рассаказ пациента

  Мой собеседник Виктор - мужчина, крепкий во всём.
  Трезвый в узком и широком смыслах. Ровный. Рациональный. Сверх меры серьёзный и дисциплинированный. Вместо "трудолюбивый" хочется сказать "трудоспособный". Это неправильно, но... "-любивый" к нему не клеится.
  Беседа наша переключилась на нашего общего знакомца Александра Ивановича, врача-иглорефлексотерапевта. У него был свой  кабинет в санатории-профилактории судоремонтного предприятия, на котором мой собеседник работал инженером.
  Как только речь зашла об Александре Ивановиче, лицо Виктора стало серьёзным, хоть это и невозможно, потому что серьёзным его лицо было всегда.
  Он сказал: "Александр Иванович - врач хороший, но память у него плохая".
  История с этим доктором для Виктора началась с какого-то медосмотра, где ему рекомендовали необходимость пройти у Александра Ивановича курс иглофкалывания. Именно так, с лёгким акцентом на "ф", произнёс это слово Виктор.
  Вид моего пышущего здоровьем собеседника  никак не ассоциировался с потребностью в медицине. Но Виктор подошёл к рекомендации медиков серьёзно и дисциплинированно и записался на приём к Александру Ивановичу.
  Ниже его история.

  На предварительной беседе с доктором мы договорились о времени первого сеанса.
  Пришлось подсуетиться, но я пришёл точно в назначенное время, в 17:30. Захожу в белоснежный кабинет Александра Ивановича и понимаю, что я грязный. Я же к нему прямо с работы. А мне чистое и белое как святое.
  А он мне говорит: "Снимайте рубаху, обувь и носки. Ложитесь на кушетку на живот. Что? Нет, джинсы не надо. Пояс расстегните и укладывайтесь."
  Мне было неловко быть грязным в этой чистоте.
  Я снял с себя указанную одежду, принял на кушетке позицию "упор лёжа" и медленно и плавно опустил своё тело на белую простыню.
  Если таким способом положить грязного себя на простыню и не елозить по ней, то простыне будет нанесён минимальный ущерб.
  "Можно бы сходить по малой нужде... Да ладно..." - скользнуло где-то по краю внутреннего ощущения.
  Вот это "да ладно" я позже вспомнил.
  Александр Иванович принялся ловко ввинчивать в моё тело иголки в самых разных местах. Там, там, там, здесь... и ещё вот тут.
  Закончив, он приказал мне "не шевелитесь" и вышел из кабинета.
  В кабинете было тихо. Мягкое продуманное освещение не мешало. Я накануне поздно лёг спать. Устал на работе. Поэтому легко провалился в глубокий сон.
  А в это время Александр Иванович благополучно обо мне забыл и укатил домой на своём "ГАЗ-21".
  Я проснулся от того, что хотелось по малой нужде. Затёкшие руки лежали передо мной. Часы на руке показывали десять вечера.
  Затекли не только руки. Всё тело требовало какого-нибудь шевеления. Но я помнил приказ "не шевелитесь" и не пошевельнулся. Кроме того надо было беречь простыню. Нельзя по ней елозить.
  Немного удивила длительность процедуры. Но я не допускал мысли,  что в медицине может быть что-то менее точное, чем в аптеке. А аптека, как известно, - эталон точности.
  Я по работе знаю, что такое точность. Но у меня там - механизмы. А здесь - человеческое тело. Точность и аккуратность должны быть "на голову" выше. Поэтому я сразу исключил версию об ошибке. Значит, так надо, решил я. Доктору виднее.
  Просканировал неприятные ощущения в области мочеиспускания. Терпимо. Гораздо более неприятным было желание шевельнуться.
  Оба эти желания нарастали. И быстро.
  Постепенно желание сходить в туалет стало догонять желание пошевельнуться и в какой-то момент обогнало его по уровню дискомфортности.
  Оно заполняло всё больше и больше объём моего сознания, пока не затопило его по самое горлышко.
  Ко мне стали приходить разные сомнения. Например: если медицина такая точная, то почему Александр Иванович не спросил у меня перед сеансом, надо ли мне посетить уборную? Я бы ответил ему, что да, надо. И посетил бы.
  А тем временем желание "по маленькому" стало перерастать в желание "по большому".
  Нет. Не в том смысле, что "по большому", а в том смысле, что "по маленькому", но "по крупному". И дальше - "по огромному".
  Я, по жизни, - человек спокойный. Я - не любитель всяких там страстей. Люблю порядок. И в голове - тоже. Но в тот момент в моей голове стало происходить что-то непонятное.
  Стали приходить мысли, которые в другое время я ни за что бы не допустил.
  Я подумал, что если немного ссыкнуть, то станет немного легче.
  Мысль о том, чтобы ссыкнуть на простыню, я допустить никак не мог. Но у меня же ведь есть преимущество: я в джинсах. Джинсовая ткань имеет некоторую ненулевую толщину. Она может впитать и удерживать в себе некоторое количество жидкости, не допустив её к простыне.
  Я попытался прикинуть, сколько можно ссыкнуть, чтобы жидкость заполнила нужный объём джинсовой ткани в области таза и остановилась в одной тысячной доле миллиметра от простыни.
  Но в голове всё путалось. Я понял, что не смогу произвести необходимые расчёты. А если даже и смогу, то вряд ли смогу обеспечить требуемую точность дозировки ссыка.
  Часы показывали полночь. На меня навалилось то, что называется отчаянием.
  У меня возникло желание позвать кого-нибудь, чтобы спросить, как долго ещё будет длиться мой сеанс.
  Но я понимал, что для этого мне придётся хотя бы немного напрячь мышцы живота. И вот тут-то я наверняка ссыкну. И я понимал, что я не смогу это остановить. Не смогу удержать и перекрыть клапан, отделяющий содержимое мочевого пузыря от простыни.
  Я живо представил себе эту картину: заходит Александр Иванович, а я лежу на белой простыне грязный и обоссанный. И от этого мне стало плохо.
  И вот, когда я уже практически сошёл с ума, в кабинет влетает Александр Иванович. Я очень сильно был рад его видеть.
  Он потом рассказывал, что в полночь его ударило током вспоминание. Но он сомневался, надо ли вернуться в санаторий. Может, пациент уже сам давно ушёл? Но никаких звонков не поступало. И он после колебаний и сомнений решил всё же съездить.
  Как только я его увидел, мне мгновенно стало легче: моё сознание вернулось на своё привычное место.
  Александр Иванович стал сходу вывинчивать свои иголки, бормоча глубокие извинения.
  Я понял, что он про меня просто забыл. Но в голове звучал триумф, поэтому я сразу же его простил.
  И тут меня осенило: я же теперь могу встать и пойти в туалет!
  Встать и пойти не получилось. Меня сорвало с кушетки и вынесло из кабинета.
  Я буквально впрыгнул в туалетную кабинку.
  Руки дрожали. Я никак не мог расстегнуть "молнию" на джинсах. Я предпринял попытку успокоиться и унять дрожь в руках. Ну не могу же я после того, как победил, нассать себе в штаны!
  Наконец-то я расстегнул "молнию", и началось то, о чём я мечтал. Подумалось, что вот так, наверное, в раю.
  Рука дрожала. Шланг вырвало из руки. Немного обоссал стены и бачок унитаза, но быстро справился со струёй, направив её куда надо. Стены?.. Ничего страшного. Стены - не простыня.
  В сознании всплывали те моменты жизни, когда мне было хорошо. И я понял: так хорошо, как сейчас, мне не было никогда.    

2021