О поэзии. Гандлевский С. М

Сергей Маркович Гандлевский
родился 21 декабря 1952г.


Картина мира, милая уму: писатель сочиняет про
Муму;  шоферы колесят по  всей  земле со Сталиным
на лобовом стекле; любимец телевиденья чабан каст-
рирует козла во весь экран; агукая, играючи, шутя,
мать пестует  щекастое дитя. Сдается мне, согражда-
нам не лень усердствовать.  В трудах проходит день,
а к полночи созреет в аккурат мажорный гимн, как
некий виноград.
   Бог в помощь всем. Но мой физкультпривет писа-
телю. Писатель (он поэт), несносных наблюдений вир-
туоз, сквозь окна видит бледный лес берез, вникая в
смысл житейских передряг, причуд, коллизий. Вроде
бы пустяк  по имени хандра, и во врачах  нет надо-
бности, но и в мелочах видна утечка жизни.  Невзна-
чай он адрес  свой забудет или чай на рукопись про-
льет, то вообще купает галстук бархатный в борще.
Смех да  и только. Выпал  первый снег. На улице
какой-то  человек, срывая голос,  битых два часа  от-
читывал нашкодившего пса.
   Писатель принимается писать. Давно  ль он умуд-
рился променять объем на  вакуум, проточный звук
на паузу? Жизнь валится из рук безделкою, бездели-
цею в  щель,  внезапно перейдя в разряд вещей еще
душемутительных, уже  музейных,  как-то:  баночка
драже  с истекшим сроком годности, альбом  колони-
альных марок в голубом налете пыли, шелковый шну-
рок...
   В романе Достоевского «Игрок» описан странный
случай. Гувернер влюбился  не на шутку, но  позор
безденежья преследует  его. Добро бы лишь  его, но
существо небесное, предмет любви —  и  та наделала
долгов. О, нищета! Спасая положенье, наш герой спер-
ва, как Германн, вчуже за игрой в рулетку наблюдал,
но вот и он выигрывает сдуру  миллион.  Итак,  же-
нитьба? —  Дудки!  Грозный пыл объемлет бедолагу.
Он забыл про барышню,  ему предрешено в испарине
толкаться в казино. Лишения, долги, потом  тюрьма.
«Ужели я тогда сошел с ума?» — себя и опечаленных
друзей резонно вопрошает  Алексей Иванович. А на
кого пенять?
   Давно ль  мы умудрились променять  простосер-
дечье, женскую любовь на  эти пять похабных рифм:
свекровь, кровь, бровь, морковь и вновь! И вновь поэт
включает за полночь  настольный  свет, по  комнате
описывает круг. Тошнехонько, и нужен верный друг.
Таким была бы проза. Дай-то Бог. На весь  поселок
брешет кабысдох. Поэт глядит в холодное окно. Гар-
мония,  как  это ни смешно,  вот  цель  его,  точнее,
идеал. Что выиграл он, что он проиграл? Но это разве
в картах и  лото есть выигрыш  и  проигрыш. Ни то
изящные материи,  ни се. Скорее,  розыгрыш. И это
все?  Еще не  все.  Ценить  свою беду, найти вверху
любимую звезду, испарину труда  стереть со лба и
сообщить кому-то:  «Не судьба».

1982
             * * *

Есть в растительной жизни поэта
Злополучный период, когда
Он дичится небесного света
И боится людского суда.
И со дна городского колодца,
Сизарям рассыпая пшено,
Он ужасною клятвой клянётся
Расквитаться при случае, но
 

Слава Богу, на дачной веранде,
Где жасмин до руки достаёт,
У припадочной скрипки Вивальди
Мы учились полёту – и вот
Пустота высоту набирает,
И душа с высоты пустоты
Наземь падает и обмирает,
Но касаются локтя цветы...


Ничего-то мы толком не знаем,
Труса празднуем, горькую пьём,
От волнения спички ломаем
И посуду по слабости бьём.
Обязуемся резать без лести
Правду-матку, как есть напрямик.
Но стихи не орудие мести,
А серебряной чести родник.

1983



Источник фото ru.citaty.net
Цитирование фотографии используется с информационной и образовательной целью.