Ликвидатор

бурлило,
пока  кипяток  не  плеснул  через  край, 
убедительно,
голос  цепи  произнёс  солнцу  –
улыбайся,  а  не  гори  лампочкой  в  морге,
иначе  не  принадлежать
чувствовать, 
как  тяжела  жизнь  некрасовских  бурлаков,
по  реке  петлёй,
где  иней  покрыл  изношенное  нутро…

известь  кожи  сдирала  тень,
стыковалось  с  ритмами  музыки  тело,
пустел  взгляд, 
ярка,  артистична  особь,  да  забывчива,
натуру  у  стенки  оставила,
там  контур  пулями  гамма  –  лучей  фотогеничен,
в  световую   простынь  костей  жизнь  заправлена…

в  отместку: 
звезда  потерялась  за  хмурыми  тучами  неба  ночного,
а  темнота  лучилась  энергией,  как 
урановая  руда  радиоактивного  разговора,
грызли  кожу  крысы  Рентгена  новым  лезвием,
проведать  грань  меж  зеркал,
просеять  взгляд  сквозь  сетчатку  зрачка…

и  приосанилась  сутулость,
глаза,  я,  нараспашку  раскорячив,
нашёл  в  ней  особенность,  странность  –
челюстями  смешно  шевелить  напрочь,
поршнями  стекала  вниз,
хватала  арканом,
головешкой  обугленной,  плоть  живую  ласкала,

чесались  улиц  скулы,
окоченевшее сердце  не  дёргалось  красоту  признать,
позвоночником  щупая, 
воздух,
в  парниковый  эффект  нервы  собрал,
побег,  как  железная  тяга  гусениц,
как  ядро  вбитое  туго…

это  судьба  моя  окаменела,
хмарь  улыбку  с  лица  содрала,
истрепалось  шумами  сердце
радиоперехвата,
скажет  небо  туче  –  (дождь  на  землю  пролей), 
да  туча  лавры  всходов  на  себя  примерит,
я  один  из  тех,  кто  первым  пришёл  на  реактор,
засветил  негатив, 
теперь  будь,  что  будет, 
жизнь,  смерть  на  продолжение  стелит…