари, на вас надеюсь!
Иначе от стыда зардеюсь,
Что этот бой доверил вам,
На радость тем еретикам".
"Не беспокойся. Мы идём.
В бою тебя не подведём".

Они ушли, его оставив.
Не зря сей интриган прославив,
Себя отменнейшим коварством,
Что помогло бы править царством,
Коль вдруг случилось так, что он,
Наследным принцем был рождён.
Команду дав, шатёр свой ставить,
Лэндмейстер мог уже представить,
Что в случае победы он,
И так, уж, будет поощрён,
А коль потерпят крах в сраженьи,
То есть виновник пораженья...

Тевтонцы, следуя приказу,
Не допустив нигде ни разу,
Ошибок грубых в построеньи.
Все пребывая в нетерпеньи,
Услышав громкий трубный звук,
Своё оружие из рук,
Даже на миг не выпуская,
Себя надеждою лаская,
На долгожданную победу,
Неспешно двинулись вперёд,
Туда, где солнышко встаёт.
Уж, так у них заведено,
Что на таранное бревно,
Их построенье в клин ударный,
Похоже с птичьего полёта.
По центру движется пехота,
А всадники все по краям.
Не обходя бугров и ям,
Чтоб строй пред боем не ломать,
Едва ползёт тевтонов рать.
Все шагом движутся неспешно.
Сосредоточены конечно.
Все до единого молчат,
И лишь начальники кричат,
Команды часто подавая,
Чтоб строго линия прямая,
Держала постоянно строй,
Пред тем, как устремиться в бой.
Лишь кони изредка храпят,
Кивая нервно головами,
Позвякивая удилами...
Вот-вот, они, уж, ждут сраженья,
Томясь слегка от напряженья.

VIII.
Вдали стал виден лагерь русский,
И длинный перешеек узкий...
Вот снова слышен рёв трубы.
Весь строй совместно от ходьбы,
Мгновенно перешёл на бег,
Чтоб загодя набрать разбег,
Пред основательным ударом -
Испытанным приёмом старым,
Что столько армий в пыль разбил,
И никогда не подводил.
От бега перешли в аллюр.
Пехота резво побежала.
Всё учащённей задышала.
Столь быстро скорость набирая,
Сколь позволяла сталь литая,
С аллюра перешли в галоп,
Чтоб по мощней ударить в лоб.

У князя на мысу дозорный,
Смышлёный паренёк, проворный.
Как только немцев увидал,
Тот час условный знак подал,
Для Александра и Андрея.
Два брата, сердцем пламенея,
Ждут генерального сраженья.
И кони их от нетерпенья,
Тревожно топчутся на месте.
Они готовы с войском вместе,
Лететь и рвать врага зубами,
Топтать могучими ногами.
Два брата, видя их порыв,
Своих эмоций бурю скрыв,
Коней своих попридержали,
Хоть сами ждать уже устали,
Но всё ж в спокойствии стоят.
Другим приказа ждать велят.

Готовы к бою все полки.
В руках бойцов уже клинки,
Ждут-не дождутся грозной сечи.
Средь войск повсюду слышны речи:
О том, что нужно устоять,
За землю предков смерть принять.
Стал виден войску вдалеке,
Тевтонцев нерушимый строй.
И кони, словно налегке,
Несут их, как пчелиный рой,
Способный остриём ударить,
Спешащий русов насмерть жалить.

Теперь не только пост дозорный,
Тевтонцев зрит. Судьбе покорный,
Их видит княже Александр,
А с ним всё войско: рать, дружина,
И ополчение. Лавина,
Стремительно несётся к ним.
Её удар не умолим.
Встав по-традиции "орлом",
Всё воинство князей младых -
Бесстрашных, дерзких, удалых,
Ждёт, когда немцы напролом,
Начнут безжалостно давить,
Чтоб путь себе освободить,
Опять на Новгород и Псков,
"Плодя" без счёта русских вдов.
Войска решимостью полны.
Отечеству они верны.
Князьям, желая подражать,
Мечтают в сече той стяжать:
Победу, воинскую славу.
За нашу русскую державу,
Костьми готовы в землю лечь,
Но только б натиск сей пресечь.

Лавина крестоносцев мчится.
Под нею снег, как пыль, клубится.
И белые плащи с крестами,
Под ветром реют знаменами,
И на скаку трепещут, вьются,
Как-будто бы в сраженьи бьются.

"Ну, братец, вот оно сбылось.
Считай сраженье началось!"
Так молвил Александр брату.
" Пора препятствовать захвату,
Земель и русских городов.
Надеюсь, к битве ты готов?!
Смотри, как движутся "свиньёй".
Того гляди, смешав с землёй,
Сотрут мгновенно с поля брани,
Полки, как хворост, протаранив".
Клин крестоносцев ближе, ближе.
Князь Александр со лба пониже,
Шлем золочёный опустил,
Поводья конские схватил,
Махнул рукой. Трубы сигнал,
Звучит для лучников,
И тут же шквал,
Калёных стрел поднялся ввысь.
Они, как туча, вознеслись,
И тут же устремились вниз,
Преподнеся врагу сюрприз.
Но только тетива тугая,
Вновь эти луки изгибая,
Шлёт друг за другом тучи стрел,
Что ливнем льются на врага.
Чуть поодаль сокол-пустельга,
Взлетев, прогнал воронью стаю,
Над полем бранным что, летая,
Ждала кровавую добычу,
Гортанно каркая и клича...
А стрелы лучников, летая,
И в строй тевтонский попадая,
Не могут рыцарей сразить,
Не могут на смерть поразить.
Их латы так оберегают,
Что стрелы, только достигают,
Скользят по гладенькой броне,
Сталь царапнув, летят во вне...
А коли в пеших попадают,
То тут же насмерть убивают.
И чудь, что пешая бежит,
Почти, уж, вся в крови лежит:
Кто был убит, кто тяжко ранен,
А кто-то лишь слегка подранен,
Но, строй покинув, прочь бредёт,
И бой, и немцев - всё клянёт.
Но рыцари всё держат строй.
Не уступая, рвутся в бой.
И вот они совсем, уж, близко.
Над ними коршун вьётся низко,
Своеобразно что-то клича.
Знать, верит, ждёт его добыча.

Для русских топот их коней,
Уж, слышен, и бряцанье лат,
И полный ненависти взгляд,
На лицах немцем чётко виден,
На тех, что в шлемах без забрал.
Несутся, будто снежный вал.
Для русских лучников сигнал,
Опять звучит. Они отходят:
Не мечутся, не суетливо бродят,
А точно встали по местам.
Одни вот здесь, другие - там,
Полк укрепляя основной,
Что в построеньи - головной,
Считается во все века.
Тевтонам он из далека,
Казался самым мощным, сильным,
И на дружинников обильным.
Но Александр желанью внял,
И расстановку поменял.
В тот полк неопытных поставил.
Дружину про запас оставил.
Тевтонов будет здесь встречать,
Из новых ополченцев рать.

Вот клин "свинной" достиг сей полк.
Вонзаясь, словно хищный волк,
В свою несчастную добычу.
Тевтоны боевому кличу,
Вновь вторя, радостно ликуют.
Кричат, горнисты в трубы дуют.
Тевтоны проявили прыть.
Они победу торжествуют.
Они пока не осознали,
Что сами же себя связали,
Попав в расставленные сети,
Как несмышлёныши, как дети.
"Чело" пытаясь своротить,
Пока ремесленников бить,
Они смогли.
В такой победе мало чести.
Что ждёт их, если грянут вместе,
По ним дружина и полки,
От первой и второй руки?!
Полк головной разбит на части.
Теперь лишь в их тевтонов власти,
Всех порознь сейчас добить...
Но... Этого не может быть!
Как капли ртути разлетевшись,
На прежнем месте повертевшись,
Полк головной продолжил бой,
Собравшись быстро в новый строй.
И вновь атаковать хотят,
Его тевтоны. Уж, трубят,
Их капитаны построенье,
Но, видно, кончилось везенье.
Тевтонский клин после атаки,
Рассыпался на группы сам.
Им даже рукопашной драки.
Теперь не выдержать. А там,
Свои же сзади поджимают.
К стене обрыва их толкают.
Тевтонцы строем встать не могут,
Обрыв мешает. Места мало.
Тевтоны шлют моленья к Богу.
Но Богу, право, не пристало,
Внимать их нуждам и беде,
И так им помогал везде...
Ряды, что били главный полк,
Не в состоянии взять в толк,
Как так случилось, что, уж, сами,
Они в расставленные сани,
Попали с ходу, как в ловушку.
Теперь самих их, как "Петрушку",
Бей, колоти, что хочешь делай,
Ведь ноги рыцарских коней,
Запутались среди саней,
В верёвках толстых и цепях,
Что намотали здесь на днях,
Пришедший с воинством обоз,
Опутывая каждый воз,
По Александрову приказу,
Чтобы тевтонскую заразу,
У берега остановить,
И дух атаки в них сломить.

Пока тевтоны во смятеньи,
Не знают, как им поступить,
Их начали уже громить:
Владимиро-суздальская рать,
Желая косточки размять,
Нещадно немца всюду бьёт.
Кровь супостатов рьяно льёт.
"Орёл" крыла свои расправил,
И по врагу нещадно вдарил.
Полки одной, другой руки,
Захватывая, как в тиски,
Пошли с исходных в наступленье.
Здесь надобно без промедленья,
Тевтонов с флангов охватить.
Зажав, немедленно добить.
А к ним, уж, мчатся на подмогу,
Посеев панику, тревогу,
В сердцах датчанина и кнехта,
И рыцаря из града Дерпта.
Клич боевой трубят рога,
Взывая перебить врага.
До боли рыцарям знаком,
Тот клич дружинный, словно гром,
Который слышали не раз,
Дружину русичей боясь,
В Изборске, Пскове и Копорье,
Среди равнин и в лесогорье,
Заранье зная: правый суд,
Вершить к ним русичи идут!

Дружина обошла их с тыла.
"Свинья" растерянно застыла.
Ни взад не могут, ни вперёд.
Везде их смерть с косою ждёт.
А слева, справа напирают.
У русских сулицы взлетают,
И добивают сходу чудь,
Что трепыхалося чуть-чуть.
Дружина с тыла напирает.
Дружина своё дело знает.
Она захлопнула ловушку,
Поймав немчинов, как зверушку,
В расставленные здесь силки.
Взбодрились русские полки.
В азарте боль от ран не имут.
И лихо на копьё поднимут,
Того, кто встанет на пути.
Живым немчинам не уйти.
Вот клещи сжались. Враг в мешке,
А русичи их атакуют.
Порядки рыцарей штурмуют,
В ряды их клиньями врезаясь.
Тевтоны грубо огрызаясь,
Упорно противостоят.
И долг, и честь им так велят.
Мечи на солнце ярко блещут.
Враги друг друга на смерть хлещут.
Повсюду стали звон, и стоны,
Всё чаще оглашают склоны,
Почти отвесных берегов.
А русичи теснят врагов.
Гремят, как барабаны, латы.
На землю падают солдаты,
Что в поднаём взялись служить,
Деньжат и славы заслужить.
Для рыцарей всё нипочём.
Их латы не возьмёшь мечом.
Они лишь стонут и снуют,
Когда удар не отобьют.
Уже пошли в ход топоры,
Что дожидались до поры.
А, если боевой топор,
Не выиграл со сталью спор:
Пластины лат всего лишь гнутся,
И под секирой только мнутся,
То ополченцы, что пешком,
Подкравшись к рыцарям тишком,
Баграми латы их цепляют,
И вниз успешно увлекают.
Упавший рыцарь недвижим.
Не в состоянии подняться,
Тем паче, с кем-нибудь сражаться.
Тех, кто лежит не шевелясь,
Мальчишки, Богу помолясь,
Крюками тянут до обозу,
Где привязав немчина к возу,
Считают, что немчин пленён,
И русской сталью покорён.
Тех, кто упал и не сдаётся,
Кто всё ещё упорно бьётся,
Вертится, лёжа на спине,
Мечом усерднее вдвойне,
Размахивая, бьёт по ногам,
Проклятья вознося Богам.
Его, прижавши, не терзают,
А только меч меж лат вонзают.
 



Металла звон, бряцанье лат,
Слышны который час подряд.
Из ран обильно кровь струится,
Она, как красная водица,
Всё залила: и снег, и лёд,
И, уж, никто не разберёт,
Где берег, где под льдом вода.
Всех обуяла злость, вражда.
От боли и от гнева лица,
Смогли в гримасах исказиться,
Так, что теперь не угадать,
Кого и как здесь можно звать.
Кипит неистовством та сеча.
То убивая, то калеча,
Громит немчинов наша рать,
Чтобы себе победу взять!
Бурлит, что варево в котле,
То пот, то пятна на челе,
От вражьей, от своей ли крови,
Что струйкою из рассечённой брови,
Стекает ниже по щеке.
И на кольчуге, на шлемАх,
Сих брызг не счесть. Бойцы в делах,
Упорно давят супостата.
Пришла к вам, недруги, расплата!

Тевтонов войско быстро тает.
Как тополиный пух слетает,
Их спесь, как рыцари с коней.
И, уж, хотят бежать скорей,
Тевтоны в страхе с поля боя,
Поджав хвосты, позорно воя.
Сраженью бегство предпочесть,
Всё ж не даёт тевтонам честь.
Но кнехты так не рассуждали.
Они оружье побросали.
Чрез ополченцев просочились.
Вдоль берега все устремились.
Семь вёрст тогда смогла их гнать,
Вдоль берега на конях рать,
Из новогородцев, псковичей.
Не пожалев своих мечей,
Секла нещадно смертным боем.
Гнала их всех с поскудным воем.

Тевтоны, продолжая биться,
Пытались натиском пробиться,
Сквозь строй дружины удалой,
Но тут же обрели покой.
Попытки всё ж не прекращали.
Но их и там мечом встречали.

У русских рог вновь затрубил,
И пеший строй вдруг путь открыл.
Он дружно справа расступился.
Тевтонам коридор открылся.
Они, совсем не понимая,
Лишь страху своему внимая,
Сейчас же ринулись толпой,
В проход, что видят пред собой.
Но, проскакав едва вперёд,
Ломиться стал под ними лёд.
Ловушкой стала сиговица.
Рябит студёная водица,
А рыцари, как есть с людьми,
С осёдланными лошадьми,
В той полынье мгновенно тонут,
Кричат, барахтаются, стонут.
Когда, уж, первые свалились,
Вторые, успев, остановились,
Но сзади третьи напирают...
И вот, уж, в воду их толкают,
И сами, увидав итог,
Скользят и, падая на бок,
Валятся тоже в полынью,
Кляня во всю судьбу свою.
И выбраться им не дано,
Их латы тянут вновь на дно.
Теченьем сильным увлекает,
Под толстый лёд тот час толкает.
Все эту гибель лицезреют.
От страха рыцари немеют.
Чем смерть подобную принять,
Желают руки вверх поднять.
Ослабив натиск неуёмный,
Войска двух братьев, двух князей,
Стоят на льду. Лёд обагрённый,
От крови раненных людей,
И снаряжённых лошадей,
Красней, чем алая заря,
Как-будто в бликах янтаря,
На солнце отсветом играя,
В себе ужасно отражая,
Улыбку смерти ненасытной.
Как-будто жаждой первобытной,
Он был сегодня наделён,
И вволю кровью напоён.

Бой постепенно затихает.
Лишь стон бойцов не умолкает.
Тевтонский Орден был разбит.
Позорно с поля он бежит.
Последний маленький отряд,
Спешит, бросая всё подряд.
Не мыслит даже оглянуться,
Чтоб только взглядом не столкнуться,
С воителями в войске русов,
Разбивших их, как горстку трусов.

IX.
Свой золочёный шлем снимая,
И капли пота вытирая,
Князь Александр молвил брату:
"Задали жару супостату!
Надеюсь я, что сей урок,
Наверняка пойдёт им в прок".
Собрав всех пленных, князь велел,
Вести их через весь удел,
А, чтоб позор им учинить,
Сказал их всех разоружить,
Разуть, с голов шеломы снять,
И в цепь единую связать,
Верёвками по-одному.
Петлю на шею каждому,
Накинуть, и вот так идти,
Чтобы везде на их пути,
Мог видеть недругов народ,
Понатерпевшийся невзгод,
От беспощадной вражьей силы,
Тянувшей из народа жилы.
Хоть грозен был сей страшный враг,
Но он разбит, и русский стяг,
Победно реет в вышине,
Как голубь мира по весне!

Сперва направив пленных в Псков,
Порадовали русских вдов.
Боярам ясно намекнули,
Что двери Пскова распахнули,
Коль предадут опять народ,
Настанет их тогда черёд,
Вот так плестись с большим позором,
С потупленным до долу взором.

Средь пленных чуди было много.
Тевтонов чудьская подмога,
Нисколько не спасла в бою.
Лишь только голову свою,
Их родичи на льду сложили.
Ведь с русскими спокойно жили.
Зачем их было предавать,
И в сговор с немцами вступать?
Идут, стыдясь людей, датчане.
За ними следом англичане.
Наёмники из разных стран.
Католиков и лютеран,
Уж, здесь понабралось довольно.
Пришли Русь грабить добровольно,
Теперь идут с петлёй на шее.
Их стража торопит: "Быстрее!
Не то я живо подмогну,
Как только плёточкой взмахну!"
А замыкают цепь тевтоны.
Свои крестовые знамёны,
Хотели на Руси поставить.
Не удалось себя прославить.
Бредут тепереча с позором,
Подобно нищим или ворам.
Пол сотни рыцарских родов,
Теперь на множество годов,
Как трусы изобличены.
В бесчестьи жить обречены.

Из Пскова в Новгород добравшись,
Где их, уж, ждёт народ, собравшись,
Подле Софийского Собора.
Толкует, жаждет приговора.
Увидев, все возликовали,
И даже шапки вверх бросали,
Встречая радостно дружину.
Немчинов злобно тыча в спину.
Но быстро гомон унялся,
Лишь князь повыше поднялся.
Народ с почтеньем князю внемлет.
Он взором всё вокруг объемлет.
Князь Александр слово молвил,
Чтоб каждый ворог это помнил.
Сказал им княже Александр,
Что: "...Тот, кто к нам с мечом придёт,
Кто землю русскую обидит,
Тот от того меча падёт!"
С тех пор ведётся на Руси:
Не жди и помощь не проси.
Готовым будь для отраженья,
Всегда любого нападенья!


27.04.2021.   21:57