Неизданное 2001 - 2021

Звуки флейты

Звуки флейты в вечернем зареве
Полнят сердце воспоминанием,
Флейта юности, флейта времени.
И мотив её соткан желанием,

Осязаемый в междометии
Сквозь дороги и расстояния,
Возникающий в единении
Отрешённости и внимания…


<2005>



Часы

Часов песочных, солнечных не слышен бой,
Для них падение титанов бессловесно.
Они не слышат шумных праздников гобой.
Лишь отмечают время повсеместно.

Вращая стрелку тени вкруг оси,
Считая миг падением песчинки,
Сменяют ночи тьму и моря синь
Рожденье новых стран и смерть былинки.

И в безучастности они стоят века,
Нетронутые битвой и геенной.
Но будет побеждён тот на века,
Кто возжелает центром стать вселенной.


<2005>



Реквием

Наконец, я слышу глухой звук, голос одинокой ночи.
Ее глаза в слезах мерцающих ночных огней,
Опавших неожиданным хороводом
На моря почерневшую лазурь.
И только я могу это видеть:
Её лишенную и одинокую,
Которой летний день, исполненный веселья,
Швырнул огрызок своего тепла,
Смешанного с запустением.
Я примыкаю к ней своей ничтожностью.
Пред ней и я подобен пустоте.
Кромешна тьма, ее слепое зеркало
Дает мне истинное отображение.
Ты видела ль цветение садов
И юные тела, которым солнце
Дарило тысячи игривых переливов
И капель моря, исчезающих на их плечах?
Ты слышала ль их голоса?
Могла ли ощутить прикосновенья,
Когда пред сумраком смыкаются бутоны
И, пряча лица от тебя, уходят люди.
Неистовый гортанный смех
Внезапно обратился в тишину...
О человек, ты вышел победителем,
Связующие нити оборвав
Прямым и откровенным словом.
И дал мне в руки факел, чтобы
Сжег своими же руками меж нами мост.
О, если бы земная твердь
Тебя нежданно поглотила,
Скорбел бы меньше я
Печалью благородной,
Что облекала бы тебя в наряды вечности.
И незапятнанным остался бы твой свет
В невольной памяти моей.
Но память потеряла опыт дней
В полярности, несвоевременности чувств,
Не пережитых до конца
И не осмысленных до грани...
С трудом в ней уживаются:
Резьба твоей насмешки и грубость слов
С ребяческою чистотой в глазах.
С предательств легкостью, где ложное раскаянье,
С беспомощностью слез,
Со следом романтической мечты
В, казалось бы, случайных жестах.
Я закрывал глаза на все твои пороки
И в несогласии с тобой молчал,
Когда весь мир стучал
Своими кулаками, кричал:
«Какая в том любовь? Все ложь!"
Стучал нам в окна, разбивая вдребезги
Серебристое стекло.
Но мы изжили мир,
Друг к другу присмотревшись,
Увидели недосягаемость судеб,
Несовместимость их,
Когда, казалось, мир заткнул
Свою злорадную ликующую глотку.
А он был прав...
И мы расстались в одночасье,
И мир забыл нас во мгновенье.
В тебе же не осталось ни печали, ни сожаления -
Ты так устроен, милый человек.
И понял я в бессилии и страхе,
Смотря на моря спящего немую рябь,
Что в вечном одиночестве и в нескончаемых утратах
Нет смерти, нет исчезновения,
Есть только пустоты и ожиданья ад.
Ликует хаос; он возник из искры
Меж крылом птицы и змеёй цепи,
Пытавшейся сковать её в железной колыбели...
Птицу мечты, гнездо которой лишь неба колыбель.
Но даже здесь, в смертельном запустении
Я остаюсь в её погибельном плену.


<2001>



Equinox

Восстал из праха я, о диво, ответь мне о судьбе земной.
Чей стан возник передо мною, от чьей главы во мне чело?
Доколе будет буревестник кружить над цепью дней моих?
Что заставляет биться сердце и белит волны брад седых?

Когда средь тех, кто спит во гробех пленяют вечность хлад и мрак,
И нет борьбы в хрустальных зраках, и силы нет в сухих перстах.
Откуда есмь я - пар и камень,
Хладен как лёд и жгуч как пламень?

Чей грозный нрав даёт наветы и песнь любви кладёт в уста?
И разливает свет в зеницах, и звон златой несёт в словах?
Чей взор так добр и беспощаден? Чей лик прекраснее всех солнц?
В Его деснице правду вижу, в Его твореньях - дивный сон.

И если кровь моя достойна лишь окропить Его врата,
Я в круг огня войду, услышав глас, что скрывает немота.
Отверзав рты могил и кладбищ, проникнув в жизни суть и в смерть.
Мне насладиться бы цветами, мне полюбить ещё б успеть...


<2002>




Нелепость

Поздняя осень сделала серым бескрайнее небо.
Молчаливою пустошью стали луга.
Редкие капли первых дождей неистово метались,
Следуя негаданным порывам ветра.
Два муравья стояли на тоненьком стебле,
Крепко прижавшись друг к другу.
Едва удерживаясь под порывами ветра.
И смотрели друг другу в глаза.
Были слышны чьи-то слабые голоса:
"Посмотрите, какая картина!
Это ль любовь, когда опали все листья
И муравьицы снесли уже яйца?
Это ль любовь, когда птичьи гнёзда
Ещё по весне полнились птенцами?
Какая нелепость! Смотрите! Да чего же забавно
Они как матрёшки стоят и качаются..."
Холодок приокреп и голоса смолкли,
Спрятавшись в норки, где было тепло.
Присмотревшись, я увидел: у стоящих
Крошечные глазки наполнились слезами.
Я сразу не понял... и тень улыбки скользнула по лицу.
Но вдруг старый лист готовый уже оторваться,
Спокойно и грустно шепнул мне:
"Разве может любовь быть смешной и нелепой?"
Я отпрянул назад и меня охватило
Неистовое рыдание.
И от собственных вскриков я проснулся.



<2001>




Театр теней

Сумрак сгустился над театром, застывшим в немой пустоте.
И свет безликий, неясный лёг на маски, что на стене
Висели беспомощно, щурились хитро
И улыбались лукаво, но добро...
Тонкие стебли за тусклым окном
Пытались поймать свои голые тени
На шершавой стене и стучались в окно
Нетерпеливо.

А в немой пустоте кто-то ждал,
Кто-то помнил, кто-то знал, что придёт
К нему гость. Знал, что маски к ночи замолчат...
И в покое, в тиши этот гость
Принесёт ему правду в ладонях своих.
Вот уже никого: ни людей, ни призраков нет.
И я тихую поступь чуть слышу.
Это ты... Я так ждал,
Я был пьян от их злых, нескончаемых аплодисментов.

И гость зашептал моими губами:
"Ты боишься меня потерять?
Но тебя находил я не раз,
Каждый раз со дня нашей встречи.
Для того, кто приветил нас, расстоянье - ничто."
Я не думал, не верил и не понимал
Этих слов,
Но как будто был счастлив.

И в безмолвии гость наблюдал
За нами, купавшимися в цветах
Всю ночь...
Пока не проснулся театр.


<2003>



Два крыла

Два крыла опалённых
И судьбой обречённых
Лететь сквозь года…

Две тяжёлых десницы,
Две невидимых птицы.
И под ними вода…

Нам нельзя опуститься,
Нам нельзя приземлиться.
Мы утонем тотчас.

Только сила и воля,
Наша скромная доля
Может выдержать нас.

Два отверженных сердца,
Два летят иноверца
От зари до зари.

Две судьбы беспощадных,
Кочевых и отрадных
Единеньем своим.

Два крыла безоглядных,
Небосвод неоглядный
Покоряют бесстрашным решеньем своим.


<2005>



Лоза одинокая

Лоза виноградная за обветшалым окном,
Лоза одинокая в чьих-то ладонях.
Окутана тёмным, предутренним сном…

Печали тяжёлая, влажная, спелая гроздь
В холодной ладони нема, неподвижна.
Дарует объятия ей только ливневый дождь…

Вздыхает парами земли, негой солнца и вод,
Трепещет под клювом прожорливой птицы.
Мечтает осилить высоты, в которых сокрыт небосвод.

Лоза одинокая в чьих-то ладонях…


<2005>


Печален, скромен, терпелив...

Печален, скромен, терпелив
Любви напев в холодном зале.
Не ведает его мотив
Льда превращенье в водах талых.

Не ведает весны уют,
Цветенья роз и доли юной,
Он неподвижен, в нём поют
Лишь ветры над песчаной дюной.

Он рвётся стеблем хрупким сквозь
Величье арок к светлым негам
И взглядом обегает вскользь
Сиянье глаз иных и светлых.

Не смог созреть он до зари,
Превозмогая сумрак зала,
Учась терпенью и любви
В пространстве тёмных мадригалов.


<2005>


Шизофрения

Мне снился страшный сон: я был в стране чужой.
И в городе большом, за каменной межой,
По улицам бродил, не ведая дорог.
И карты не имел, и был на вид убог.

И слышал каждый раз я за спиной: «Стоять»!
Мне приходилось вновь свой паспорт предъявлять.
«Ваш номер, ваш пароль…» - вопрос привычен был.
Но от волнений я их начисто забыл.

С дырявою сумой я прятался в метро,
Менял свои трико и гордо шёл в бистро.
Я прятал в рукаве украденный мной хлеб,
И только в час ночной не знал уже потреб.

Но вспомнил адрес вдруг! Гостиницу нашёл.
Дверь смело распахнув, с сумою я вошёл.
Там старый комендант мой паспорт отобрал.
Сказал «шестой этаж», вверх пальцем указал.

А дальше нёсся я от счастья сам не свой
По лестнице крутой, высокой, винтовой.
Этаж за этажом.… Никак не мог попасть…
Ну, где же здесь шестой? Какая-то напасть.

И выпала сума из рук моих во тьму.
Я смог найти этаж – он весь стоял в дыму…
Я сделал шаг вперёд, касаясь стен-зеркал,
И в новый лабиринт безвременно попал…


<2005>



День рождения актёра

Отшумел яркий пир резвым ветром, неистовым ливнем.
Нет в графине вина, и бокал лишь один на столе.
Одинокий актёр упивается горечью дивной –
Ароматом костра, что мерцает в предутренней мгле.

В том костре погребён его маленький кукольный тятр,
Уцелевшая кукла глядит не мигая в глаза.
Обратился золой кораблей рукотворных фарватер,
Стали пеплом за миг рукотворной красы небеса.

Лишь два раза звонил телефон – по делам всё насущным.
Что за день это был, позабыли в заботах друзья.
Но с улыбкой печали, актёру извечно присущей,
Он прощал безоглядно такой несерьёзный изъян.

«То не я»,- повторял он, смеясь, перед зеркалом чёрным.
Ненавистен был свет розовеющей в окнах зари.
Отраженья осколки, что брызгам кровавым подобны
Окропили лицо, растворились отравой внутри.

Как сироты, рыдали актёры над театром сожжённым.
Новый день – новый пир в этот час ощутил свой накал.
И стояли, как прежде, в жилище его разорённом
На столе опустевший графин и разбитый бокал.


<2006>


Зарисовки города

Зарисовка 1 «Утро»

Перегаром осеннего утра
Охмелённый до чёрта иду.
На сирени морозная пудра.
Нечистоты в осеннем саду.

Злобно смотрит вослед коммунальщик,
Подопечный начальства и крыс,
А жилплощадь семейных ристалищ
Смотрит грязными окнами ввысь.


Зарисовка 2 «Улица»

Путана и зек распевают
На пару о светлой любви,
И бывший палач воздыхает
О милой строфой Дехлеви.

В зажиточном чреве столицы,
Скрывая свою нищету,
Похожи дома на больницы,
Где все пациенты в бреду.

А тучный чиновник на «мерсе»
Шмонает владенья свои.
Не видели древние персы
Страшней его байской любви.

Уста источают заразу,
Глаза – разжиревший уют.
Для них вот дворец a la Plaza,
Для нас – всенародный хомут.

За плесень, что ранее хлебом
Была на прилавке крутом,
Старухи под пасмурным небом
Кто в туфлях, а кто босиком…


Зарисовка 3 «Настроение»

Дитя безобразных формаций,
Я слышать уже не хочу
Наглеющей лжи констатаций,
Пред ханской громадой – молчу.

Державы белёсые звёзды –
На паспорте грязный гештальт
Как сверх - переспелые гроздья,
Что вскоре падут на асфальт.


Зарисовка 4 «Вдали»

Минуя имперские пальмы,
Влюблённые в климат чужой,
Всю мерзость такой амальгамы
Оставлю за их паранджой.

Пройдусь я брегами Анхора,
Пока оболваненный люд,
Вождя восхваляющий хором,
С усердием лижет хомут.


<2006>



Четыре ангела, четыре ветра

Четыре ангела, судьбы земной опоры,
Стоят по четырём углам земли.
Четыре ветра в их руках – ветра раздора,
Что ждут свой час, в той сумрачной дали.

Четыре отрока, четыре грозных стража –
Боялся я узнать их имена.
Их предсказания тяжелою поклажей
Легли на все земные времена.

Я от чудовищных и пагубных открытий
Окаменел, и разум цел едва.
И не опишут ни одно из тех событий
Земной напасти страшные слова.

Четыре вестника, которых мы воспели,
Как прежде, ждут одной команды: «В бой!».
Надежда с верою им сёстры с колыбели.
Добро их – меч, богиня их – любовь.

<2006>




С подругой по имени Ночь.

От холода даже дышать стало больно,
И стужа сковала движенье.
Не выйдет, как прежде, легко и довольно
Бежать, обращая неловкость в скольженье.

Гнедые устали нестись по сугробам
К господским пирам и банкетам.
Стал дом мой пустой заколоченным гробом,
И умер я, судя по явным приметам.

В ночь выгнал я друга – льстеца от потребы.
Заблудится друг без коня и подмоги.
Издох его конь, обратив чрево к небу –
То чрево терзают голодные волки.

А ночь блудодействует – если бы даже
Растаял в пылу её пьяном,
Не вынес бы я лицедейства и блажи,
Пощады прося своим взглядом стеклянным.

Ночь – умница!  Скроет следы мои молча.
Один ли я пью? Только с нею.
Иду в магазин, озираясь по-волчьи.
Закончилось пойло? Да… шарфик на шею…

В глазах не зажжется огонь сожаленья.
Я слаб – мой разврат сопряжён с тишиною.
С шалавою - ночью в угрюмом томленье
Гляжу в никуда и прошу: «Будь со мною».

<2006>




Хрустальный город


Хрустальный город слов немых и тленных
Не дремлет, повинуясь супостату,
Там жизнь глупцов, спесивых и надменных,
Бежит по золотому циферблату.

Прозрачны стены. Тюрьмы и светлицы,
Не брезгуя привычной наготою,
Являют взору выцветшие лица.
А похоть исцеляющей бедою

В обличии домашней голограммы
Диктует свой рецепт преодоленья,
Смывая след почти забытой драмы
Ночных огней цветным кровотеченьем.

И «Дэнгам!», «Дэнгам!» - так я ненавидеть
Мог лишь себя – теперь же в нераденье
Глотаю правду, как зубную известь,
Не запивая ложью во спасенье.

Великий зверь с хрустальною короной,
Твоею волей стали все мы правы.
Иди же в мир с засаленной иконой
И бей сильнее в колокол свой ржавый.

<2006>



Охота на лис

Написано в соавторстве с Ликантрой
http://stihi.ru/2006/11/13-1141


Обреченная злость в зрачках,
В янтаре замирающих глаз,
Жизнь твоя в чьих теперь руках,
Открывающих шиберы?.. Фас!

По следам мчатся норные псы.
Над норою ведут тихий счет.
Лишь мгновенье назад ты был жив,
Миг один роковой - и ты мёртв!

Вот и в горло вгрызается пёс,
Хрипом ярости слух твой пронзив,
Но агония крови и слёз
Лисий стон обращает в мотив.

Вот разжаты клыки - выдан приз.
Ожидая грядущий сигнал,
Псы, глядите из клетки на лис,
Чтобы сердцем запомнить оскал

И, взмывая к свободе опять,
Вновь по кругу бежать в тишине.
Вам кровавой межой станет пядь,
Чтобы с равными быть наравне.

<2006>


Ворон

Ярила сон тревожить не желая,
Я за полночь отправился в полёт
Туда, где в горном сумраке Алтая
Вершины неба выковали лёд.

Нестройным рядом камни-великаны,
Удерживая зыбкий снежный воск,
Стояли там, а белые кафтаны
Их давеча впитали солнца лоск.

Хоралом ветры там меня встречали.
И на лету я словно видел сон
О той свободе и о той печали,
Которых много лет я был лишён.

И понял я земных скитальцев счастье,
Когда ты пьян от хмеля высоты,
Когда живешь в неодолимой страсти
И только небом платишь за мечты.

Когда над пирсом снова пролетая,
Ты видишь: годы – только взмах крыла,
А утром дымка, бледно-меловая,
Как детский сон, загадочна, светла.

Других небес мне сытость неугодна,
Пусть упаду… Одно лишь надо мне:
Быть вороном средь воронов голодных,
Прожив свой век скитаний на Земле.


<2006>



Эльдорадо


Я умер этим утром на рассвете,
Когда к пути готовы были дроги,
И алый луч, застывший у порога,
Принёс с собою запах первоцвета.

Я умер раньше, чем из уст мне близких
Надеждой прозвучало: «Эльдорадо»
С неловкой, запоздалою отрадой
В нетореной дороге каменистой.

И ангельские крылья в позолоте –
Хоть тяжелы – вспарили над неволей,
Навеки отделив мечты от боли
Эдемским жестом воли и заботы.

Сбывались сны, пьянённые наградой,
И в зеркалах морей – не Одиссеи –
Кружились иноземные кисеи
И аспидные чаши винограда.

Я был готов к своей последней встрече
С судьбой лихою на краю у бездны,
Где Азраэлю душу безвозмездно
Венцом из роз я возложил на плечи.

Но, не успев прельститься той наживой,
Отведав ветра в сумеречной гати,
Я умер раньше, чем мой друг старатель
Уверенно подвёл меня к обрыву.

<2006>



Титан

Титан, горящий гневом воина,
Ты дышишь копотью густой,
Горелой пылью страсти томной,
Смолою битв с самим собой.

И в одиозном несмиреньи
Бежишь ты пастбищ и лугов.
В природе ищешь ты значенья
Своих желаний и грехов.

Ты нелюдим и чужд созвездьям,
Как демон в небе, отрешён,
Как Бог ты горд, но милосерден
К тем, для кого ты так смешон.

На сцене призрачных галактик
Спартанец стройный и горбун
Равны в исходе своих тактик –
Иной здесь побеждает ум.

С твоим бесстрашьем и упорством,
Что даровала глубь веков,
Вернись без прежнего актёрства
Ты в неги пастбищ и лугов.


<2007>



Я уйду, не простившись

Я уйду, не простившись, как ранней весной холода,
Постепенно, как память, что нас покидает с годами.
Станет меньше беда, чище небо, свежее вода,
Что ждала до поры в бездыханной тюрьме подо льдами.

Я уйду незаметно, легко, как минутная боль,
Как свеча, что с утра уступает дорогу светилу.
Да прибудет здесь мир - всех несчастий и горя юдоль.
Пусть приходят иные испытывать веру и силу.

В этом мире всё ложь, кроме голода, скверны и зла.
Глупых вымыслов рой - утешенье рабу, дрессировка.
Ни добра, ни любви нет - все смыслы сгорели дотла -
И последний стал первым, так нагло, так ярко и ловко.

Мысль одна лишь - не быть - омывает, как талой водой,
Мой горячечный лоб, и одно лишь во мне упованье:
Тихим выдохом стать, обретя за последней чертой
Абсолют абсолюта и роскошь несуществованья.



<2021>


Одинокая ночь ноября...

Мне этого мало: смотреть на заснеженный дол,
На белую дымку над спящей, недвижной рекою,
На вечный покой, никогда не сливаясь с покоем,
Как снежную горсть набирая в ладонь валидол.
А жизнь иногда так похожа на праздничный стол.
Но зная, что праздник назначен кому-то другому,
Не смею у края присесть, убегаю из дома
Туда, где недвижна река и заснеженный дол.

Мне этого мало: на пламя смотреть до утра
И пить в одиночку, листая страницы былого -
До дыр зачитал их, и в памяти каждое слово
Фантомным свербением незаживающих ран
И старым мотивом, и музыкой нищей моей,
У края вселенной - стола ли семи морей?

Нет, - это играют чадящие угли в камине
И тихое грустное радио зонда Кассини,
Горящим Икаром покинувшего эмпирей...

А годы, как дни - сколько лет я прожил не любя,
Под маской сюжета, скрываясь в романах и фильмах,
Избегнув судьбы, что мечтала быть неповторимой,
Менял журавлей на синиц и надёжность рубля.
Но скаредность сердца и тишь её библиотек
Спасали недолго - закончиться стоило битве,
Я новь ощутил ледяною, заточенной бритвой,
Попомнив ушедших друзей и пришедших не тех.

И мало мне, мало... Но надо доигрывать роль,
Бокалы допиты, все нужные ноты сыграли.
Богатством своим нарекая пустые печали,
На сцену под занавес брошу я золото-боль.
И светом фаворским прольётся гнев жарких софит
На мой силуэт сумасшедшего с острою бритвой.
Последняя сданная карта окажется битой,
И я не замечу, как будет герой мой убит
На сцене вселенной, в пучине семи морей...

Безлюдьем дороги, дрожащим желтком фонаря,
Хранители снов, вы  утешьте виденьем меня
За миг до того, как не станет в камине огня,

Покуда нежна одинокая ночь ноября.   


<2021>



Как давно мы не виделись...

Мы шли по вечернему парку, вдоль дороги,
влажной от едва прошедшего дождя,
приближаясь к автобусной остановке.
Я не знал, куда мы идём,
собираешься ли ты сейчас уехать,
дождавшись своего автобуса,
я лишь чуствовал - всё это было когда-то.
И было не раз.
Последний автобус
слизал парочку полусонных пассажиров с остановки
и проехал мимо нас.
Я что-то тебе рассказывал.
Говорил долго, с воодушевлением.
На что твой ответ был коротким:
"Я уеду на заблудившемся трамвае, последним рейсом."
Вот, смотрю на тебя, идёшь снова рядом.
Со мной и не со мной одновременно.
Быть может, намеренно не говоришь, куда лежит наш путь,
а возможно, не знаешь, куда идти.
Ведь так уже было. И было не раз.
Казалось, мы будем вот так бродить бок о бок всю ночь напролёт.

Как давно мы не виделись...
Ни звонка, ни письма, ни строчки в мессенджере...
Но старые сны возвращают нас друг другу:
мы бежим по дворам, как малые дети,
то и дело прячась под арки домов,
предаваясь там страстным лобзаниям,
словно не виделись целый век.
Каждый раз ты в новом обличье:
однажды, делая вид, что не помню (или не узнаю) тебя,
я сказал твоему аватару:
"Похоже, беда твоя в том, что в жизни никак не можешь
найти своего человека, а моя - в том, что я своего потерял навсегда."
И твой аватар то ли вспомнил меня,
то ли больше не мог притворяться, что не помнит,
и со слезами крепко обнял меня.

"Когда ты приедешь снова? Быть может, через неделю?"
Ты смотришь куда-то вдаль, настороженно,
словно томясь недобрым предчувствием.
"Хочешь, дам на дорогу тебе? На весь месяц."
Отчего я теперь так уверен, что будет новая встреча?
Но вот, меж кустов, по тропинкам вечернего парка
то ли юрким сверчком, то ли жёлтым солнечным бликом
заскользил твой трамвай.
И вдогонку за ним мы побежали, до последнего не размыкая рук...
А потом - только жест, короткий, прощальный...
Жёлтый свет обволакивал мягко тебя, уезжая куда-то
по невидимым рельсам.

Это только лишь сон.
Только парк, только дождь, только ночь.
Лишь покой и свобода,
Где нет времени, смерти, разлук -
Бесконечность, где можно
всецело и полнокровно
быть собой...



<2021>