Сестра суицида

высохла,  почернела  лицом,
с  ладоней  стекают  пальцы,
пустая  грудь  гремит  бидонами  молока
пытаясь   понравится,
стоя  там,  где  все  лежат
в  проклятом  месте  суеверий  – 
скоблит  завтра  каменным  вчера
сестра  суицида…

и  намного  миль  вокруг
молчаливые   чуют  опасность,
пока  могут  петь  –  не  поют,
словам  песни  не  доверяют,
имеют  возможность  рыть  норы  себе,
прятать  снадобье  в  шелуху  кожи,
имеют  возможность  вскрыть  вены  себе,
если  сестра  суицида  прикажет…

она  сказала  мне  –  не  пей  свою  кровь
разбавленным  ядом,
не  танцуй  на  осколках  кривых  зеркал
посиневшими  губами,
поцелуй  грязь  своего  рта
щуря  катаракты,
голодным  не  ложись  в  не  струганный  гроб  –
так  сестра  суицида   сказала…

и  мелели  вены  поганок,
корнями  цепляли  расчленённых  заживо,
обручалась  темнота  со  светом
спать,  обняв  остановку  сердца,
и  отражалась  некрасивая  женщина
в  слизи  перепонок  тёмного  зеркала,
чёрная,  седая  прядь  гниёт  у  корней
сестры  суицида…

и  я  не  могу  оторвать  взгляд,
слишком  глубоко  вошёл,
под   днищем  спрятана  больная  вода,
эхо  рыщет  с  пересохшим  нутром,
снаружи  не  видно,  как  могут  скоро
треснуть  шейные  позвонки,
глаза  упадут  на  высохшую  грудь
суицида  сестры…