Лунная трагедия

У края берега морского
Стояла темная изба.
В ней тридцать лет уж одиноко
Жила печальная вдова.

День ото дня у ней был занят
Насущным тягостным трудом:
С зарею в море отплывала,
Кидала сеть, а к ночи — в дом.

Чинила снасти и молилась,
Лучину тоненькую жгла,
Покуда щепь во тьме дымилась,
Шептала горькие слова.

Луна заглянет к ней в окошко —
И сердцу станет так невмочь:
Ведь всё, что в жизни ей осталось —
Её единственная дочь.

Как ангел, кроткая девица
Покорна матери была.
Ей помогала, и в светлице
Кудель без устали пряла.

И с детства трудная работа
Стальной в ней закалила нрав:
Усердие, терпенье, кротость
И проницательности дар.

Но всё же в ней душа ребенка
Не чужда юности утех:
Глаза сверкнут и звонко-звонко
Зальется соловьиный смех,

Когда она в час ранний утра
С полураспущенной косой
На чистом берегу лазурном
Играет с пенною волной.

А мать, на лодке уплывая,
Всё пальцем дочери грозит:
Работать строго заставляет
И баловаться не велит.

Ах, кто бы видел в час рассветный
Среди играющих лучей
Волос тех черных пряди сбитые,
Свет черных, пламенных очей?

И дева та сама не знала,
И никогда б никто не знал,
Что за красою этой тайной
Один лишь некто наблюдал.

В трудах, печалях и заботах
За годом годы плавно шли.
Но ничего не предвещало
Возникшей невзначай беды.

Однажды, поздней ночью темной
В их дом, убогий и простой
Подобно мыши беспризорной
Закрался хитрый домовой.

Вид тихо спящей, нежной девы
Его мгновенно ослепил.
И он красотку молодую
Решил серьёзно соблазнить.

Со сна тотчас вскочила дева,
Услышав шорох, скрежетанье,
И вмиг она остолбенела,
Узрев предмет своих мечтаний.

Во мраке свет горел туманный,
А в нём — возлюбленный, желанный
Души её — всё он стоял;
И обольщал, и обольщал...

Она от робости смутилась,
Пунцовой краской залилась,
Потом она перекрестилась,
Затем, бледнея, затряслась.

Она сомкнула свои руки 
На бледной и худой груди.
Он ей объятия раскинул —
Она сказала:«Уходи.

Соблазнов мне твоих не надо,
Не надо томного огня.
О, темный дух мечтаний злобных,
Пришёл ты погубить меня!»

«Ты бесподобна, несравненна,»—
Ей молвил домовой тогда,—
«За свои мужество и честность
Ты будешь вознаграждена.

А мне, увы, пора исчезнуть,
Раз этого желаешь ты.
И больше в жизни не увидеть
Прелестной, чистой красоты!

Даю я слово, что навеки
Готов оставить тебя я.
Но прежде, чем прощусь с тобою,
Поцеловать мне дай тебя».

Он приставал к ней, но она
Отказ ему давала твердо.
Он был назойлив, но она
Отпор ему давала гордо.

Но вскоре силы и сознанье
Девицу стали покидать.
И хитрый домовой лукавый
Девицу начал упрашать:

Что, мол, он самый разнесчастный
Из всех окрестных дымовых.
И жизнь его теперь напрасна —
Ведь он останется один.

Он, верно, не достоин чистой
Девичьей искренней любви,
Но утешение нельзя ли
Ему, страдальцу, принести?

Девица слушала, не ставя
Ни в грошь фальшивые слова:
«За то, чтоб ты меня оставил,
Теперь на всё согласна я».

И затряслась, и побледнела,
Во исступленьи онемела.

И он притронулся губами
К её хладеющим губам.
Она тотчас упала наземь.
И ни жива, и ни мертва,
Как будто снег лежит бела.

И сизой дымкой растворяясь
В туманной сфере бытия,
Он прокричал, к ней обращаясь:
«Прощай, любимая моя!»…

Пропал, исчезнул, растворился —
Следов напрасно не ищи.
Дурман лишь легкий заклубился
В сумраке тающей ночи.

И в час тот роковой рассветный
С глазами, мокрыми от слёз,
Вбежала мать, тресясь от гнева,
И за спиной сжимая нож.

Она давно уж наблюдала
Таинственную сцену в щель.
А после у себя рыдала,
Молясь и проклиная небо.

Она над дочерью согнулась,
Она прильнула к ней щекой,
И слёз из глаз поток горючий
Полился жгучею рекой.

Но медлить более не стала,
Сказала горькое «прости»,
И тут же нож свой приласкала
К её волнующей груди.

А после тело чада милого
Схватила на руки она,
На берег отнесла пустынный
И в пену бросила волнам.

Но вскоре руки к небу вскинула
И в море прыгнула сама.
Тому всего есть три свидетеля,
То — волны, небо и луна.