Таланту И. А. Бунина. Запустение

  Домой я шёл по высокому скату вдоль чудной Оки,
По перелескам красивым, берегом нагорным,
Любуясь сталью вьющейся внизу реки
И горизонтом низким и чарующе-просторным.
   Был тёплый, тихий, но не солнечный денёк.
Среди берёз желтел осинник молодой и редкий
И даль лугов за их прозрачной, увлекающей в них сеткой
Синела чуть заметно - как загадочный намёк.
   Уже давно в лесу замолкли лета птицы,
Свистели и шуршали лишь весёлые синицы.
Я уставал, кругом повсюду лес слегка пестрел,
Но вот на перевале за огромною лощиной -
Фруктовый сад листвой и яблоками закраснел
И глянул флигель серою старинною руиной.
   Глеб отворил мне двери на большой балкон,
Поговорил со мною в позе барско-чинной,
Принёс мне самовар - и по всей гостиной
Полился нежный и слегка печальный самовара стон.
   Я в кресло сел к раскрытому окну и, отдыхая,
Следил, как замолкал он, самовар вскипевший, потухая.
В тиши звенел он чистым неподдельным серебром,
А я глядел на чудо-клёны у своего балкона,
На вишенник, красневший под пленяющим бугром...
    Вдали синели тучки на красотах  небосклона
И уходил спокойный, недождливый серый день,
Меж тем как в доме тихом - как и раньше было:
Неслышно одиночество старинное бродило
И реяла задумчивая, зачаровывающая  тень.
   Пел в серебре вновь самовар, а комната беззвучно
Мне говорила: «Пусто, брат, и непонятно скучно!»
В соломе, возле печки, на стариннейшем полу,
Лежала груда уж созревших яблок; паутина -
Под образом качалася в знакомом с юности углу,
А у стены темнели клавиши стариннейшего клавесина.
   Я тронул их – чарующе в тиши
Раздался столь знакомый звук - дрожащий, романтичный,
Он тих и жалок  был, но я, душой к нему привычный,
В нём уловил напев родной столь милой мне души:
На этот лад, исполненный загадочной печали,
Когда-то наши бабушки нам в детстве напевали.
   Чтоб мрак ночи спугнуть, я две свечи зажёг
И весело огни их заблестели!
И побежали тени сказочные в потолок,
А стёкла тёмных окон сразу посинели...
   Но отчего мой домик при таком огне
Стал и бедней, и как-то меньше? О, я знаю -
Он стал весь слишком стар... Пора родному моему краю
Сменить хозяев в нашей изумительнейшей стороне.
Нам жутко почему-то здесь. Мы все в тоске, в неведомой тревоге...
Пора свести и лета, и почти последние осенние итоги.
Не оттого ль печален долгий вечер осени в прекрасном октябре?
   Любил я осень позднюю в родной моей России.
Любил лесок прелестнейший, багряный на горе,
Простор всех заливных лугов, полей и сумерки глухие.
   Любил стальную, серую, но чудную Оку,
Когда она, теряясь лентой удивительнейше-длинной
В дали лугов, широкой и почти пустынной,
Мне почему-то навевала нашу русскую тоску...
   Но дни идут, наскучило осеннее ненастье 
И сердце жаждет блеска дня и снова увлекающего счастья!
Томит меня сегодня здесь немая тишина.
Томит гнезда родного незаслуженное запустенье.
Я вырос здесь. Но смотрит на меня из нашего окна
Заглохший без детишек сад. Над домом реет тленье,
И скупо в нём мерцает чудо-огонёк.
Уж свечи нагорели и уже почти темнеют,
И комнаты в молчанье будто бы застыли - цепенеют,
А ночь долга, и новый день восторженный ещё далёк.
   Часы старинные стучат и старый дом как бы беззвучно
Мне говорит: «Да, без хозяев здесь, конечно, скучно!»
Мне на покой давно, давно б уже пора...
Луга, поля, леса - всё глохнет без людской заботы...
Я жду весёлых звуков труженика-топора,
Жду прекращения дождей - их дерзостной работы,
Могучих рук жду снова, смелых голосов!
Я жду, чтоб наша жизнь в руках работной новой силы
Вновь расцвела из праха близ родительской и близ любой могилы,
Я что-то изнемог и мерный стук ночных стариннейших часов
В молчании осенней небывало долгой ночи
Мне самому внимать здесь в одиночестве нет больше мочи!»
_________
ЗАПУСТЕНИЕ
Домой я шел по скату вдоль Оки,
По перелескам, берегом нагорным,
Любуясь сталью вьющейся реки
И горизонтом низким и просторным.
Был теплый, тихий, серенький денек,
Среди берез желтел осинник редкий,
И даль лугов за их прозрачной сеткой
Синела чуть заметно — как намек.
Уже давно в лесу замолкли птицы,
Свистели и шуршали лишь синицы.
Я уставал, кругом все лес пестрел,
Но вот на перевале, за лощиной,
Фруктовый сад листвою закраснел,
И глянул флигель серою руиной.
Глеб отворил мне двери на балкон,
Поговорил со мною в позе чинной,
Принес мне самовар — и по гостиной
Полился нежный и печальный стон.
Я в кресло сел, к окну, и, отдыхая,
Следил, как замолкал он, потухая.
В тиши звенел он чистым серебром,
А я глядел на клены у балкона,
На вишенник, красневший под бугром...
Вдали синели тучки небосклона
И умирал спокойный серый день,
Меж тем как в доме, тихом как могила,
Неслышно одиночество бродило
И реяла задумчивая тень.
Пел самовар, а комната беззвучно
Мне говорила: «Пусто, брат, и скучно!»
В соломе, возле печки, на полу,
Лежала груда яблок; паутины
Под образом качалися в углу,
А у стены темнели клавесины.
Я тронул их — и горестно в тиши
Раздался звук. Дрожащий, романтичный,
Он жалок был, но я душой привычной
В нем уловил напев родной души:
На этот лад, исполненный печали,
Когда-то наши бабушки певали.
Чтоб мрак спугнуть, я две свечи зажег,
И весело огни их заблестели,
И побежали тени в потолок,
А стекла окон сразу посинели...
Но отчего мой домик при огне
Стал и бедней и меньше? О, я знаю —
Он слишком стар... Пора родному краю
Сменить хозяев в нашей стороне.
Нам жутко здесь. Мы все в тоске, в тревоге...
Пора свести последние итоги.
Печален долгий вечер в октябре!
Любил я осень позднюю в России.
Любил лесок багряный на горе,
Простор полей и сумерки глухие,
Любил стальную, серую Оку,
Когда она, теряясь лентой длинной
В дали лугов, широкой и пустынной,
Мне навевала русскую тоску...
Но дни идут, наскучило ненастье —
И сердце жаждет блеска дня и счастья.
Томит меня немая тишина.
Томит гнезда родного запустенье.
Я вырос здесь. Но смотрит из окна
Заглохший сад. Над домом реет тленье,
И скупо в нем мерцает огонек.
Уж свечи нагорели и темнеют,
И комнаты в молчанье цепенеют,
А ночь долга, и новый день далек.
Часы стучат, и старый дом беззвучно
Мне говорит: «Да, без хозяев скучно!
Мне на покой давно, давно пора...
Поля, леса — все глохнет без заботы...
Я жду веселых звуков топора,
Жду разрушенья дерзостной работы,
Могучих рук и смелых голосов!
Я жду, чтоб жизнь, пусть даже в грубой силе,
Вновь расцвела из праха на могиле,
Я изнемог, и мертвый стук часов
В молчании осенней долгой ночи
Мне самому внимать нет больше мочи!»
<1903>  /И.А. Бунин./   
______
Иван Алексеевич Бунин  - родился 10 (22) октября 1870 года в  Воронеже, Российская империя,  русский писатель, поэт и переводчик. В 1933 году Иван Бунин - первый из русских писателей - стал лауреатом Нобелевской премии по литературе за «строгое мастерство, с которым он развивает традиции русской классической прозы». Будучи представителем обедневшей дворянской семьи, Бунин рано начал самостоятельную жизнь; в юношеские годы работал в газетах, канцеляриях, много странствовал. Первым из опубликованных произведений Бунина стало стихотворение «Над могилой С.Я. Надсона» (1887); первый стихотворный сборник вышел в свет в 1891 году в Орле.   В 1909 году избран почётным академиком по разряду изящной словесности Императорской Санкт-Петербургской академии наук. В 1920 году эмигрировал во Францию – умер в 1953 году в  Париже, Франция.