Ложе для праха

Ты найдёшь меня на руинах
средь бумаг и белых скелетов...
Я отмечен буду стилетом,
что воткнут мне вечером в спину,

и пустых глазниц чернотою,
никого уже не манящей...
Тот, кто ищет душу, обрящет
только книжицу с аналоя,

но никак не таинство духа,
что пылает праведным гневом
за слова из искренних зевов
вдруг попавших в снов заваруху...

Вязь прожилок... кожи узоры...
непростой орнамент из шрамов...
От беды спасаясь по храмам,
я не знал за счастье укоров,

но, они-то, были!.. И люди,
что за ними прятали пятна
на сердцах, хотели, понятно,
получить на зависти блюде

и моё, уже не живое...
Я бежал. Бежал, как преступник!..
Но за мной почти неотступно
пара-тройка новых героев,

признающих право на вечность
за средой культурных мутантов,
обладавших жутким талантом,
обнажая лжи безупречность,

из-под строк и чёрных отметок
на холстах и старых обложках
доставать невольничьи крошки
и чиновной лести монеты.

Тосковать - извечная тема
для того, кто в силах смеяться
над собой, уставшим паяцем,
превращая общества схему

в бесполезный выводок линий
на судьбы предсказанной карте.
Даже факт рождения в марте,
удручая древних эриний,

позволял мне в жизненных лентах,
что печаль смертельную кроют,
оставаться в целом собою,
а не властью созданным кем-то...

Напророчить - это не сложно,
если злиться - всё ещё злишься,
но себя уже не боишься,
принимая долю подкожно,

и почти совсем не надеясь
на удач сплошных вереницу...
В окруженьи милые лица
и совсем не милые шеи

в ожиданьи крепких верёвок,
что свисают вниз с перекладин...
Тот, кто был при жизни всеяден
и душой осмысленно ловок,

безусловно будет успешен
и в финале. Выцежен страстью,
он, испивший нервное счастье
лёгкой мзды, собой же подвешен,

станет тьмой, отторгнутой светом,
но зато с прикупленным чином...
... а меня найдёшь на руинах
средь бумаг и белых скелетов.