Были таланты в Ленинграде!
И жил в Ленинграде талантливый, толстый поэт Горбовский. Его как раз звали Глебом. Что, впрочем, несущественно...
Был тогда Горбовский мятежником, хулиганом и забулдыгой.
А Кирилл Владимирович – очернителем советской действительности.
В прозе и устно. (Над столом его висел транспарант: «Осторожнее. В этом
доме аукнется-в Большом доме откликнется!»)
Однажды Горбовский попросил у Кирилла Владимировича машинку.
Отпечатать поэму с жизнеутверждающим названием «Морг».
Успенский машинку дал. Неделя проходит, другая. И тут Кирилла
Владимировича арестовывают по семидесятой. И дают ему пять строгого в
разгар либерализма.
Отсидел, вышел. Как-то встречает Горбовского:
– Глеб, я недавно освободился. Кое-что пишу. Верни машинку.
– Кирилл! – восклицает Горбовский. – Плюнь мне в рожу! Пропил я
твою машинку! Все пропил! Детские счеты пропил! Обои пропил! Ободрал
и пропил, не веришь?!
– Верю, – сказал Успенский, – тогда отдай деньги. А то я в стесненных
обстоятельствах.
– Кирилл! Ты мне веришь! Ты мне единственный веришь! Дай я тебя поцелую! Хочешь, на колени рухну?!
– Глеб, отдай деньги, – сказал Успенский.
– Отдам! Все отдам! Хочешь – возьми мои единственные брюки!
Хочешь последнюю рубаху! А главное – плюнь в меня!..
Прошло десять лет. Горбовский разбогател, обрюзг. Благоразумно
ограничил свой талант до уровня явных литературных способностей. Стал,
что называется, поэтом-текстовиком. Штампует эстрадные песни.
Как-то раз Успенский позвонил ему и говорит:
– Глеб! Раньше ты был нищим. Сейчас ты богач. И к тому же не
пьешь. У тебя полкуска авторских ежемесячно. Верни деньги за машинку.
Хотя бы рублей сто.
– Верну, – хмуро сказал Горбовский.
Прошло еще два года. Терпенью наступил конец. Успенский снял трубку и отчеканил:
– Глеб! У меня в архиве около двухсот твоих ранних стихотворений.
Среди них есть весьма талантливые, дерзкие и, мягко говоря, аполитичные.
Не привезешь деньги – я отправлю стихи в «Континент». Уверяю тебя, их
сразу же опубликуют. За последствия не отвечаю...
Через полчаса Глеб привез деньги. Мрачно попрощался и уехал на
какой-то юбилей.
Его талантливые стих
и все еще не опубликованы. Ждут своего часа.
Дождутся ли?..
Сентябрь. Вена. Гостиница «Адмирал». На тумбочке стопка книг и журналов. (Первые дни, уходя, механически соображал, - куда бы запрятать? Не дай бог, горничная увидит. Вот до чего сознание исковеркано!)
Есть и последний номер «Континента». Через неделю он поедет в
Ленинград со знакомым иностранцем. В Ленинграде его очень ждут...
* Фамилии искажены до неузнаваемости!
Все герои или вымышленны, или давно умерли в постелях.
С кофе или водками!
Это - кому уж как на роду написано...
Сентябрь 1978 года. Вена.
Постаревший Штирлиц.
Сидит в своём особняке на Брудерштрассе и пьёт ""бакбир".
Безалкогольный, заметьте!
Сейчас он уснёт. Он проснётся ровно через десять минут и скажет:
- Как задолбала эта бессоница...
Свидетельство о публикации №121081704353