Праздник

Вечером, в половине шестого, за Иришкой в детсад пришёл отец. Иришка увидела его, играя с ребятнёй во дворе, возле качелей.

       - Папа! За мной папа пришёл! - сияя от радости, кинулась она к отцу. Однако, тут же спохватившись, вернулась к воспитательнице.

       - Тамара Иннокентьевна, а можно домой? За мной папа пришёл.

       - Да, уж вижу, - улыбнулась та. - Идём, мне надо с твоим папой поговорить.

       Она взяла Иришку за руку и подвела её к отцу. Они поздоровались.

       - К сожалению, - сказала она, - я вынуждена пожаловаться вам на вашу дочь... А ты, Ирочка, иди пока погуляй... Спору нет, - продолжала воспитательница, когда Иришка отошла подальше, - она у вас умненькая и очень смышлёная девочка. Да, и мне хорошая помощница, но... Дерётся. Вот и сегодня она снова подралась с Максимом, прямо не знаю, что и делать... Повторяю, всем Ириночка хороша, один только недостаток – никому не хочет ни в чём уступать. Наверное, всё от этого. Поэтому, я уж вас попрошу, поговорите вы с ней, пожалуйста. Всё-таки нехорошо, когда девочка  дерётся.

       - Хорошо, я поговорю, - отвечал Алексей Семёнович.

       Иришка стояла в сторонке, низко опустив голову. Ужасно ей было неприятно, когда на неё жаловались. Хотя в этот раз она была ни в чём не виновата -  Максим сам первый отобрал у неё мяч и потом ещё кидался  в неё пластилином.

       Но папа не очень на неё рассердился. По дороге домой он внимательно выслушал её объяснения и посоветовал ей впредь держаться от Максима подальше, раз уж он такой задира. На этом, можно сказать,  инцидент был исчерпан.
Они свернули с улицы, и дальше их путь лежал через дворы.

       - А знаешь, что? - вдруг вспомнила Иришка.

       - Что?

       - А у нас завтра будет праздник, вот. - Она хитро зажмурилась и тряхнула головкой.

       - Праздник? Это, какой же?

       - Ну, как же ты, папа, не знаешь? Завтра же День этих… как их?..

       - Ты про День Космонавтики, что ли?

       - Да, да, правильно, - обрадовано подхватила Иришка. – Космонавтики.

       - Так, вон оно что. Ну, понятно, - улыбнулся отец.

       Весь остаток пути только и было разговоров, что о завтрашнем празднике. Алексей Семёнович слушал дочурку и только улыбался.

       - Я завтра надену своё нарядное платье, - рассуждала Иришка, семеня ножками, чтобы не отстать за шагами отца. - Помнишь, то, беленькое? Ты ещё говорил, что я в нём совсем, как мотылёк?

       - Ну, ещё бы, конечно, помню.

       - А знаешь, что я ещё придумала? – всё не унималась Иришка.

       - Ну, и что же ты такое придумала?

       - А я вот, что придумала. Я попрошу маму, мы найдём с ней какой-нибудь стишок про космонавтов, и я его выучу. Правда, здорово?

       Подходя к дому, они увидели в окне третьего этажа маму, а рядом с ней расплылся каравай Борькиной мордашки. Борьке шёл седьмой год, и он совсем не походил на свою младшую сестрёнку, неугомонную, всюду успевающую сунуть свой носик.
       В отличие от неё, он подходил ко всему основательно, не торопясь, долго и мучительно вникая в суть дела. Он сторонился шумных игр, предпочитая забраться в укромный уголок с тем, чтобы без помех раскурочить по винтикам очередную игрушку. Днём раньше он где-то простудился и теперь сидел с мамой дома.

       Прямо с порога Иришка оповестила и Борьку, и маму о завтрашнем празднике.

       - И, что с того? - с некоторым сомнением спросила мама. - Уж не хочешь ли ты сказать, что у вас будет утренник?

       - Обязательно будет, - заверила дочь. - Ведь праздник же. Мне и Татьяна Леонтьевна сказала. Она сказала: «Завтра, Ирочка, праздник» - вот.

       - Тебе воспитательница ничего не говорила? – спросила Елена Петровна у мужа.

       - Да нет, ничего… Но, может, она просто забыла?

       - Ну, что ж, праздник, так праздник. - вздохнула мама. - Надо бы поискать, что-нибудь понарядней.

       Весь тот вечер Иришка по пятам следовала за матерью, пребывая в радостном возбуждении. В конце концов, Елене Петровне удалось найти стихотворение про космонавтов, и они с Иришкой закрылись на кухне.

       Потом были приготовлены и отглажены: белое нарядное платье с оборочками и в голубой горошек и шёлковая лента для банта. Не были забыты и белые колготки.

       В довершение всего Иришка настояла, чтобы все собрались в зале, и с выражением прочитала выученный стишок. Закончилось всё аплодисментами. Иришка раскраснелась от удовольствия, и только после этого угомонилась. Она  без напоминаний отправилась в ванную, а оттуда шмыгнула в спальню.

       Утром, чуть свет, Иришка уже была на ногах. Она подождала немного, но никто не хотел просыпаться, и тогда она принялась тормошить всех по очереди. Она страшно боялась, чтобы как-нибудь не опоздать.

       Потом, пока папа завтракал и собирался на работу, мама взялась сама отвести её в садик.

       В садик они пришли раньше всех. Иришка сняла с себя пальто, - она давно выучилась всё делать сама, - вязаную шапочку, а мама прикрепила к её волосам белый роскошный бант.
 
       К этому времени стали подходить и другие. Иные из детей хныкали, капризничали, и вообще, не хотели раздеваться. Родители на них сердились, прикрикивали. Словом, поднялся шум, суета...

       Но вот появилась Татьяна Леонтьевна, та самая воспитательница, о которой Иришка упоминала накануне. В этот день она заменяла Тамару Иннокентьевну.
 
       Тучная, с круглым лоснящимся лицом, она уже с утра была чем-то раздражена.

       Впрочем, дети и без того её немножко побаивались. Одних она приструнила, других пообещала поставить в угол, так что порядок был восстановлен.

       - Ирочка, деточка, - елейным голоском пропела она, поздоровавшись с Еленой Петровной, - а ты чего это сегодня такая нарядная? Разве у тебя день рождения?

       Тут Иришка заметила, что все остальные дети одеты обыкновенно и вовсе не празднично. Она была смущена и растеряна.

       - А разве  у вас утренника не будет? - спросила Елена Петровна.

       - Утренника? - удивилась та. - Это в честь чего же?

       - Так праздник же, День Космонавтики.

       - О, господи, - всплеснула руками Татьяна Леонтьевна. - Да, какой же это праздник?.. Так это, Ирочка вам  про утренник сказала? - догадалась она. - А я ещё думаю... Ну, как же, вспомнила. Это я вчера на стенку газету вешала, а ваша дочь возьми меня и спроси: мол, для чего вы, Татьяна Леонтьевна, это делаете? Ну, коль спрашивает ребёнок, я ей и отвечаю, что, дескать, завтра День Космонавтики, всё такое... Но ни про какой утренник я ей не говорила... Ира, зачем же ты маму обманула? Разве я тебе говорила про утренник?

       Иришка стояла, чуть не плача.

       - Вы меня, конечно, извините, - вступилась за дочь Елена Петровна, - но почему же сразу и “обманула”? Просто ребёнок вас не правильно понял, вот и всё. А обманывать Ириша вообще не умеет.

       Она прижала к себе Иришку и стала её успокаивать.

       - Ну, уж этого я не знаю, - проворчала воспитательница. - Разбирайтесь со своей дочерью сами. А только ни про какой утренник я ей не говорила.

       Сказав это, воспитательница удалилась.

       - Иришенька, рыбонька моя, да не расстраивайся ты так. Ну, что в том плохого, если ты сегодня будешь самой нарядной?.. А вечером тебя заберёт папа, и мы устроим дома праздник... Хочешь, я и малиновый пирог испеку? Помнишь, какой я пекла на Восьмое марта?.. Ну, что, договорились?

       Иришка уныло кивнула, хотя настроение её почти не улучшилось. Мама проводила её в группу, там они и расстались.
   
       Не успела Иришка появиться в группе, как над ней тут же стали смеяться, а зловредный Максим, дразнился и корчил ей рожи. Он кривлялся, показывал на неё пальцем и хохотал громче всех.

       - Гляньте, гляньте-ка на неё! Ещё вырядилась, - не унимался он. - А бант, какой нацепила, вот умора...

       Опустив голову и, не желая показать слёз, Иришка поплелась в уголок с игрушками. Но Максим не отставал, всё норовя схватить её за бант. Конопатые его щёки тряслись и раздувались от смеха. Тогда Иришка не удержалась и залепила ему по лбу подвернувшейся под руку пирамидкой.

       Тот взвыл, завизжал, как резанный, и с рёвом бросился к воспитательнице.
       
       Перед Иришкой выросла необъятная фигура Татьяны Леонтьевны. Красное её лицо тряслось от злости.

       - Ах, вот ты, значит, как! Мало, что наврала всем с три короба, так ты ещё и драться вдобавок! Так вот, я тебе не мамочка, не думай. А ну, живо отправляйся в угол. Видеть тебя не хочу.

       Сотрясаясь от слёз, Иришка ушла в угол и там просидела на стульчике до самого завтрака. А потом она отказалась есть манную кашу, и снова была наказана...

       Весь тот день прошёл для неё в одних огорчениях. Вдобавок всё тот же Максим подкрался к ней сзади и вылил ей на платье кисель, и все снова смеялись. Бант она  стащила с головы ещё, когда сидела в углу, так что вид её сделался совсем непраздничный.

       Она мечтала только об одном - это, чтобы поскорей пришёл папа и забрал её отсюда.

       А день тянулся так медленно, а папа всё не приходил и не приходил.
 
       Но вот наконец-то он пришёл. Он увидел грустную и заплаканную Иришку и страшно рассердился. Напуганная Татьяна Леонтьевна что-то лепетала ему в ответ, шумно пыхтя и пожимая плечами. Всё её лицо сделалось пунцовым...

       Зато дома их встретили мама с Борькой. Мама, как и обещала, испекла пирог, и был в доме Корнеевых устроен пир. А потом Иришка, уже повеселевшая, читала свой стишок про космонавтов, а папа и мама её очень хвалили...