Из духоты души

Духота, как серый призрак
поутру.
Август всё до капли выжег –
тяжек груз.
Из окна напрасный зыринг
в тишину,
а небесный чан замылен.
Не вдохнуть.

Из желаний только жажда.
Ветерок
вот подул бы нежный, влажный.
– Где Ты, Бог?

Из молитв – одна синичья –
синь-синь-синь!
В людях зла – до неприличья...
Но – спаси!

*

На задворках августовской жары
бродит кошка рыжая – имя – Брысь!
Хоть не кличут – молча хотят от неё
лишь прохлады и долгих дождливых ручьёв.

Шороха-лепета меж слезливой листвы,
чтобы каждый листок стал чист и умыт.
Чтоб до дыр изношено платье за жизнь
и поэтому сброшено – долу лежит.

*

Листаю старый вытертый дневник:
слова почти истёрлись под подушкой.
Шептала строки стыдные на ушко.
Огрызки детства. Все печали в них.

В ожогах искренности, слёз – листочки лет,
запятнаны горохом многоточий,
в желании любить, кроме себя, других.
Любовь раздать... в кредит, или в рассрочку!

Заумный этот бред,
(Дочитано. Прошло.)
хранящийся на дне захламленного шкафа
даёт ответы на "Всё плохо?", "Хорошо?"...
Сама себе судья, палач, топор и плаха.

*

Выпьешь плацебо и дальше живёшь.
Мерно листаешь постылые будни.
Август. Сорочий, вороний галдёж
и воробьиный по-прежнему будят,
чтобы, проснувшись, тянуться рукой
за карандашно-блокнотной усладой.

В небе линялом гнездится покой.
Где же смиренье – чего ещё надо?

Вязнет в докуке сует-суета,
медленно цокает старый будильник,
как метроном, отбивающий такт:
даже не помнит, когда заводили.

Нужность. Востребованности экстаз.
Голос, настырно и нагло бодрящий.

Жизнь, как задвинутый наглухо ящик.
Хоть и заполнена прошлым – пуста.

*

Поют вороны – весело до слёз.
Дуэт звучит в акустике дворовой,
не вставить в этот "Кар!" ни слова.
Аншлаг с утра, надолго и всерьёз!

И я пою, стирая дней быльё,
чирикаю любовь, рассвет и радость,
ещё, пока... трепещешь, вороньё?
Назло и вопреки я трепыхаюсь... надо!