По Апулею

Судьба ведёт, а я послушен,
Бреду с опущенным лицом,
Хвостом виляя, свесив уши
И бряцая колокольцом.

Кусают слепни, жалят пчёлы,
Путь каменистый не знаком,
Нагружен утварью тяжёлой,
Плетусь под жирным ездоком.

Приехали, загнали в стойло,
К козе и овцам бок о бок,
Дали овса, плеснули пойло
И на засов, чтоб не убёг.

Хозяин явно озабочен,
Молчанье мрачное храня,
Чтобы среди безлунной ночи
Багдадский Вор не спёр меня.

А я хочу повеселиться,
И, чтоб унять тоску свою,
За неимением ослицы
К кобыле старой пристаю.

Желание сильнее пыток,
Неистов мой мужицкий пыл,
Но, получив меж ног копытом,
Вдруг, понял – я не для кобыл.

Мой сон тяжел и неспокоен,
Я снова человек во сне,
На мне мундир удобно скроен
И портупея на ремне,

Трусы, усы, как на картинке,
В папахе серой голова,
Штаны и, чудеса, ботинки,
И не четыре их, а два.

Ах, мне помыться бы, побриться,
Смыть шкуру грязевых пластов
И я готов летать, как птица,
Порхать, как бабочка, готов.

Во сне я роз увидел груды,
Которые все ем и ем,
Пока не отчленили чудо
И не отправили в гарем.

Петух, свинья, не скукарекал,
Наверно, варится с лапшой,
Меня - святого человека
Подняли палкою большой.

Мальчишка - сторож бледноногий,
Из всех своих ребячьих сил,
От счастия до безнадёги,
С небес на землю опустил.

Я поделился бы, не скрою,
Все б рассказал, язык бы был,
Что на моих глазах с козою
Проделал этот зоофил.

Впрягли в арбу жены султана,
Четвёртой, самой молодой,
И, среди горного тумана,
Погнали к речке за водой.

Иду, нужду свою справляю,
Подвластен девичьим рукам,
Сегодня спутница не злая,
По холке гладит, по бокам.

Ах, господа, когда б вы знали,
Клянусь, век не носить мне брюк,
Как сильно хочется в печали
Поглаживаний этих рук!

Я воспылал, я ожил, братцы,
Про рабство позабыв и плен,
Мой дух стал быстро подниматься,
Болтавшийся между колен.

Спустились мы к реке бурливой,
Где солнца нету даже в зной,
И там, зачем-то, торопливо
Она склонилась подо мной.

Там понял я, в ущелье узком,
Каким был, в сущности, ослом,
Не понимая по-французски,
Она владела языком.

Потом, свою подставив спину,
Смешные скинула штаны,
И тут я ощутил, скотина,
Бездонность женской глубины.

Сначала я с опаской, вроде,
Принцессу юную храня,
Но пыл животный быстро входит
В животное, то есть, в меня.

То, чем гордился я, не скрою,
Единственное, чем богат,
То, с чем в хлеву я был героем,
Стал, чуть ли, вдруг, не маловат.

Я воспарил к подножью рая.
Где Боги? Я из их числа!
И понял, страстию сгорая –
В любви спасение осла…

Потом я снова был навьючен,
Бурдюк на холку, три в арбу,
И снова вверх по горной круче
Тащусь и матерю судьбу.

Идём, не глядя друг на друга,
Вернулась жизни толчея,
Она к любимому супругу,
К противной старой кляче я.

Бреду туда, где жизнь бесправна,
Где я свои копыта стёр,
Туда, где стал ко мне недавно
Прицениваться живодёр.

Вновь ковыляю по каменьям,
Большой киваю головой,
А где-то наверху, в селенье,
Расцвёл куст розы золотой.


Из сборника "Страсти" 2015 г.