Портреты Сталина

Память должна жить... В село Урыль Восточно-Казахстанской области  мы переехали из Катон-Карагая в 1958 году. В Урыли я пошла в первый класс. И я отчётливо помню наш тёмный бревенчатый дом с высокой завалинкой, без традиционного палисадника. Окна со ставнями выходили прямо на улицу. Половину дома занимала кухня с огромной печью, там, на печи мы и спали. Большой стол вдоль стены, в торце – стул со слепым дедом Афоней, прижимающим к уху радио. «Зал» с диваном, буфетом и круглым столом с вышитой белой скатертью. Родительская спальня с кроватью и горкой подушек под кружевной накидушкой. Шифоньер и этажерка с книгами. И картины, их я помню три, они висели в зале. «Сирень» Кончаловского, такая яркая и натуральная... Я никогда не видела, чтобы в селе во дворах сажали сирень. Цветов во дворах вообще было мало, у нас рядом с баней росли «разноцветные ромашки», космея. А цветочные букеты мы собирали в поле, в лесу.
Но в моих детских воспоминаниях о жизни в Урыли навсегда остались портреты Сталина. Один, там, где Сталин в полувоенном френче, с трубкой в руке – висел в простенке между окон. Сталин смотрел куда-то вбок, и я всё пыталась проследить этот взгляд. Я даже не помню композицию картины, цвет френча, фона – портрет, обрамлённый белыми вышитыми занавесками, всегда был в тени. Помню только трубку и взгляд. Вторая картина - большая и нарядная - висела над диваном напротив окон и всегда была хорошо освещена – «Сталин и Горький в Горках» Александра Герасимова. Я часто разглядывала её и представляла, как заберусь в большое соломенное кресло, мне дадут большую красивую чашку чая, а собака будет бегать по веранде и вилять хвостом... Как и когда эти картины появились у нас, куда они исчезли после нашего переезда в Барнаул, не помню ни я, ни мои сёстры, а расспросить уже некого. Я думаю, что просто папин статус, он в Урыли возглавлял Подхоз и местную партийную ячейку, обязывал к подобной картинной галерее. 
Про Сталина у нас никогда не говорили. Репрессии коснулись нашей семьи самым краешком. В 1937 году деда Афоню забрали в ГубЧК, но быстро вернули домой. В 1947 году забрали маму, но тоже как-то обошлось. Сама сирота с детства, двое маленьких детей в семье, слепой дед-двадцатипятитысячник, партийный муж-орденоносец. Обошлось... И об этом в семье никогда не говорили. Когда Сталин умер – это старшая сестра Галя рассказывала, ей уже 10 лет тогда было - разыгралась страшная метель, жили мы тогда не то в Коробихе, не то уже в Катоне. Мама прибежала с работы вся в слезах и всё повторяла «Как же мы жить будем?!». А папа с соседскими мужиками пили самогон и говорили про войну... Ведь для них лозунг «За Родину! За Сталина!» был не просто словами.
Память должна жить. Она уже всё простила и прикрыла мамиными вышитыми занавесками, белой скатертью и кружевной накидушкой. Остались тёплый бок печки, радуга солнца в гранёных стёклышках буфета, ускользающий взгляд на портрете в простенке между окон, мамины слёзы. И на всю оставшуюся жизнь - мамина улыбка, отменяющая всю жестокость мира.

                август 2021г.