диктант

Как в мешке из стекловаты
вязнет, эха не родив,
голос мой. И все слова ты
игнорируешь. Среди
обезлюдевшей пустыни
обездвиженно сижу –
никого тут не спасти мне.
Никого тут нет. Аж жуть
пробирает до основы
основных моих основ.
Снова чувствую и снова –
не осталось, кроме снов,
ничего на целых светах,
ни на этом, ни на том.
Песня, хоть и недопета,
всё же спета. Ну и что?
Всё равно. Всему. Пусть даже
кое-что всего равней.
Было так всегда. Когда же
станет всё равно и мне,
тут же всё и закруглится.
Слёзы вымоют глаза
и заплаканные лица
ими смоются. Абзац.

Дальше с новой строчки, с красной,
как порою говорят,
разговор пойдёт напрасный.
В пользу бедных, то бишь зря
израсходовано будет
несколько десятков слов.
Вряд ли их услышат люди.
Ладно, что ж. Не повезло.
Невеликая досада.
Чепуха и ерунда.
Не пролезло – и не надо.
Так бывает иногда.
Это лучше, чем, к примеру,
вдруг откажут тормоза
или, скажем, чувство меры.
Многоточие… Абзац.

На дворе стоит январь и
бог, взирая свысока,
видит, как господни твари,
взяв друг дружку за рукав,
разбредаются по парам –
кто в кусты, кто из кустов.
Клятвы их морозным паром
под диктовку стылых ртов
с тихим шорохом ложатся
на листы, к строке строка.
Я пытаюсь удержаться
от усмешки, но никак
это мне не удаётся –
так наивно их враньё.
В унисон со мной смеётся
на погосте вороньё.
В жарком пурпуре заката
тает неба бирюза.
Разве кукла виновата
в том, что клоун туп? Абзац.

Нет, вино – отнюдь не вата.
Да и вата – не вино.
Он, конечно, туповат, о-
днако кукла всё равно
вертит с клоуном амуры.
Что это? Любовь? Судьба?
У него губа не дура.
Дура у неё губа –
в кукольном театре клоун
так себе, конечно, роль.
До неё давно дошло – он
совершенно не король.
И не белый конь под принцем.
Да и принц – ни ме, ни бе.
Но она идёт на принцип.
И пускай идёт себе.
Там, на принципе, похоже,
кукле нравится вполне.
Ну, а я что? Я прохожий.
Мне-то всё – равно. Конец.