Деревенская история

То ли быль, то ли предание
Слышал я в краю родном,
Жил во время стародавнее
Мужичок в селе одном.

Немогутный, щепка щепкою,
Посмотреть - мослы одни,
И росточком метр с кепкою,
Ни семейства, ни родни.

Жил в домишке он, которому
Даже время не судья,
Весь обставленный опорами,
Словно веслами ладья.

Лопухи с крапивой палкою
Разрослись со всех сторон,
Обступив избенку жалкую,
Все равно, что взяв в полон.

Мужичок на то не сетовал,
Пребывал невозмутим,
Иль не видел просто этого,
Или занят был другим.

Он с огромным увлечением
Вечно что-то мастерил,
День и ночь с большим терпением
Резал, скручивал, сверлил.

То ветряк с трещоткой громкою,
То мудреный самокат,
Иль возился над поломкою,
Морокуя дни подряд.

Часто тут и прикемаривал
У рабочего стола.
Все изделия раздаривал
Позже жителям села.

Мастера в деревне в почести,
И, хотя не величал
Мужика никто по отчеству,
Всяк умельца привечал.

Знал хозяин, в пору нужную
Мастер выручит всегда:
Проведет оттяжку плужную,
Сменит в бричке обода.

Жестяной работой славился,
Гнул железо на огне,
Но особенно он нравился
Босоногой ребятне.

За его работой ловкою
Наблюдала детвора,
За отточенной сноровкою
Детям виделась игра.

И, действительно, при случае
Искушенный мастер мог
Дудку вырезать певучую
Иль заливистый свисток.

Лук согнуть из ветки ивовой
Со звенящей тетивой,
Сделать коника игривого,
Что глядится как живой.

Но с особым увлечением
Змея в небо запускал,
Где в неведомых течениях
Тот надолго зависал.

За игрушкой рукотворною,
Что парила в синеве,
Мог следить часами зорко он,
Распластавшись на траве.

Змей воздушный завораживал,
Так смотреть бы да смотреть.
Он мечту давно вынашивал:
В синь бездонную взлететь.

И парить, как птицы вольные:
Чайки, лебеди, орлы.
Но скрывал мечты крамольные
От разборок и хулы.

Раз была уже история.
Средь задутых снегом жнив
Возвышалась на предгории
Клуня, ребра обнажив.

На развалину ту хлипкую
Мужичок однажды влез,
За спиной пристроив гибкую
Пару крыл наперевес.

Сиганул незамедлительно
С клуньки, силясь улететь,
Ну, и сверзился стремительно,
Ощутив земную твердь.

Ладно пал в сугробы глыбкие,
Избежав большой беды,
Отлежался и с улыбкою
Молвил: «Мало высоты.

Не попал в струю воздушную,
Попытаю как-нибудь,
Подождав погодку нужную,
С колоколенки махнуть».

В тот же день героя бравого
Посетил отец святой,
Разъяснял, что от лукавого
Увлеченье высотой,

Что за дело непригожее
Взялся он, а это грех,
Наказанье будет божие,
Коль взалкает вновь утех.

Святотатца бог десницею
Свергнет наземь все равно,
Никому из смертных птицею
Реять в небе не дано.

Но на все увещевания
Молчаливый был отказ,
Знал мужик и с упованием
Ожидал свой звездный час.

Не тянул он на бессмертного
И подкачивала стать,
Только верил – непременно он
Будет птицею летать.

* * *
Дни бежали в даль незримую,
Растворяясь как дымки,
Становясь неотделимою
Частью жизненной реки.

И несла, как лист подхваченный,
Полноводная река
В день, судьбою обозначенный,
Жизнелюба-знатока.

Этот  день пришелся к осени.
По деревне листья жгли.
В небе, вычищенном досиня,
Пролетали журавли.

Перекличка их печальная
Заполняла небосвод.
«Колесом дорога дальняя,» -
Птицам вслед кричал народ.

Подступившие раздумия
Охватили мужика,
Захотелось до безумия
В небо взмыть под облака.

И, едва упал стремительно
Солнца диск за дальний лес,
Мужичок незамедлительно
Вверх на звонницу полез.

А взобравшись, преднамеренно
Встал на краешек перил,
Помолился и уверенно
В тьму ночную воспарил.

* * *
Поутру нашли прохожие
Смельчака в саженях стах
В стороне от  храма божьего
Бездыханного в кустах.

Он лежал, чуть опечаленно
Устремив на небо взор.
Как же он любил отчаянно
Этот сводчатый простор.

Рядом с ним валялся порванный
Зонт большой, заместо крыл,
Из берёсты легкой собранный,
Чтобы дольше в небе плыл.

- Да, берёстушка не сдюжила,
Развалилась на лету,
Будь она чуть понатужливей,
Взял бы парень высоту.

- А и то, порхнул порядочно
С колоколенки сюда…
- Улетел бы беспосадочно,
Коль не эта вот беда, -

Рассуждал народ собравшийся,
Не найдя ничьей вины.
Этот вылет неудавшийся
Всех потряс до глубины.

Ребятишки жались кучкою,
Каждый горестно скорбел.
Их с умельцем-самоучкою
Много связывало дел.

Только с явным раздражением
Зло шипел гнусавый поп:
«За гордыню сё падение,
Место знай свое, холоп».

А холоп, дитя беспечное,
На груди родной земли
Все глядел в пространство вечное,
Где кружили журавли.

И ему, под свод взлетевшему,
Что бессмертным лишь дано,
Смерть в рассвете сил презревшему,
Было ныне все равно.