***

не знаю.Я бы не сошёлся с вами в сабельном бою, уважаемая Нанико. Хоть во мне и есть немного крови Ахалтекинцев.
 · Ответить · 22 мин. · Отредактировано
Нана Кочиашвили
Модест Лосик , но ; лучше всего я владею вовсе не саблей;
 · Ответить · 17 мин.
Модест Лосик
Нана Кочиашвили Мне даже страшно думать об остальном вашем оружьи.
 · Ответить · 14 мин.
Нана Кочиашвили
Модест Лосик , лучше не думайте , волнения вредны такой тонкой натуре как Ваша;;;;
 · Ответить · 12 мин.
Модест Лосик
Ну вот взять вашу допустим скажем голень. Что нужно для иметь такую голень. Всё просто - делайте на каждой тренировке по 10 подходов на 17 повторений. И так на протяжении 15 - 20 лет. И это, заметьте, не я сказал, а вы сделали. Не говоря об всём остальном, что вы знаете лудше меня.

Шлю кур палёных 8шт., минтая паюсного с гнездами ея 1шт., севрюжъей стерляди 5 окороков, да вермишели 4 унции.  К тому ж: канифасовых панталон 3шт кружевных, маркиретовых отрезов на 4 подушки(и на 2 платка ещё выйдет носовых), диагоналевого сукна на юбку, 2 берета и обшлага. Носков шолковых 1 пара.  Берет ондатровый - 2, зная что любите данный предмет одежды. 10 пуховых платков из Гусьхрустального.

Деревья смотрели в окно в это утро как-то нехорошо.

Бром-стеньга уныло поскрипывала об левый форштевень. Юнга спал на полубаке, уронив на колени недовязанный фалреп. Чяйки летали в небе. Вечеряло.
 
Капитан вынул из заднего кармана кителя потрёпанную тетрадь и записал:

на берег милый
с баркаса «Малый»
сошёл суровый
моряк усталый

в штормах просолен
он долго плавал
служа на совесть
а не для славы

его встречает
в косынке алой
с малышкой сыном
родная Клава

за руки взявшись
три человека
навстречу счастью
уходят в лето ...

Раздался нервный телефонный звонок. На экране высветилось некрасивое бабье лицо замглавреда Босорукова.
- Опять станет плачущим голосом напоминать об взятом в прошлом году  авансе, сволочь - злобно подумал Остеопатов. Он не любил, когда ему звонили и сам никогда никому не звонил. Пошло ли это от родителей, у которых небыло телефона, или от деда с бабкой по материнско-отцовской линии, он не знал, но общался с коллегами исключительно смсками.
- Сдохни гнида, - холодно сказал он и засунул телефон под левую егодицу. Вибратто позудело минуты две и затихло.

Вдруг ему на ум сами ниоткуда пришли четыре строчки:

природа тихо угасает
конец подходит сентябрю
лежу и вишенку бросаю...
и егодицами ловлю

Стало душно. Остеопатов расстегнул на груди косоворотку заплетающими пальцами.

- Пойти что-ли с собакой погулять, - слабо подумал он.
- Сходи с Софоклом погуляй, засиделися обои, - приказала жена. Он очень не любил этот её тон и глумливую манеру. Всё было в нём мстительное, не настоящее. Брал-то её из потомственной интеллигентной семьи, точнее она его взяла в семью, и каждый раз напоминала об этом. Но они любили. Он это точно знал. И сейчас любят.
В парке было тихо и светло. Опавшая листва умиротворяюще шуршала под ногами. Софокл, маленькое ничтожное ливретко, носился кругами на нескольких кривых ног и заглядывал в глаза, прося поиграть. Остеопатов поднял палку и бросил далеко вперёд. Закурил. Следующие четыре строчки своей пронзительной ясностью заставили его остановиться и сесть.

природа тихо угасает
конец приходит сентябрю
собаке палочку бросаю
и долго медленно курю

- Риф-банты на шкентели вяжи, - произнёс рядом голос. Голос принадлежал гражданину неопрятного вида и запаха сидевшему рядом на лавочке.
- Константин Златомясов - представился он. - Поэт. Ваш давний поклонник. Обожаю моринистику.
- Спасибо, - тупо сказал Остеопатов.
- У вас не найдётся 58рублей 90 копеек взаймы, Феоктист Игнатьевич, мне на марку рукопись отправить? Отправлю и сразу верну.
- Вот возьмите, - Остеопадов машинально вынул полсотенную купюру, случайно оказавшуюся в кармане.
- Здесь не хватает, простите, этого мало.
- Сколько есть.
- Ах как неудачно, ну не просить же мне 8 рублей 90 копеек ещё у кого-нибудь. Так нелепо. Вы представьте это себе.
- Что я могу поделать, я бы дал.
- Может дома возьмёте у жены?
- Её нет дома, - соврал Остеопадов и покраснел. - И к тому же я не собирался домой пока идти.
- Я подожду.
- Я вышел побыть один со своей собакой, - едва сдерживая досаду произнёс Остеопадов.
- Чтож, зайду к Залунскому, пожалуй, к нему вчера сын приехал с дочерью. Я пойду, спасибо вам, Феоктист Игнатьевич.   Я всё верну.
- Прощайте.


где пихты макушкой луну подпирают
где летом москиты — зимою пурги
раскинулось в ширь от конца и до края
и в длинь — гля! — зелёное море тайги

туда не идут ни какие маршрутки
ни трактор ни конь не проедет туда
лишь зайцы олени и прочие утки
случайно порой залетят иногда

увидать того кота
мы б смогли едва ли
взяли вы и просто так
всех нас обманули...

за чьто бох дал мне столько счастья
и пониманья и уму
я на обломках самовластья
воздвигну памятник ему

я до тебя пройду бои и войны
не зная сна не помня тишины
и взяв тебя за вымя мы спокойно
с тобой от всех уедем из страны

Через ваших слов начинаешь дополнительно проникаться и понимать, ещё больше ценя то, благодаря чего хочется верить и созидать.
 Ваша искренняя радость за моих скромных строк , незабвенная Александра Фёдорована, близка и понятна моему тихому сердцу. Спасибо.

Понимаю Вас. Ко мне друг раз заехал с умирающим отцом -  попрощаться отец захотел. Друг старый с децтва. Ну и с отцом  его в хороших были. Попрощались, всё как полагается. Тортика поели в последний раз. Они уже ушли в машину сели. А я смотрю зонтик-то забыли. Ну я, дурак, с баккона кричу, мол зонтик забыли. Сам раскрыл и скинул. Зонтик хороший был крепенький фирменный.

Не чужие, а от близкого человека. Глядишь, он и вернулся бы за зонтиком и через это пожил ещё. И я бы попользовался. А сейчас что - ни человека, ни зонтика.

Вы прелесть, что такое, Александра Фёдоровна. Я не встречал даже такого никогда.

А я не отыщу предмет, котрой я не смог бы для вас совершить, проявя вы хоть наисамую изощрённую всеизысканность.

Умиротворяюще получилось, Матильда Леопардовна. Никаких почти "рассветов хиреющих промозглой рябью", "бабушек торгующих кладбищенской сиренью" и "рифмующих красиво кабацких поэтесс". Понравилось произведение, невольно отразившее  боль, поэтику зрелых исканий, искус неродившейся правды, проснувшую совесть настоящей любви, ласкающее, как закатное солнышко, не сильно, но нежно заскорузлую память децких надежд.

Самодурвствую, душа моя. Пишу под настроение. Такое вчера вышло на ружу настроение.  А вам остренького опять захотелось, души до зеркала надраить сапоги. Штош, вы всегда любили ролевые игры. И я долго без этого не могу. Ожидайте, приду-с.

На МурмАнском кирпичном заводе
Я служила с 12-ти лет.
В голодах и военной невзгоде
Я заслУжила авторитет.
Месишь глину босыми руками,
Пот сырой заливает глаза:
Сироте не пожалвоться маме,
Потому что она сирота.
Глаз подбит и на юбке прореха,
Обе ноги по локоть в прыщах.
Нет куда, чтоб собраться-уехать,
Я мечтала об сне и об щах.

Это начало поэмы в стиле жестокого романса. Все желающие поэты могут приподсоединиться и продолжить. Время действия примерно СССР 40-е, 50-е гг. прошлого века. Даю начало. Жду и надеюсь ваших стихов.
Хорошо пишется вот на эту музыку в голове.

Не понять - пишет он гимны или колыбельные. Но все они прекрасны.

Пусть останется  и накалит интрижку, как резистор, а то вы мне совсем писать перестанете.

А в худом и холодном бараке,
Где водой протекал потолок
Так бывало, что дрались до драки,
Чтобы хлеб поделить на кусок.

где на пол нависал потолок
доходило что дрались до драки
за вчерашнего хлеба кусок


Звали Колка его Снегирёв
 
Приползя чуть живая с работы,
Ляжешь в койку - любви до краёв...
Вдруг стучит на пороге мне кто-то:
Звали Колька его Снегирёв.

Весел, скомен, в зелёной рубахе
На затылке чуба круговерть.
С виду вроде не пекарь, не пахарь,
Не бухгалтер, открыла я дверь.

- Я не видел тибя десять осень.
20 лет я не спал от мечты

Брюллеант  моей красоты.

Это эпоха. С неё вся наша совейская и особенно  постсовейская ****ь слизала стиль.

А ты опять приходишь
Туда, где снятся сны.
Рукою страшно водишь
С обратной стороны.
А я тебя не вижу,
Но знаю, что ты здесь.
И вязнут в снеге лыжи...
И дом замёрший весь.

А хочешь я вышлю тебе ту копеечку 51 года сталинскую, которую не отдал. Редкую. Ты её очень хотела и плакала.  В идельном состоянии.  Когда выкопали я сразу сказал - ничего, пусто , ложный сигнал и всё такое.

Не начинайте своих привычных песен хоть сейчас. Я-то привык, - перед людями неудобно.
Обидели юродивово, оттняли копеечку))))
Отдам, лапа моя. Почистил, надраил, глаз не оторвать. Горит сука огнём. Отдам. Дайте ещё налюбоваться года два, три. Она ваша. Вы заслужили, тем более. Вспоминаю эти ночи и дни как не свой. Умираю без вас.

Снегири обрыдли с прошлого года уже пованивают в морозилке. Мелкие не укусить к тому ж. Голубей позапрошлогодних выбросить пришлося. Червём пошли. Грибы ваши ел-с. Поносил слегка, но было даже приятно.  Чай из трав, что вы собрали на остановке до сих пор бодрит, аж охуеваешь. Пруся с нево не по децки и скучаю по вас.

Девочька маруха
Ты же нулевуха.
Разве ты не видишь?
Я с тебя устал.
Ты меня понюхай.
Прикоснися ухом.
И услышышь финишь.
Это твой финал.

Я хотел сказать, что я создаю и траву и мясо и овец и волков. Есть при этом могу, что угодно. Это очень удобно.

Я хотел сказать, что я создаю и траву и мясо и овец и волков. Есть при этом могу, что угодно. Это очень удобно. Пойду щас жарить рыбу - быстрых серебристых стрелочек, которые совсем недавно так дивно сверкали в толще лазурных океанских вод.

Вы мне ту же рояль просовываете в непросовываемое. От вас я этакого не ожидал, хотя и предвидел.

Понесло в сослагательное наклоненье.

Просто чувствую, что ни денег, ни пироженки мне не дождаться. Не ожидал таково от вас.

Меня всегда претила ваша манера плюваться в людей в общественных местах и прочих партерах. Аж в оркестр попадало. Дирижоры подскальзывались. Губы-то примите. Ей богу неловко. Декольте всё в слюнях, платков не напасешься. Научитесь выражать отношение другим способом. Свинью куплю на днях. Будем ждать.

Эк вы, батенька, хватили, однако. Аж местами затуторщило, а местами в церкву потянуло сползать прямо от дому на коленях. А то и пуще водки выпить с Марфой Васильевной. Но, характеры выписаны - не отнять, не отобрать, хоть вынимай из шкапа всех их касатиков тёпленькими и жги на лворе в пять утра. Классиков-то.

Пихать! ха ха ха! да ту селёдку из вас из вас дубиной не выбить, когда вы ея пригубили. Тарелку только держи. Понимаю циганское децтво, чюжая обувь, фартуки, гольфы. Я уж не говорю про жаренную курочьку, Цапечька.  Я плакал первый раз увидев вас живьём.
Как красиво махали её повидлом. Как вы рычали.


Я бы мог поставить дежюрный лайк и удти, но но вы же знаете мой чесный и непредвзятый характер.  Я обязан произвести разбор, суров и не подвластен, не взирая на экивоки презреной толпы ващих жлОбов-поклоников.  Да вы и сами соскучились, Цапечька, не иначе. Штош, приступим.

Ни о чем не грустить - жить вольготно и смело.  - Слова не девочки, а Леди. Как вы умеете.
Кошка черная вряд ли покажется белой. - Пошлое, избитое сравнение. Красная кошка не покажется синей - возьмите себе в дневничок.
Не разбить, не разрушить проверенным ломом, - Лом проверяли в НИИЛОМСТРОЙ наверняка.  Получили кучу премий, квартир. ха ха ха!
Оборонные стены родного дурдома. - Видна любовь к несовершенной Родине. Это трогает. Но не сильно. Родину можно сменить.
Память в споре со временем прочно увязла. - тупая, бессмысленая фраза.
И далекое больше не видится грязным. - Не всё грязное далеко от нас.
В золотистую пыль рассыпается пепел. - Вы же курите 2 пачки в день. Зачем писать такую охинею?
Оттого, серый день неоправданно светел. - А кто? Вы ж его и не оправдали. А по-мне серые дни, так нет ничего лудше в рассужденьи осознанного бытия.
И рисуется мир в бесконечной заботе, - Кем рисуется? зачем? Непонятно.
Отражением солнца застывшем в болоте. - Вялая, бессмысленая концовка не прибавляет смыслу, а на оборот.

Вот и всё ваше произведение. Надеюсь вы теперь отчётливо видите бездарную бессмысленость потуг.  И это ещё я не на всю силу критиковал. Обнимаю и люблю Цапечку, как женщину и человека, конечно, но не как поэтэссу, извините.



Увидев ваше туловище в первый раз, я сразу спросил не хочите ли поесть?   А вы уже ели, не дожидаясь моих глупых вопросов. Вы были прекрасны. 

Психология сейчас любого с понтолыку-то  сдвинет, Алёна.  Вину навесит такую, что хоть не живи.  Человек пострадать и поплакать и унизиться должен. Это хорошо, иначе всё было бы по-другому. Цари и творили беспредел супротив может своего желания. Заложниками были.  Доведись нам не дай бог вершить те дела, - то же было бы, а то и хуже. А люди все были хорошие.

Вы наверное забыли как водку жрали от сытости-с. А соседи-то помнют. И дети ихние и мужья. Лутше б вас не кормил ей бога. Как же вы плясали-с, не дай бог никому. Пожарных вызывали. А то, что мама меня плохо кормила и я тянул ручки к хлебу не вам судить.

Ну, ладно, что я там наплёл не важно.

Не знаю в чём дело. Просто чувствую.
С вами как-то всё хорошо будет. 

Петя на Пастернака похож. Давно хотел сказать. Даже внешне.))) 

Если вам доставляет наслаждения огульно унижать умных литературных  критиков в моём лице, то пожалусто.  Можете пьлюнуть своими слюнями в мои невинные глаза, как вы привыкли, и вам станет легкче. Но тут я  же говорю не об о мне, а на оборот об вас и об вашем так называемом творчестве. После этого вам только останется понять, что это не вернёт в зад  вашего уважения к себе, хотя об чём на верняка утверждать не берусь.

Это именно то, о чём многие хотели бы мечтать, но не сумели посметь, включая предков их дедов и отцов. Не будем же похожих на них,  не исключая непредвиденную  необходимость соответствовать вышепринятым исключениям.

от у вас в стихах все девушки почему-то неопрятны. Все убивают какое-нибудь животное. Душат карасей, там, и прочьих страусов. И у меня невольно закрадываются сомнение, а не вы ли собствеными рукаме убиле всех этих невинных жертв. И когда вы поменяли школьное платье на пижамку.

Вы умерли, Эдуард Евстигнеевич. И от- тудова смотрите сквозь экран событий на картинки происходящего с наружи бытия.

Особенно балерины в школьной форме.

Вот вы, Матильда Леопардовна, часто жалуетесь на меня посторонним людям в виде всяких подписчиков и друзей, что не люблю вас, ругаю в реценхиях и переписке за стихи убогие, обжорство и прочие гендерные шалости, всегда забывая сколько мною написано для вас великолепных стихов. Хотелось сейчас прямо здесь вам напомнить, хотя бы нескольких из них. С теплом ваш навеки поклоник и апологет.

Нет, не сумел я не влюбиться
В очей лазоревую синь.
Ты мягкой лапою, тигрица,
Моё большое сердце вынь.
Испей из радостной аорты
Любви божественной глоток.
И я тебя от счастья мёртвый
Умчу на длинных стройных ног.
Сплетут ветра в тугие косы
Твоих волос пургу-метель.
И пусть о том как любит Лосик
Курлычет долго коростель.

***

Жарища. Двор. Пятиэтажка.
До моря — пятьдесят шагов.
Сидит на лавочке Наташка.
На кухнях жарят пирогов.
Благоухает город Сочи.
Фейхуя шлёпает в асфальт.
Наташка стих в тетрадку строчит:
Про смерть, измену и вуаль
На бледном лике юной девы,
Про пламя взоров невзначай...
Далёкий — восемьдесят первый
Прощай.

***

С тобою сансара — нирвана.
С тобою закат как рассвет.
С тобою я трезвый как пьяный.
С тобою в Твери как в Москве.
С тобою работа как праздник.
С тобою вода как вино,
Когда ты порхаешь и дразнишь
Без трусиков моя окно.


***


Аллея цветеньем кипела,
Волшебных исполнена чар.
И ты отказать не сумела,
Когда я тебя повстречал.
Так дерзко, легко, неумело,
Ты пала в неравном бою,
Своим восхитительным телом
Согревшая душу мою.


***


Под занимавшейся луной,
Идущей с негою во взоре,
Совсем, практически, одной,
Я в Вас влюбился возле моря.
На бледность Ваших декольте
Садились капельки и мошки.
И увидав глазами ножки,
Я вмиг пленился тем и тем.
Пастилкой белою луна
Застыла моря на глазури.
Происходили времена.
И началися жизни бури:
Ты разлюбила невзначай,
Поправ наивные признанья.
И губ взахлёбные лобзанья
Обжог измены молочай.
Брожу до вечера без сна,
Подняв повыше шапки ворот:
Неверность ныне лишь верна
Себе одной — не на оборот.

***

Мои шары - не шарики пинг-понга.
Над ними канделябр вознесён.
Они поют набат ударом гонга.
Кагда лечу к тебе - безумен и влюблён.

Вот на пороге я - щас будет не до смеха
С табою нам. Нас ждёт Аустерлиц!
И страстных стонов бешеное эхо
Вспугнёт окрест собак, воров и птиц.

***

один в один — похожа на лося
лицо
рога
тулОвище —
да вся...


***

Ты коврик.
Я твой пылесос.
И мы целуемся взасос.

И ещё много-много других. Даже и от женского литца, как вам нравилось, которых здесь приводить уже не буду. Не ругайте меня больше, как вы умеете, а на оборот целуйте в макушку и обнимайте всеми руками вокруг туловища. Ваш Лосик-Щедрин.

Если мордочка немножко страшненькая, то я полюблю и прощу. А если уж совсем - никуда, то не надо показывать. Я некрасивых не люблю.


Хоть вы и сволочили меня всегда. Хоть, вашими фотокарточками завален весь интернет, я  взял первую попавшую. А там откуда не возьмись эти глазки. Или это у меня в компютере взялось. Пока не понял. Пойду гусика словлю пощипаю, поем. Гусей нынче выродилось на лужайке, - хоть сам клювом стучи. Так и норовят в кастрюлю запрыгнуть.  Да жырные все, как один, и каждый просит. Отобедаю напишу.

Вы же - поэтическое жывотное. Вы жуёте головой всё что видите с утра, а к вечеру выкладываете стихотворение. С вами поговорить ни об чём невозможно. Вы каждую мою фразу вносили в текст в извращённом виде.  А то наденете такую одежду с утра, что аж теряешься. А то заставите меня громко кричать с балкона: - Пидарасы, всех перепорю! -  Кричи, а то разлюблю. Я уходил в 5-ть утра гулять вокруг дома, из-за этого.  И за что от****или ногаме Николай Иваныча с соседней площадки я так до сих пор и не понял. Он всего лишь пришол отдать долг по муке. ( хотя, если чесно, он так поднасто****ел за эти триста грамм на три месяца, что убил бы сволоч и без вас, моя птича) . Помню. Люблю. Целую колени ваших ног.

Мне не понравилось произведение. Огульной нарочитостью образов и нелепым, бессмысленым нарративом, в первую очередь. Саспенс сдулся у вас во втором катрене, и ожидать стало нечего. А я ничего и не ожидал, зная ваше так называемое творчество, и только по этому дочитал до конца. Об динамическом детерминизме тут говорить не приходится, поэтому я просто пропускаю этот момент.  Семантическая ёмкость - на нуле, не говоря уж об синестезии метафоры. Это, как я бы взял, и побрился шваброй например. Кумулятивная вмтальность, правда, заставляет слегка задуматься, но это не ваша заслуга, а, скорее, моя вдумчивость сыграла свою роль.
Знаете, барышня, я бы не посоветовал вам писать вообще в прицнипе.  Зачем? Вы не подошли даже на сто метров допустим скажем к слову.  Вот фотографьи выкладывайте и получайте свои 12 лайков. Я сам в первую очередь зайду и полайкаю.  Красоты у вас не отнять.

Когда волчица прикидывается овцой мне довелося увидеть неоднократно, слава бога, но чтобы так виртуально я не припомню, обратите внимание. Я жил и работал не для того, извините, что бы попасться в сети. Я ум нажил не, чтобы  казаться глупым, а на оборот. Вы ответьте прежде всего на мой вопрос, а потом мы посмотрим. И про баню - эти эротические слова оставьте при себе. Я, знаете ли, ещё маме подобного не спустил, а не то чтоб говорить об вас. И плодоядные глаза ваши знаете ли  не лезут ни в какие ворота, извините.  Ох и хитра же вы, ох хитра. Но не тем лыком вы меня шьёте. 

Ох уж пава, гусыня, лебедь позавчерашняя. Не будет она. А шея-то - шея! За-ради шеи-то и писалось. Ну красивая шея - да. И щёки и туловище куда с добром.  А стихи? Стихи-то где? Вот тото и оно. Вам самим небось не удобно. Ну, ничево. Вам ли привыкать. Хотя глазки и брови так и шечут об чём неловко и произнести. Ну вот привлекли вы эротическим имиджем примитивных глупцов и что дальше? Книжку станете печатать. Бумага стерпит, а что скажет потомство. Хотя, об чём я, разве вас Киркоров споёт, или Басков. Ну куда вам до их, небось побрезгуют и слава бога.

Нет, ну я конечно понимал с которой имею дело, но не до такой же степени. Есть любому пониманью придел. Я не мальчик и вы не тётенька. Давайте предприимем конценцус что ли. Вы не пишите стихов, я их не читаю да и всё. А помыть вас в бане, ладно уж помою. Джинсы постираю и всякое бельё. Дак выж на окказии всё бельё принесёте, зная вас. Все родственики захотят попариться в моей машинке. Ну ладно, допустим скажем я готов. Дак от вас благодарности опять не дождешься. Я даже не знаю свою растерянность. Ей бога.

Нашли Цветаеву для алкашей. Небось целуетесь там ещё. Ну и целуйтесь на здоровье. Мне-то всёравно. Стихи только не трогайте. Стойте как Есенин, или Киркоров, там как хочете. С образованием, понимаш, они. Не замайте своими потными дрочильными ручёнками русской литературы только. Аж мне противно с вас всех, негодяи.

Не ожидал от вас, Матильда Софокловна. Затронут до глубины. Такого и гусю услышать приятно. Но у меня в нутри что-то насторожылось. Вы так редко меня хвалите, что аж перед людями и прочими фаловерами неудобно: то отпинаете всеми руками и ногами под микитки, то поманите этак корпусом красивым и голенями, а я и ваш-с. Бегу как ручеёк  надежды под горку вашей любви. А то шею выставите как на медосмотре прям. Не забывайте, что при вас есть ещё бёдра и груть.  А она, Марий-то и правда -  так себе поэтесса. Только за мой счёт и выезжала всегда.

Вот я увидел созвучие. Ранняя Цветаева написала. Тоже об одиночестве и всё такое, только радикальнее, и прямее. Но по сути -  то же, мне показалось. Ну там и проблемы серьёзнее.  Может я не прав. 

Когда я бзжу, а бзжу всегда я,
Вокруг стоит такая вонь:
Из носа сопли вышибает,
В камине пыхает огонь,
Клопы и мухи погибают.
Я коротаю дни одна...
И лишь пышнее расцветают
Кусты сирени у окна.


 Ворвавшись в дом, он страшно крикнул: — Водки!
Да тут же всю ея приговорил.
И, разорвав на Льве бюстгалтер и колготки,
Он долго, с наслажденьем, его бил.

Наотмашь бил, руками и ногами
С разбегу по грудям и голове.
Шпицрутенами, палкой, сапогами,
Валял, как дурака, в сырой траве.
Таскал за пейсы жидкие по полу
По стенам за нос гада волочил
Звонил домой (ушли ли дети в школу?)
А после долго жопою душыл.
Взяв на конюшне, дале, сраную лопату
Что, как корабль ракушкой, обросла гамном
Он долго бил его за Родину, за брата
(что сдох от пьнки - Лев тут не причём)
За то что не родит земля как прежде,
За то что сам он много водки пьёт,
Бил за несбывшиеся планы и надежды,
За неубратый в зиму огород.

Лев Выл и блеял как нетёльная корова,
Пускал слюну и исходил гамном,
И наконец взмолился: — Хватит Вова!
На лутше денег, сбегай в гастроном.
Дубровский тихо опустил лопату.
Ему хотелось сильно есть и пить
Взял деньги и ушёл, чуть виновато,
Пообещав почаще в гости приходить.

Я заметил. Я всё вижу. Вы словом, как ухватом можете и приласкать и уберечь. А насчёт жопы - вы совершенно правы: где жопа, а где вы: две вещи совершенно не совместны. Жду лирику пейзажную и духовную. Хотелось бы увидеть вашего фото в платке до бровей на фоне образОв. Ну сами чево захочете. Мастерицу лудше вас в рассужденьи всего такого