Лазоревый Странник Тимур Зульфикаров

     Стройные стволы платанов вымахали уже выше крыш, прикрывая квадрат двора от палящего летнего зноя. Звонко журчала ледяная вода,  бегущая с гор по арыкам 91-го микрорайона. Загоревшие мальчишки и девчонки закрывали поток воды спиною, а потом катились вниз по течению, смеялись и радовались жизни. Казалось бы всё как всегда, но в Душанбе прошла череда землетрясений, а самое главное по всей Стране Советов происходили тектонические сдвиги, осознать которые не всем хватало времени, ведь будни были наполнены повседневными делами и заботами. Шёл август 1991 года.

     В феврале 1990 года впервые заявили о себе исламисты, нахлынувшие в Душанбе одновременно из прилежащих районов, устроившие настоящие погромы на улицах столицы Таджикистана. Якобы кто-то распространил слухи, что в Душанбе будут выделять квартиры армянским беженцам из Азербайджана, и это было причиной, но избивали на улицах в основном русскоязычных женщин, и там, где перевес сил был очевиден. Прозвучала впервый фраза: «Базар — Вокзал» — плохо зарифмованная идеологема.

     Все испытали настоящий шок: любимейший всеми город Сталинабад-Душанбе, спроектированный на месте трёх кишлаков ленинградскими архитекторами как город-сад с парками, соединёнными между собой бульварами, как столица, гостеприимный восточный город, где проживали едва ли не все национальности Советсткого Союза, в первый раз получили оплеуху от кишлачных исламистов при полном попустительстве и заговоре столичных властей.

     Организованные нами в отдельных дворах и целых микрорайонах интернациональные отряды  самообороны, выходившие дежурить по вечерам, нейтрализовали исламистов, была даже попытка создать Интернациональную партию Таджикистана, которая базировалась бы не только на рабочих коллективах, а на организованных дворах. Но опытные провокаторы не допустили этого на проходившем общем собрании в театре имени Маяковского, устроив настоящую истерику, применяя психологические удары ниже пояса.  И вот гражданская война начала разгораться на окраинах Таджикистана, а прибывавшие из Москвы «демократы» только всё усугубляли.

     Советские евреи, живущие в Душанбе, закусывающие в общих кампаниях шмотками сала, вдруг начали вспоминать, что они иудеи и засобирались в Израиль или Америку, Германию, куда получится, а любимой темой их разговоров стало: «А вы встречались с явлениями антисемитизма?» Советские немцы, обиженные Ельциным, предлагающим возродить немецкую автономию на военном полигоне, заговорили о том, что даже тротуары в Германии моют шампунями. Заработал мощный насос, высасывающий из Советского Союза обученные в советских школах и вузах трудовые резервы, так недостающие на загнивающем западе. В Стране всем предложили приватизировать квартиры, полученные как бы бесплатно, а по всей стране начиналась настоящая расхватуха, когда целые предприятия переходили в руки барыг.

     После заведования социально-экономическими проблемами в молодёжной газете «Комсомолец Таджикистана» я стал был заместителем редактора экологического еженедельника «Наврузи Ватан» к тому же на таджикском телевидении был автором и ведущим молодёжной часовой программы «Лабиринт», выходившей раз в месяц. Однажды передачей был организован «Праздник нашего двора», который как раз и снимался в любимом «квадрате» двора и на котором мой старший брат Владимир спел свою песню на стихи Николая Рубцова «Я буду долго гнать велосипед», а через пару месяцев её запел на центральном телевидении Барыкин, песня стала всенародно любимой.

     Но открывались и возможности. Я сделал сравнительно профессиональные записи моих песен в студии «Киноконцертного зала» на стихи Александра Блока, Николая Гумилёва, Владимира Набокова, Велимира Хлебникова, Владимира Маяковского, Сергея Есенина, Анны Ахматовой, Марины Цветаевой, Иосифа Мандельштама, Бориса Пастернака, Николая Рубцова, детские песни на стихи Корнея Чуковского, Бориса Заходера, Уолтера де ла Мэра!.. Но привезя однажды мою песню на стихи Николая Гумилёва «Он идёт путём жемчужным», записанную с душанбинским ансамблем, на Лениградский песенный марафон, я понял, что без большой взятки на экранах телевидения уже не появиться! Надо было ковать деньги, не отходя от кассы?

     А вот творческих дел было много, и чем я загогорелся в то время по-настоящему был поэтический сборник «Лазоревый странник на золотой дороге» Тимура Зульфикарова с подзаголовком «Песнопения Руси и Азии», который вышел в 1991 году и появился на прилавках Душанбе. Большая статья о нём вышла в «Коммунисте Таджикистана» под фамилией Лысенкова, но стилистика статьи выдавала почерк самого Тимура! Мудрец делал себе рекламу, но сборник почти не расходился. А я горел им, прочитывая в студии под гитару почти экспромтом, песню за песней, импровизируя над каждым словом:

     «Я умру вместе с русской последней деревней»

     «Ах ты один невинный снег»

     «И тает Русь и храм и лес»

     «Русь Русь Русь Русь обрящет обрящет обрящет обрящет»

     «Когда завеет брезами осенними»

     «И ночь ночь нощь изшла и ночь Руси изшла изшла изшла»

     «И в храм вошла взошла под ветхи святы образа»

     «Да тёмная душа не изойдёт из гроба»

     «Белый Храм! белый друг! божий Перст! Прощай!»

     «И помолюсь святой сырой земле»

     «И поле залито водой и церковь залита дождями»

     «Когда ты упадешь когда ты упадешь»

     «В поле талом разойдусь»

     «Но в поле был не только ворон»

     «В ту нощь звезда была чиста моя гиссарская родимая»

     «Ночью шла шла шла струилась стремилась металась метель метель метель»

     «В стране погасших глаз — так трудно улыбаться»

     «Чрез сквозь имперью державу безбожников»

     «Если жив в душе певца куст сирени и павлиний хвост»

     «Нет коня без узды — нет царства без грозы!»

     «Ибо сказано: Несть власть, аще не от бога»

     «Гой воля! Гойда воля! Гей воля на Руси!»

     «Господь! укажи пути мне стези чистые»

     «И что русский человек мечется меж Ангелом и бесом?»

     Правда была ещё одна страсть, захватившая меня целиком. Тамара, учительница английского языка, обучавшая моего сына Димитрия целый год во втором классе, вдруг заявила на родительском собрании, что Димитрий английский не усвоил, более того на уроках часто вдруг посмотрит в окно и говорит: «Ой, смотрите, птичка!» — и весь класс, разумеется, начинает следить за птичкой! То есть он ещё и мешает учебному процессу! Видимо, его следует оставить на второй год. Все родительницы, а их было большинство, звонко смеялись, я тоже из солидарности смеялся, но вдруг встал и заявил, что оставлять на второй год его не следует, если он успевает по всем другим предметам, а после осенних каникул, когда проходит школьная олимпиада, мой сын Димитрий будет по английскому лучшим в школе. Я дал слово, а дав слово, известное дело, держись!..

     Время поджимало. Я выяснил, у кого в 20-й школе с английским уклоном, где учился Димитрий, лучшее произношение. Так я и познакомился с Робертом. Он курил в школьном дворе. Мы разговорились об английской литературе и поэзии. О, это был настоящий англофил, он утверждал, что двадцатый век — это век американской литературы, рассказывал о романах, которые он прочитал на американском английском языке, цитировал на английском поэтические фразы, произношение и вправду было изумительным. И я предложил ему записать весь учебник второго класса по моей системе на магнитную ленту. Он согласился. Была назначена встреча. Сегодня Роберт должен быть у меня! 

     Но было ещё время, и я вышел прогуляться с моей сиамской кошечкой Маруськой. Она восседала у меня на плечах, напоминая меховой воротник, и только иногда спрыгивала, чтобы поиграться с опадающими листьями, или нанести оскорбление какой-нибудь собачке, а потом снова, как по команде, ловко забиралась мне на плечи. Я зашёл в любимый квадрат двора. У соседнего подъезда стоял, попрощавшись с милой женщиной и двенадцатилетним подростком-девочкой Тимур Зульфикаров. Он был в добротных джинсах и стильной джинсовой рубашке, молодой и красивый.

     — Так вот Он какой — Лазоревый Странник, — произнес я, копируя манеру Тимура, известную мне по телевизионным передачам.
 
     — На Золотой Дороге, — продолжил Зульфикаров, указывая на опавшие оранжевые листья чинар, радуясь, что вдруг встретил почитателя своей поэзии.

     Так мы познакомились: кто-то просто свёл нас в квадрате моего двора. Я рассказал, что записал песни на его стихи и, если у него есть время, он может послушать, пригласил его домой на доброе хмельное терпкое домашнее вино из знаменитого таджикского сорта винограда тойфи, изготовленное умельцем Николаем Дмитриенко. Мы сидели за столом напротив друг друга, между нами гостеприимная хозяйка квартиры, моя жена Элла, Тимур медленно смаковал золотистое вино, образно и уважительно говорил о своей великой поэзии. Его маленькие красивые ухоженные руки выдавали в нём аристократа.

     Я, как гостеприимный хозяин,  разумеется хвалил стихи и книгу Тимура, говорил о том, как стихи Тимура мелодичны, что мне удаётся почувствовать во всех его стихах заключённую в них музыку. Кажется, славословия могли продолжаться бесконечно, ведь встретились две созвучные души, и мы стали уже забывать о присутствии хозяйки.

     — Как мне повезло, я сижу среди двух гениев! — иронично произнесла Элла.
 
     — А кто второй? — спросил Тимур, изогнув бровь.

     — Вы! — просто ответила Элла.

     И мы почему-то дружно смеялись удавшейся шутке.

     Я спел несколько песен на таджикском языке, но Тимур сказал, что таджикский не понимает, так как почти всю жизнь прожил в Москве. Другое дело его Матушка, Людмила Владимировна Успенская  — великий знаток таджикского языка.

     Потом мы слушали песни на стихи Тимура. Он отметил, что всё очень интересно, но ему казалось, что звучание его стихов в песнях должно быть несколько медленнее, чтобы каждое слово имело свой вес, отметил, как-то даже ревниво, что теперь и я могу публиковать его стихи, как песни. Он взял свой сборник «Лазоревый странник на золотой дороге. Песнопения Руси и Азии», на странице 255 поправил допущенную при публикации описку и оставил дорогое моему сердцу посвящение: «Женя! Талантливый мой брат — и среди всей имперьи — я встретил Тебя на родной земле — Господь Тебя послал и рад. Крепко обнимаю Твой Тимур Зульф»

     И тут появился Роберт, которого мы сразу присоединили к нашему столу и заговорили уже о совершенно новой идее, которая нас обуяла. За окном был август 1991 года, Тимуру исполнилось всего 55. Он был совершенно молод, подстать нам, полон надежд и планов…

     P.S. Так вот, в этот день мы записали с Робертом ведь учебник английского языка для второго класса по выдуманной мной системе на магнитофон. Эта запись всего учебника длилась около часа. Все осенние каникулы Димитрий раза три в день слушал самостоятельно и повторял за этой программой учебник второго класса, и стал таки лучшим на школьной олимпиаде по английскому языку! Тамара была в восторге и мы записали с ней потом по моей системе учебники третьего и четвёртого класса.

     Но в Таджикистане уже разгоралась не на шутку гражданская война,
и в Душанбе раз за разом врывались танковые колонны, а умники с таджикского телевидения при возможной смене власти сразу ставили не «Лебединое озеро», а записанные мною программы «Лабиринт» в которых я со старшеклассниками обсуждал, например, великую таджикскую поэзию…