Картина. Лагерные хроники

               
               
               

                (Из записей Марка Неснова)

                Красная полоса на личном деле означает склонность заключённого к

 побегу.

Наряду с известными проблемами она, иногда, давала и некоторые

 преимущества.

Из-за этой пометки, меня поместили в отдельное купе напротив комнаты

 конвоя.

Как правило, общие купе всегда переполнены, а у меня появилась

реальная возможность удобно провести ночь и выспаться.

Когда утром я проснулся, то увидел на соседнем сидении  сорокалетнего

 мужика, который пристально меня разглядывал.

Было это не очень приятно, и я спросил, чего это он на меня уставился.

-Простите, Бога ради, я просто задумался.

По ходу разговора выяснилось, что попутчика моего зовут Паша Каверин, и

 везут его в центральную психбольницу.

В течение дня он всё время что-то рисовал в своей тетрадке, а я читал

 учебник политэкономии.

- Вот посмотрите, я Вас нарисовал – и он протянул мне тетрадный лист.

Я взглянул на рисунок и рассмеялся.

Он изобразил меня в мундире наполеоновского маршала.

Рисунок  был очень похожим.

И только глаза были странными.

Это были, безусловно, мои глаза.

Но из самой своей глубины они излучали скрытое безумие.

-А почему вы  сделали мне такие жуткие глаза?

-К сожалению, у меня получаются только такие глаза.

Ничего с собой не могу поделать.

И он рассказал историю, из-за которой у него на всех портретах получаются

 только такие глаза.

                Когда он сидел на зоне при воркутинском Механическом заводе, то

 стал свидетелем, как один молодой парень убегал от преследователей.

         - Когда его настигли, он стоял на краю эстакады в литейном цеху.

Я видел его безумные глаза и перекошенное страхом лицо.

Внезапно он рассмеялся и прыгнул в ковш с расплавленным металлом.

Все остолбенели.

А я чуть не свалился с лестницы мостового крана, где находился всё это

 время.

Кажется, я даже потерял сознание на какое-то время.

С тех пор его безумные глаза преследуют меня  днём и ночью.

И кого бы я, с тех пор, ни рисовал, у меня всегда получаются только эти глаза.

А , если получаются нормальными, то я не могу успокоиться пока не сделаю

 их такими, как у того парня.

Я понимаю, что это моя болезнь, но ничего не могу с собой поделать.

Кроме того я почти прекратил спать, и боюсь, когда рядом много людей.

                Правду он рассказал или это ему привиделось в шизофреническом

 бреду, я не знаю.

Эту историю я больше ни от кого не слышал, хотя парней из воркутинских зон

 встречал немало.

Рисунок у меня хранился года три, а потом затерялся в лагерной

 неразберихе.

Но эти свои безумные глаза я помнил всегда.

Помнил и художника, который их рисовал.


                Прошло много лет, когда жена попросила меня заехать за

 дочерью в секцию карате.

Руководил секцией тогдашний краевой прокурор Лушников, сам обладатель

 чёрного пояса.

Поздоровавшись, он спросил меня, не отвезу ли я его в Пятигорск к

 художнику Николаю Качинскому.

А заодно и познакомлюсь с интересным человеком, у которого  недавно

 много работ закупила Парижская национальная галерея.

Иметь дома его картины  стало модным и престижным.

                Николай Станиславович водил нас по дому, показывая  новые

 работы и свои авторские копии пейзажей.

Я не большой любитель пейзажной живописи, поэтому направился в

 комнату, где висело несколько мужских и женских портретов, от которых

 нельзя было оторвать взгляда.

Все глаза на портретах излучали скрытое безумие.

Это и пугало, и завораживало.

Это были глаза безумца, нарисованные безумцем.

Точно такие же глаза были на моём портрете, который нарисовал мой

 сумасшедший попутчик.

-Кто это рисовал? - спросил Качинского прокурор.

-Не знаю. Мне их продал один алкаш за бесценок.

-Не хотите продать их для нового здания прокуратуры? – спросил

 Лушников.

-Никакие деньги не заставят меня продать это волшебство.

Это гениальный художник.

Никому не удаётся повторить эти глаза.

Я пытался разыскать другие  его работы, но никто о нём ничего не знает.

Даже фамилии его нет.

Вот только написано внизу П.К.

-Павел Каверин - сказал я – мы ехали в одном поезде много лет тому

 назад.


                …После смерти Николая Станиславовича Лушников, уже будучи на

 пенсии, разговаривал с наследниками об этих картинах.

Но о них никто и ничего не знал.

Поговаривали, что Качинский продал их в трудные девяностые, чтобы

 отправить кого-то из родственников на лечение в Германию.

Однако, никаких подробностей не было.


                …Однажды, будучи в Израиле, я попал в дом престарелых для

 инвалидов-колясочников.

Пока моя племянница проведывала свою знакомую, я слонялся по большому

 холлу, где на стенах висели картины местных художников.

В дальнем полутёмном углу висел портрет старика в инвалидном кресле.

Без всякого сомнения, это была работа Каверина.

Те же глаза с налётом скрытого безумия.

В нижнем углу П.К.

Русская санитарка, помогавшая одному из больных,  сказала, что

 Каверин жил в этом «хостеле» и умер три года тому назад.

Он многих рисовал, но люди боялись брать его картины.

По моей просьбе племянница попросила  коменданта отдать нам

картину Каверина в обмен на две других.

Тот спокойно согласился.

Так я стал обладателем уникальной картины, которая одновременно

 завораживает и пугает моих гостей.