Свобода в материнстве

Уже полчаса как пространство комнаты заполнено детским ноем. Нет, не надрывным плачем о боли или голоде, а условно терпимым проявлением недовольства об отнятых злой мамой проводах. Условно терпимым, потому что легко терпимое пять минут становится абсолютно не терпимым, когда затягивается на часы, дни, месяцы или годы.

Сегодняшний ной дополнил уже накопившийся во мне несколько недель, поэтому я чувствую тесноту и духоту. Иду на кухню, отвлекаю мужа от учёбы и предлагаю погрузиться в радость отцовства, пока мама реанимирует свою адекватность тёплым душем и мятным чаем. Муж (святой человек!) надевает улыбку-противогаз и отправляется в заполненную углекислым ноем комнату. Уже через минуту окошки детского сердца открываются, ной проветривается, и я чувствую, как из щелки под дверью сочится сладкий запах обнимашек и смеха.

Закрываю глаза и позволяю себе роскошь: думать в тишине.

С рождением Давида я как никогда раньше осознала, насколько сильно ценю свою свободу.
– А ты скучаешь по прежнему? – неоднократно спрашивала я мужа.
– Как я могу скучать по миру, где нет Давида? – с непониманием переспрашивал он.
Возможно, потому что в нём больше самоотверженной любви. А может, потому, что пять дней в неделю он проводит на учёбе, а оставшиеся два – в храме. Как бы там ни было, он – абсолютно счастлив от своего отцовства. Когда я устаю и мой мир начинает качаться, то я держусь за это счастье, как за перила. И прошу: «Расскажи, какие мы счастливые».

И он рассказывает, и я верю ему. Но в конце всё-таки добавляю, что прекрасно планировать свой день (и воплощать план в реальность без оглядки на неожиданно протёкшие подгузники или сорвавшийся сон), или спать целую ночь (без неожиданных пинков под рёбра), или путешествовать по миру (в этом месте муж обязательно бурчит мне в ответ что-то вроде «как будто раньше ты часто выходила из дома»).

Может быть, материнство ощущается по-другому, когда на подхвате есть родные и ты живёшь в потоке вдохновляющих слов, восхищённых поцелуев и вздохов «какой же он сладкий». Или когда не приходится пару недель планировать получасовой поход в бесколясочное или бездетное место. Или хотя бы когда мозг не подкидывает аппетитные творческие идеи, на воплощение которых требуется больше сил, чем есть у недавно родившей женщины.

В общем, не буду лукавить, я была бы рада получить в своё распоряжение пару часиков в неделю. Но, с теплотой вспоминая своё насыщенное на разнообразные счастья прошлое, я соглашаюсь с мужем: мне не нужен прежний мир, где нет пинающего меня в рёбра человечка.

О будущих детях можно рассуждать теоретически, о рождённом ребёнке – нет. Его нельзя сочинить, ведь он уже воплотился, проделал путь из небытия и даже успел скинуть дымку младенческой неотмирности. Он – тёплый, мягкий и доверчивый – смотрит в твои глаза и ждёт. Когда я полна сил, то с радостью отвечаю на это приглашение к общению. Когда я пуста, больна, огорчена, то отвечаю менее охотно. Но ни на какой стадии усталости я не могу желать, чтобы этот взгляд потух. Потому что человек уже пришёл в мой мир, и его уход дал бы мне не лёгкость бытия, а кровоточащую пустоту.

Пути назад – в мою доматеринскую свободу – уже нет. Есть лишь дорога вперёд. И пусть она усеяна маленькими несвободами, о которые я иногда ударяюсь левым мизинцем своего эго. Главное, что по этой дороге, насквозь пропитанной лучами любви, я иду не одна...

Открываю глаза. Я достаточно отдохнула в мире взрослых мыслей. Теперь я вновь готова отвечать на сладкие младенческие «агу».