Воспоминание о будущем - из цикла Другая История

Воспоминание о будущем - цикл 1953 - 2014 г.г.

СМЕРТЬ СТАЛИНА

*. *  *
Парень высказался открыто               
На исходе второго дня:               
Сколько было Им перебито —               
Ни покрышки Ему, ни дна...

Класс взорвался, а после — стало,
Стало видно, когда затих,               
Что учительница — рыдала,               
Горло пальцами перехватив.

Так по-бабьи, без всякой позы,
Перед мальчиками — врасплох.
Безголосые эти слезы               
Им вколачивало под вздох,

Перехватывало дыхание...               
Что он делает — этот псих?! —
Невозможное свое знание
Перекладывает на них,

На их плечи, еще некрепкие,         
Плечи мальчиков — не мужЕй.               
В классе школы-десятилетки               
Их швырнуло на вираже.
 
Им решать еще предстояло,   
Но сегодня, в конце концов,
Перед ними ее стояло
Перевернутое лицо...

Класс молчал — и смотрел тоскливо
Каждый прямо перед собой...               
Их учительница уходила,               
Мелко вздрагивая спиной.

А потом, когда распустили      
Нас — до времени — по домам,
Одноклассники его били            
По мошонке и по зубам.

Чтобы не наводил осуда,      
Чтобы помнил, кто он и где,
Чтоб не радовался, иуда,
Всенародной нашей беде...

*. *  *
Люди плыли, плыли, плыли               
По бульварам и площадям,
Были зной и пыль — и стыли            
В этой очереди по ночам.

Ее гнали и закольцовывали,
Возвращали ее назад.               
Сколько раз по Кольцу Садовому
Мы прошли по четыре в ряд.
 
Люди плыли и плыли, и плыли...
По инерции — головных               
У летучих кордонов давили
Напиравшие сзади ряды.

Люди шли — их святое право
Было в том, чтобы так идти:
Опрокидывая заставы,
Возникавшие на пути,

Пробивая себе дорогу,               
Убивая — не по вражде...               
Люди шли — поклониться Богу               
На  последнем Его рубеже.

Так к истокам идет белуга
Нереститься, сбиваясь в кровь.      
Люди — лавой, давя друг друга,
Шли, чтоб выразить скорбь и любовь.

Шли вторые и третьи сутки —
Это как кому повезет —               
Сапоги и ботинки, и куртки,
Бумазея и шевиот.

Вот и стал Он — общедоступным -               
Бог — наш Дух, и Бог — наш Отец...               
Люди шли, разбивая стУпни,               
И входили к Нему, наконец.

И тогда, в белоствольном Зале,
Среди крепа и мраморных стен,
Эти люди — навзрыд рыдали,               
И над ними рыдал Шопен.

Чьё сознанье тогда примирилось? —
Эта смерть нас застала врасплох.            
В мире что-то переменилось, —            
В мире умер последний Бог...
 
*   *   *
             "Спасибо Вам, что в дни великих бедствий,
             О всех о нас Вы думали в Кремле,
             За то, что Вы повсюду с нами вместе.
             За то, что Вы живете на земле...
             ...Мы так Вам верили, товарищ Сталин,
             Как, может быть, не верили себе."
                М. Исаковский

Пели в детских садах и в школах,
Пели дома и пели в залах,               
Пели хором и пели — соло            
Сколько помню себя — осанну.

Человеку на всех портретах,
Человеку на мавзолее   
Были здравиц полны газеты
Ежедневные и в юбилеи.

Мы привыкли к Его величью,
Мы познали Его значенье
С первой строчки, прочитанной лично,
В самом первом стихотворенье.
 
Чтоб увидеть Его явление
И другим рассказать взахлеб,
Мы ходили на поклонение
С демонстрацией — дважды в год.

И с портретами над колоннами,               
На которых Он — как живой,               
Шли по площади, как паломники,
Под простертой Его рукой.

Как мы верили, ах — как верили,               
И как пели в нас соловьи,               
Что живем в самом лучшем времени,
В самой лучшей стране земли,

Что не зря мы растем под стягами,
На которых отцова кровь,               
Что когда-то своими ранами               
Мы докажем к Нему — любовь.

И гордились мы вслух и мысленно,
Что венчАнны одним венцом...               
И сияла над нами — Истина               
Рябоватым Его лицом.

      
       *   *  *
Сняли с образа — пелену,
Низковатый лоб обнажили,
В первый раз на Бога — вину
С кафедральных трибун — возложили.

Разметали легенд окоем,
Натоптали в душе — сапогами,
Обезбожили наш пантеон,               
Без того не богатый Богами.

И шитье золотое погон               
С плеч спороли — и снята присяга,
И языческий принял огонь               
Тело Богово — из саркофага.

Разорвали окружье венца,
Набросали на урну каменья,
Отлучили от Бога-Отца
И от веры моё поколенье..............................

Не скрывая тяжелой тоски,               
Вы портреты Его поснимали,               
С разлинованной классной доски
Все заветы о Нём — посмывали.

.............................                ,
.............................
Мы не верили стертым словам —
Мы мальчишку того вспоминали:

Как он шел и не прятал лицА,
Как он нёс неширокие плечи,
Как мы били его — подлеца —
За его невозможные речи,

Не догадываясь, что поздней,
Станут символом в нашем сознанье
Грубо выщербленный мавзолей               
И безгласого Гимна звучанье...   
   

   МЫ - СОВРЕМЕННИКИ, НО...

Мы — современники, но — младшие:               
Не состояли, не участвовали...               
Мы просто выросли — не выжили,               
И сами никого не выжили,               
Лишь кое-что об этом слышали,               
Но руки наши — чистым-чистые.

Смешны анкеты наши куцые.               
Мы не успели в Революцию,         
К Магнитогорску — опоздали,               
И ряжи в Беломорканале               
Не мы, ПО СЧАСТЬЮ, забивали —               
Но мы-то этого не знали...

И души наши — незапятнанны:
Росли — мечтали стать солдатами,
Так, чтобы с ранами, с медалями —
Вперед! За Родину! За Сталина!—
Да не успели — опоздали,               
За нас другие воевали.

Не так счастлИво воевали,               
Не все — вперед — и отступали,               
И в окруженья попадали,               
И смертный плен перемогали,               
И не спасали их медали,               
Когда свои освобождали —               
Но мы и этого не знали...
 
И были мы предельно искренни,
И верили светлО и Истово,
И шли — все как один — с горнистами
У Мавзолея на виду,
К Нему — восторженными лицами,   
Не чуя под собой беду.

Чужды сомненьям и наветам               
Мы узнавали по газетам,               
Что есть еще враги Заветам,               
Но что они — обречены.               
И будут навсегда повержены,
Разгромлены и обезврежены,               
А их дела — отомщены.

И мы едва умели вынести,               
Что, может, не успеем вырасти,               
Чтобы самим под корень вывести               
Врагов Народа и Страны,               
Пока они еще — допОдлинны               
И есть на свете место подвигу,               
Который мы свершить должны.

Да, мы росли на все готовые,
Надежные, правофланговые —            
Таких сегодня не найти.               
Не за серебренники жалкие —               
Мы были на корысть не падкие —               
А за Идею, черт возьми.

И только проявиться в деле
Мы не сумели — не успели:
Нас вытрясли из колыбели
Стереотипа детских схем.
И мы внезапно осознали,               
Как счастливы, что опоздали               
И не ответственны ничем...

...Мы — современники, но — младшие.   
Не состояли, не участвовали...


   НАС ВРЕМЯ ВЗЯЛО В ОБОРОТ...
               
"Нам время подарило         
Пустые    обещанья.               
От них у нас, Агнешка,               
Кружилась    голова".
          Б. Окуджава

Нас время взЯло в оборот
И не спросило аттестата,
И вдруг — нельзя взглянуть вперед,
Не оглянувшись виновато,

Не дав себе того труда:
Уже не детскими очами
Смотреть — и с розовыми снами
Проститься разом —- навсегда...

Нельзя не дать себе труда,               
Когда всеобщего Кумира               
Ниспровергают — и когда               
Колеблется система мира,               

Так стройно созданная Им               
И так усвоенная нами,               
Которой мыслями, сердцами               
И жизнью мы принадлежим.

Еще теперь принадлежим.               
И не своими ли руками               
Мы создавали вместе с Ним               
Все, что хотим разрушить сами.

Кумир! — не мы ль тебе кадим,
И, сбрасывая с пьедестала,         
Какое древнее начало               
В себе самих не пощадим!

Но сбрасываем с пьедестала.
И слушаем, едва дыша,               
Как в нас ворочается ржаво
И пробуждается душа.         

На поворотах всех времен
Скрипят истории колеса...   
Но в сладострастие вопроса
Наш мозг отныне погружен.

О, сладострастие вопросов,
Разгул суждений, шквал имен.
Под взгляды, брошенные косо,
Встаем — и в полный рост идем.

Вперед! — того не ждет расплата,
Кто прах Кумира отряхнет...               
Но тем не так легко — вперед,
Кто, может, в прошлом виноваты.

Но нам не так легко — вперед.
Нас не минует час расплаты,               
И многим вспомнится тот год,
Как год свободы и — утраты.

Нас время взЯло в оборот —               
Мы были слепы, как котята —               
И, не спросивши аттестата,               
Швырнуло нас в водоворот.


 ОН НЕ СТАНЕТ ПРОВИДЦЕМ И ГЕНИЕМ.
           (Хрущев)               

В  мастерской у Неизвестного               
С тротуара — за окном               
Я увидел лика срезанного               
Странный абрис под холстом.
Только первый штрих подобия,               
Не законченный вполне —               
Это был эскиз надгробия               
В мокрой глине— на столе...

1
Поклонитеся в толстые ноженьки —   
Он  на смену Тирану пришел —               
И не станет Героем и Боженькой,
Потому что, по-счастью, смешон.

Он  не станет Провидцем и Гением,            
И его в заключительный путь               
Не пойдут проводить с поклонением —
Но придут на надгробье взглянуть.

Голова  незлобиво, и весело,               
И лукаво, как будто, — глядит...
Сколько было им накуролесено! —               
А теперь, словно плаха, гранит.

Как с мужицкой ухваткою дерзкою
Брать судьбу он за глотку привык!
Потаенной улыбкою детскою               
Освещен его бронзовый лик.

Словно плаха, гранит грубо скошенный —               
Месть и вещная память резца.               
И не зря голова припорошена               
Прахом злата былого венца...
 
2
Никогда из упряжки не выделен —
Он кормился с Хозяйской руки.               
И, быть может, спасался от гибели,
Обрывая с себя постромкИ.

Но он выпростал душу из упряжи,
По-мужицки рванул — в поворот.               
И страна очищается ужасом               
Над зиянием наших высот.

Всё, что было судьбою назначено,               
В этот миг он уже совершил.               
И не жаль, что Фемида незрячая,
Допустила его до вершин.

Повенчали на царство сограждане,
Расстелили ковры вдоль трибун.               
И теперь он любого и каждого
Поучал и по-своему гнул.

Ах, как вольно ему без Хозяина!
Обещай и решай — не хочу.               
И любые доступны желания,               
И мечты, да и блажь — по плечу.
 
Все дороги — его, все декОрумы.
За зубчАтой стеной не скучал —
Колесил. Куролесил на форумах,
По столам башмаками стучал.

И острил, и сорил небылицами,
Озорною улыбкой пленял,               
И лукавил, потея под блицами
Кинохроник и телепрограмм...

3
Опочили за давностью козыри            
В ворохах обещаний и слов.
Обветшавшие хлесткие лозунги
Невесомы на чаше весов,

Невесомы посулы, а также
Невесома божба удальца —
И смеются веселые граждане,
И не прячут с опаской лицА.

Вот и всё — не скрывайте, не прячьте,
Не страшитесь досужих людей,
И за это — идите и плачьте,               
И ведите к надгробью детей.

Преклоните колени — а сможете,
Помолитесь с открытой душой,               
Что не стал он Героем и Боженькой            
И бывал откровенно смешной...      
   
   
   ВАЛЬС-БОСТОН

Постреляли собак.
Распустили конвой.
Сдали длинные списки в архивы.
Тот, кто дОжил, — тот может вернуться домой,
А не дОжил — так это не диво.

Тот, кто дОжил, — он должен, конечно, забыть;
Никому ни словечка, ни звука.               
Что бы ни было там — как могло это быть? —   
Это страшные сказки для внуков.

Ваша личная сказка — с счастливым концом,               
Это так и положено в сказках.               
Ну, а тем, кто там лег в нашу землю лицом —               
Им уже не поможет огласка.

Так зачем бередить и тревожить наш сон,
Поминая публично и всуе,               
Имена, звук которых вполне невесом,               
Может быть, через год уже будет.

Вам-то выпала карта — под старость пожить
В своем доме — в тепле и покое...               
Что ж так часто во сне вы хотите вскочить
И  выпрастываете   ладони?!

Тех собак уже нет, что кидались на вас,
Если спрятаны руки в бушлаты.               
И азартно собакам кричавшие — фас —
Разбрелись по России солдаты.

Но они, как и вы, не забудут тех лет.
И чем далее — тем сладострастней
Все им снятся шеренги, шеренги — след в след —
Подчиненные снова их власти.

Так к чему этот старый бессмысленный спор -
Говорите, кричите, пишите!               
И пока мы способны забыть наш позор,               
Нашу сонную совесть будите...


  ТЕМ, КОГО НЕ ОСТАЛОСЬ…
    ( ВАЛЬСОК )

Нас не касается,
Нас не касается
И – не коснётся…
Где ты , красавица,
Где та красавица,
Что – у колодца…

Где те колодцы
С чистой водицей,
Чтобы напиться …
Где иноходцы,
Летящие птицей,
Всадников лица ?!...

Мы пережили,
Мы всё пережили,
Мы всех пережили :
Девушек с косами,
Мальчиков взрослых –
Наши дружины …

Где те вершины,
Куда мы годами
Спешили домчаться, -
Где те мужчины,
Которые нами
Поныне гордятся ?!...

Всё сметено,
Всё разбито,
Развеяно пылью -
Девушки с косами,
Мальчики взрослые
В глине могильной …

Мы обесточены,
Мы на обочине,
Нас – не осталось …
Жизнь, между прочим,
Наполнена прочими,
Как оказалось…

Нас не касается,
Нас не касается, -
Вы постарались …
Нет, мы не каемся,
Нет, мы не каемся,
Мы – попытались …

 МЫ ВСЕМ МИРОМ ЕГО ХОЛИМ И ЛЕЛЕЕМ...
          (Брежнев)
1.
Не помазанного мирром            
И елеем —               
Мы всем миром               
Его холим и лелеем.
Понимаем, что он нынче
Означает,
Провожаем его зычно               
И встречаем.
Мы лобзаем его в щечки   
И — где надо,               
И ведем под локоточки,
Чтоб не падал.
 
Он — реликвия
Традиций поколения,
Он реликтово   
Рядится в тогу гения.

Вот он самый мудрый вождь —
Законодатель;
Вот он учит молодежь -
Он наш писатель;
Вот он в маршалы одетый —
Наше знамя...               
Разве только в Академию               
Не звали.

Улыбаемся газете
И экрану:
Вот он снова — на портрете,
Вставлен в раму.
И  в сверкающем плакате
Он  размножен,
И  в линялом транспаранте
Придорожном,
В целлулоиде, в бумаге
И в картоне,
В рост и в пояс,
И в любом ином фасоне...

Мы с улыбкой восхищенья
Отмечаем
На портретах ухищрения
С плечами:
 
С каждым годом он анфас               
Все шире, шире.               
Он у нас Герой — не раз,               
А все четыре.
Но не вечно —
Не пойдем мы на попятный —
И, конечно,
Он  Героем будет в пятый...

2.
А ведь это не смешно,               
Скорей — печально.               
Есть здесь некое зерно,               
И даже — тайна.
Все властители у нас, —
Попеременно
Каждый — в свой урочный час —
Впадали в скверну:
Тот — бичом, а тот — посмешищем
Народа...
В чем-то тщетно
Убеждает нас природа.

Что-то, видимо, не так               
В Королевстве...               
Стоп! —               
За это четвертак               
Давали в детстве.
 
Впрочем — ежели удастся
Сделать выбор —               
Лучше тот, над кем смеяться               
Вы могли бы.

Так что — лезьте,
Раздвигайте ему лацканы,               
Понавесьте         
Все, что есть на свете, цацки.
Пусть сияет в зеркалах               
И счастлив будет —               
Лишь бы в наших лагерях
Не  гнили люди.

Только — чу...—
Мне голос внутренний подсказывает,
Что одно другого               
Вовсе не доказывает...


 МАЛЬЧИКАМ 91-го ГОДА

Ваш мальчик вышел со двора
Без страха и сомненья.
Вы вслед кричали: «Не игра!»
Но он ответил: «Не игра...» —
Иное поколенье.

Он успокоил на ходу:
«Нас много, даже — слишком...»
А в шестьдесят восьмом году,
А в шестьдесят восьмом году
Лишь семеро их вышло...

Ваш мальчик — он давно не Ваш.
Ну, что ему — мужчине!
Он в жизни свой имеет стаж.
Ему Ваш опыт — «плешь» и «блажь»,
И страха нет в помине.

Ему принадлежит Земля —
Куда ясней и проще!
Но есть у мальчиков - своя,
Она у каждого — своя,
Единственная площадь!...

Ваш мальчик вышел со двора —
Исчез в толпе прохожих.
Он не вернется до утра,
Он не вернется до утра
И не вернется позже...

Весь шар земной мечтал он всласть
Своей стопой промерить.
А лег — в Одну Шестую Часть,               
Он лег в Одну Шестую Часть —
Хотел себя проверить.

Ваш мальчик вышел со двора...               
Был шаг его осмыслен:               
Он точно знал — теперь пора.               
И продержаться до утра...               
В Москве, В Литве, В Тбилиси...

Весь шар земной мечтал он всласть
Своей стопой промерить.               
И лег — в Одну Шестую Часть,               
(еще — в Одну Шестую Часть) -            
Чтоб нам в себя поверить...


*   *  *
Мальчишку вспомните опасливо               
И тех друзей его — ребят...
Портреты снятые — в запасниках,               
Я знаю — до сих пор стоят.

К стене лицом они до времени,
И выжидают только час,               
Когда взрастет довольно семени,
Так щедро сеянного в нас.

На тех портретах Он не хмурится,               
Но улыбается в усы:               
Ему готовят путь на улицы,
Поскольку .улицы — пустЫ.

И ничего не станет странного,            
Когда — привычен нам и прост —               
Он в главных залах встанет заново               
В полувоенном — в полный рост.

В Нем символ власти, взятой прочно,
Побед блистательных — не счесть.               
И по всему выходит — в прошлом
Свои резоны, точно, есть.
 
Их объяснят подробно вестники,               
И что-то затаят в душе...               
Того мальчишку били сверстники,               
Но после — били их уже.

Сорокалетние мужчины               
Все меж собой не разберут,               
Все разно судят, в чем причины,               
Зачем их опыт был так крут.

И был ли нужен этот опыт —               
Чтоб по мальчишеским плечам               
Вот так: то выносили оптом,               
То вновь вносили — по частям.

Чтоб нынешним двадцатилетним               
И вовсе стало — не понять:               
Почто в парадных залах — этим,               
А тем — в запасниках стоять.

Цвета размешаны — и меркнут:
Что было чёрно, то — серО.
И каждый ищет — кинуть в мерку
Рациональное зерно.

И только ходит неприкаянно —               
Кто все страшится: позабыть               
И осознать себя за Каина,               
Готовым Авеля убить...


     ЛЕНТА МЁБИУСА

Нас  швырнуло  в  жизнь  без  бонуса  –
В  сердцевину  войн  и  бед.
Мы  влетели  в  ленту  Мёбиуса
И  не  поняли  примет.

Жизнь  прямой  казалась  лентою,
Не  имеющей  конца.
Мы  не  пользовались  рентою,
И  не  прятали  лицА.

Нам  ли  петь  с  чужого  голоса! –
Наша  песня  –  в  первый  раз…
Кто  бы  знал,  что  лента  Мёбиуса
Выворачивает  нас,

Кто  бы  жизнь  исчислил  смОлоду?!
Ты  нас,  Господи, –  прости!...
Мы  вставали  с  ног  на  гОлову
И  обратно  в  том  пути…

И  теперь  –  хватило  б  совести
Крикнуть  с  кончика  пера,
Что  влетели  мы  на  скорости
В  то,  что  прОжили  вчера,

Что  оттуда  тянет  стужею,
И  давно  отживший  мир
Нам  затягивает  души
В  грубо  штопаный  мундир.

И  мундиры,  точно,  -стАлинки  --
Закольцовано  кольцо…
И  Хозяин  -  тоже  маленький,
Только  голый  на  лицо…

 
*    *    *

Голове ль моей, головушке
Боли  той – не занимать,
А беду – ее на перышке
Стальном  - не удержать.

А беда – она накатится
С пера – на белый лист,
Слово – в исповедь огранится
Само – не торопись.

Осознай его источники,
Отстранясь, - издалека,
Обкатай его – на кончике
Родного языка.

Оброни на потаенное –
На донышко души,
Схорони незамутненное,
Позабудь, не вороши.

Белый лист оставь нетронутым
На поверхности стола,
Не смотри совсем в ту сторону,
С головой уйди в дела,

Выполняй особо тщательно
Обязательный урок
Ежедневно – и старательно
Отдаляй еще свой срок.

И походкою торопкою –
Как по лезвию ножа –
Обходи тот стол сторонкою,
Про себя – не ворожа…

То, единственно – мгновенное –
Оно, не подведет:
Слово искреннее, верное,
Комом к горлу подойдет.

Слово истинное – вызрело,
Пришел последний срок:
Белый лист покроет изморозь –
Торопливый выбег строк.

И беда моей головушке,
Да не время – горевать.
А судьбу – ее на перышке
Стальном – не удержать…