В ноябре

В НОЯБРЕ

     Скорей бы выпал снег – по вечерам будет не так темно. Не люблю ноябрь: осень уже кончилась, а зима ещё не наступила.
     Над тёмными крышами светится Останкинская телебашня. На остановке стоят несколько человек, ждут троллейбус. Сейчас приду домой, сразу поставлю чайник, выпью кофе.
     Наступил в грязь, блин… В аллее белеют кое-где снежные горки, пойду почищу сапоги о снег. И днём здесь мало кто ходит, а сейчас вообще безлюдно. Под ногами хрустят замёрзшие листья.
     Вдруг вижу человека, ковыляющего к ближайшему дереву. Он лёг под деревом и в темноте полностью слился с землёй.
     – Эй, вставай, - сказал я, подойдя к нему.
     – А зачем? – хрипло спросил он, подняв голову.
     – Ты что, спать здесь собрался?
     – Ага.
     – Замёрзнешь за ночь, ведь не лето уже.
     – Замёрзну, значит, мне туда и дорога.
     На вид он худенький, неагрессивный, одет в дешёвую куртку. Даже в темноте вижу, что лицо его разбито. Он хмуро смотрит на меня, продолжая лежать на мёрзлой земле.
     – Иди вон в подъезд, там поспи.
     Впрочем, тут же сообразил, что вряд ли возможно найти открытый подъезд. Теперь почти везде домофоны или кодовые замки.
     – А может, я хочу умереть, - неожиданно сказал он.
     – А что случилось?
     – Да жизнь не удалась…
     – Ты сейчас пьяный?
     – Ага.
     – И что, действительно хочешь умереть?
     – Мне всё равно. Умру – так умру.
     – Слышишь, вставай, а то сейчас милицию вызову.
     – Зачем? – удивился он.
     – Заберут тебя в вытрезвитель.
     – Вызывай.
     Милицию вызывать мне почему-то не хочется.
     – Хочешь выпить? – предложил я. – Пошли в магазин, я куплю.
     Конечно, покупать водку не буду, но если он встанет, то можно отвести его в тепло. Он подумал и отрицательно покачал головой:
     – Не-ка, не хочу.
     – А почему тебе жизнь не удалась?
     – Да вот, с женой развёлся.
     – Ну и что? Ещё раз женишься.
     Он молчал, и я решил его приободрить:
     – Хочешь, познакомлю тебя с одной женщиной? Тебе сколько лет?
     – Тридцать девять.
     – А ей меньше. Хочешь, познакомлю?
     – Нет.
     – Почему?
     – Я сам с ними знакомлюсь, без посторонних.
     – Как хочешь, я не навязываю. Ладно, вставай, я тебя провожу.
     – Меня уже хотели проводить…
     Как же холодно должно быть в его душе, если он хочет умереть.
     – Как тебя зовут? – нарушил я затянувшееся молчание.
     – Аркадий.
     – Далеко живёшь?
     – В Лианозово.
     – Далековато. А здесь как оказался?
     – С работы иду.
     – Работаешь на стройке?
     – Нет, вон в «Надежде».
     – Грузчиком, что ли?
     – Ага.
     – Давай поднимайся. Пошли к остановке.
     – Да я не дойду.
     – Дойдёшь, я тебя доведу. Живёшь с матерью, Аркадий?
     – Да.
     – Квартира большая?
     – Двухкомнатная.
     Он приподнялся и прислонился спиной к дереву. Видимо, напоминание о матери подействовало.
     – Дай сигарету, - попросил он.
     – Я не курю.
     – Впрочем, у меня где-то было, - он покопался в карманах и достал пачку «Примы». – Огня у тебя нет?
     – Нет, я же не курю. Вон кто-то идёт, сейчас спрошу.
     По тротуару к нам приближался мужчина – первый прохожий за то время, пока мы тут разговариваем.
     – Извините, у вас спичек не будет? – окликнул я его.
     – Нет, - отозвался он, проходя мимо.
     Я вновь обратился к Аркадию:
     – Вставай, по дороге у кого-нибудь прикурим.
     – Ну, дай руку.
     Скоро мы стояли на тротуаре.
     – У меня где-то была зажигалка, - он похлопал себя по карманам. - Вот, нашёл, - щёлкал, щёлкал, но огня так и не высек.
     Мы молча дошли до остановки. Как раз подъехал троллейбус, и я помог ему подняться в салон.
     – Вон есть место – садись.
     Он уселся у окна. Лицо его, действительно, в кровоподтёках. Пассажиры наверняка думают, что мы приятели. Впрочем, никто не проявил особого любопытства.
     На следующей остановке я вышел и, поёживаясь от холода, пошагал мимо парка к дому. Интересно, догадается ли он выйти у метро? Во всяком случае, теперь он не замёрзнет.