Безгрозовое нагромождение

  Когда моя брошюра "Ля мотто в суставах", в которой я сравнивал кухаркиных детей с кушеткиными, не пошла, я понял, что будущее за инопланетным языком и прекратил якшаться с высокогорными яками в местном зоопарке, чтобы не потеряться в толпе косноязычных двойников.
  И бесполезно меня переубеждать в ином.
  Разве это не произвол?
  Меня, пытавшегося скрасить своё существование, оштрафовать, за граффити не прутьях клеток?!
  Меня, собственными глазами видевшего, как мой писчебумажный магазин сгорал от нетерпения в отношении к шквальному огню, незаслуженно обрушившейся на меня критики?!
  Не удивительно, что последнее время слежу за собой без очков ночного предвидения.
  А за кем ещё?
  Я же не ненавистный глобалист, страдающий глобулярной ангиной.
  Отвергнутый во всех непоименованных издательствах на зло несведущим осваиваю язык пришельцев из космоса, вбивая сваи в грунт многострадального русского языка.
  С некоторых пор по садомазахистски позволяю рассказывать о себе в мельчайших подробностях.
  Стоит только нажать на гашетку автомата, как из него вылетает тщедушная птичка с обрезанными крыльями.
  Её функции - прощебетать во всеуслышание сагу о произошедшем с автором этих удивительно правдивых событий, граничащих с невероятными явлениями.
  Птичка пространно поведает о том, что он обладал не пустоголовыми женщинами с полнеющими шахматными фигурами, а устойчивым иммунитетом к ним, руководствуясь правилом - чтобы понять замыслы врага необходимо перейти на его сторону (не всегда солнечную).
  Это произошло сразу после того, как одна из них встретила меня на пороге недопустимого караваном хлеба с бертолетовой солью.
  После нападок критиков, заявивших, что мне, тайно присутствовавшему на католическом обеде безбрачия, не пристало шествовать впереди планеты всей в прыжках с шестом, меня было уже ничем не пронять - спасали в каждом ухе по три затычки.
  Злобным критиканам я представлялся не бревном, а мушкой в глазу, которая запуталась в его сетчатке.
  Признаться, меня всюду преследовали подобные неудачи.
  Из цирка отчислили за неправильно набранный номер, не прошедший из-за откровенных расстегайчиков на публике.
  Эх, люди!
  Это меня лишний раз убедило, что попугаи лучшие собеседники - они никогда не перечат.
  Теперь, проходя мимо палатки для радушного приёма стеклотары, я останавливаюсь, задумываясь о незавидной судьбе первосданной бутылки, труп которой был найден на взлётной площадке с раной навылет в 7.40 в зелёном горлышке.
  Каюсь, я был далёк от народа, не соответствуя его требованиям.
  Так пусть меня читатели похоронят в своей памяти как Амадеуса Моцарта в братской могиле неопознанным.