по мотивам любимого сна

Он мальчишкой был беспутным, гулял то с одной, то с другими. Многие гадали: «где же, когда кто успел и кто же?». Многим казалось странным. Кто-то его любил, кто-то корил — и что же?
Теперь же, когда он один, когда вокруг сотни глаз, но он холодный. Когда верят, но ищут кого-то. Когда есть один, но ищут другого. Того, кто всё изменил.
Никто не верил в любовь. Никто не знал, что любил, ведь сам говорил. Теперь же он лежал здесь один, но сотня и тысяча глаз гадали: «что же он натворил?».
Стенали вокруг и молчали. Глотали слёзы, улыбку давили. Одни, может быть, себя корили, другие себя чуть не в петле давили. Кто-то, возможно, любили, кто-то мечтали, чтоб сдох. Но у каждого, вроде как, слёзы лились.
Одни бросали взгляды косые, другие молчали. А он всё лежал и лежал. Лишь во снах, лишь в одних них вспоминал то, что было.
Позволил лишь он кого-то другого, когда-то возможно взять и любить? Он лежал один и холодный. И плоть уж почти иссохла, лишь редкие капли стекали. Кого же он ждал, но кто же ведь знал, что лишь спал? Он мечтал, он желал и звал.
Когда-то, быть может, себя он казнил. Не думал он и не знал, что всё же, то странное чувство, которое сорвалось вместо слов, окажется острым — и вот. Он таков. Что же теперь?
Все корили себя. Все желали, что «всё же…». Кто-то из тысяч винили себя, что, возможно, когда-то ЕГО вот любили.
А он лежал и смеялся над ними. Но с часом всё вздохи другие. Он лежал и шептал, что себя лишь винил. Что никого никогда не любил. Из тех, что были средь них.
А ведь сила та, что ТА, что была сильнее его, — вилась, дышала, жила. И вот, коснувшись её тепла, кто знает, что было потом…
Кто знает, что было после. Когда коснулся забытых в веках уже губ последний его поцелуй. Когда та, что пришла не из них. Он улыбнулся ехидно над ними, потянулся к губам… и что же?
Посмеётся над ними или обретёт же вечный покой…