Светлые Личности 1 - 2

«Тот человек, которым ты был тогда
носил в себе ЛЭПы – опоры и провода».
Т.К.

1

Советский Союз – Атлантида.
И я, отыскав батискаф, погружаюсь ко дну –
ко  Дню Рождения моего 17 сентября 1984 года.
Миссия выполнима: спасти одну душу
(батискаф не выдержит двоих).
Давление растет, воздух убывает, возраст убавляется.
Мне 28. Пора на выход!
Я бессмертен, как Бог
(клетки, которые за день умирают,
за ночь восстанавливаются) .
За бортом не горько-соленая глубина,
не аквариумная водичка,
ясный день бабьего лета.

Прямо по курсу – Первый энергоблок Игналинской Атомной Электростанции.
Я сбрасываю рюкзак с булькающей стеклотарой на пороге бытовки
и – бегом навстречу бегущему.
Это Игорь, в миру Гмур, худрук группы «Звёздный Ангел»
(белый языческий металл), он отмотал без малого смену за меня,
пока я затаривался в Снечкусе, а теперь опаздывает на репетицию.
Приснопамятные времена! Когда рок-музыканты шли в монтажники,
чтобы заработать на инструменты и аппаратуру,
а поэты-маргиналы, вроде меня, в поисках благодарной аудитории.

Мы раздеваемся на ходу по голый торс, но не снизу по пояс.
Сталкиваясь, бьём по рукам. Меняемся формой и содержанием.
Отныне я старший стропальщик с красной повязкой на рукаве.
Мне ассистируют три солдата.
Осталось всего ничего – две ходки на Зону,
пара передачек на самый верх:
(упаковка кабельных лотков
да крупногабаритная сборка, на вид подъёмная).
Глаза боятся, руки-крюки делают.
Пока я священнодействую, снаряжая первую посылку небесам,
прилетает ангел из  Первой Зоны, тихий такой,
в белой каске, в белых бахилах и в белом балахоне,
машет подкрылками: «Цигель! Цигель ай лю-лю!»,
что с великого на могучий означает:
«Передать кран конкурентам»
.
Я – ноль внимания – отступаю на поле зрения крановой,
поднимаю правую руку с большим пальцем вверх
и дублирую в мегафон:
«Вира! Мало-помалу!»
Так я впервые окликнул ангела по имени.
Змей медленно взмывает к облакам,
где его принимают астронавты.
А я, пользуясь моментом, до ангела довожу:
«Учти, рукокрылый!
Вон та сборка к завтраму по-любому должна быть наверху,
фирштейн?».
Ангел послушно кивает и улетает в свои яси,
а я в свои – гигантскими шагами!

Там дым коромыслом. Грянуло ура.
Родные усатые рожи лезут лобызаться,
дерут за уши, подбрасывают на руках,
раз роняют.
Оборвали все пуговицы, сломали зуб,
выдрали с мясом серьгу из уха.
Без обид! Радости полные штаны
(надо бы проверить).
Пробую отбиться от волков,
прочесть домашнюю заготовку.
Ведь я Владимир Душаков, душа компании,
автор поэмы о поручике Ржевском,
широко известной в узких кругах.
Меня пишут на магнитофон, как Высоцкого.

Декреты первых комиссаров
Велели упразднить гусаров
И всех разжаловать, увы,
В монтажники. Слыхали ль вы?

Всё тонет в дружном рёве: «Да! Да! Да!»

– А коли так, я и продолжать не буду.

Мне накатывают штрафную – чистый спирт.
Беру в рот чуть воды,
опрокидываю чарку в один дых по водяной дорожке.
Закусываю рукавом.
Пью на брудершафт с новоприбывшим Человеком-Горой.
Меряюсь на руках. На нас делают ставки.
Мой рост – 187, вес – 89.
«Большая палка, чтобы дерьмо мешать».
А напротив – целая куча дерьма (палка хоть форму держит).
Я кладу его лопату на стол и не раз.
И Бугру просто остоедренело:
тренерским похлопыванием по плечу он отправляет меня
на боковую, где себя нахожу ближе к утру.

В голове – Думиничи,
во рту – Сухиничи,
в кармане – Тихонова Пустынь.
Ссать охота, как из пистолета!
Но, как говорят Обнинские,
«Не бери в голову, бери в рот».
А что брать не оставили, сволочи!

Сегодня не мой день.
Бьет током, ссу кипятком на заднем дворе.
Кабельные барабаны, карандашные стеллажи.
Наглядная пропаганда:
«ЗАВТРА РАБОТАТЬ ЛУЧШЕ, ЧЕМ СЕГОДНЯ!»
Гомерческий сортир с лозунгом сталеваров
«НАША СИЛА – В ПЛАВКАХ»
Над базой на флагштоке полощется пиратский стяг:
«НЕ ВЛЕЗАЙ, УБЬЕТ!»
Собирается дождь, на песке редкие накрапы.

Глядь, а от сортира того по гаревой дорожке
ползет на меня, как немецкий «Тигр»,
голая тётка на четырех мослах.

– Эк тебя заебали! – злорадствую я.

– Всю ночь куячили, – благодарствует она
и зигует – от сердца к солнцу.

На том конце замедленного жеста…
Почему всё не так? Всё не так, как всегда?
У крана на крыше стрелы не достаёт потому что.
Вернее, стрела куда-то там достаёт, за горизонтом.

Первая мысль: «Кран демонтируют,
не выжал контрольный вес перед началом смены».
Мысль вторая: «А начала-то смены и не было!».
А вдруг блятища рядом со мной и есть та самая блять,
что отпустила мне с высоты пару неласковых?

Много воды – отжать! В сухом остатке выходило:
Крановая вынесла груз на край стрелы,
а та возьми да обломись!
Серьгой с тросами убило двух такелажников-москвичей.
А Ира просто обосралась.
Ее сняли солдаты-спасатели,
подмыли и поставили на хоряк.
Дальнейшее не колышит…

– На его месте должен быть я!
– Напьешься, будешь.
«Бриллиантовая рука» не работает
(опускаю несколько концептуальных страниц).

Что это было? – Усталость металла.
Что теперь будет? – Да не будет ничего никому,
но работы не будет точно:
во-первых, пятница, –  предвыходной;
во-вторых, (см. во-первых).

Тем паче я у Бугра на хорошем счету.
Сам всегда с бодуна, он прогулы-загулы не признает.
Я ж в любом нестоянии выхожу,
ишачу , как бригада Коммунистического труда
(кому нести чего куда).

Переодеваюсь во всё чистое,
каску на лоб (без нее никуда).
Выдвигаясь на место ЧП, вспоминаю прелюдию:

Нас, монтажников, на Действующем блоке быть не должно.
Мы работу свою закончили.
Но третьего дня Толик-сварной струхнул
и стряхнул с держака в проходку горящий электрод.
Внизу занялся Трансформаторный цех.
Когда защита сработала,
успело выгореть 150 масляных кабелей,
15 сборок огнем покорёжило.
Вся стройка обесточилась.

Накануне Затмения мы сидели на Втором Энергоблоке на отметке минус 27.
Был перекур, молодой геодезист прикурил от меня
и, когда свет погас, вместо чтоб сидеть там, где сидел (по инструкции),
он поперся в задний проход со своей треногой и фонариком.
Последние его слова:
«Где совок, там бардак».

На другой день инженера нашли на отметке минус 37.
Он улетел в открытый люк и наделся на арматуру.
«Погнался за длинным рублем, получи короткую жизнь», –
я на подвиги не подписывался.

Полчаса до начала смены.
Небольшая, но плотная толпа в касках
при моём явлении раздалась,
пожилые крестились, как на живого мертвеца.

Кровищу замыли, замели.
Разбитая сборка – конструктивистский обелиск –
тень отбрасывала на Случившееся.
Кто-то что-то сказал, все обнажили головы
.
Так мы впервые простоволосыми узрели друг друга.
Ангел и Аз, Многогрешный (не сразу грудки разглядел).
Светленькая, высоконькая, бледненькая.
Ни тени косметики, лишь непонятные глаза
светились, как лампочки.
Наверное, таким и я привиделся ей.
И мы в обход толпы пошли навстречу друг другу…

2

Мы сблизились на безлюдной земле,
протянули друг другу руку, дабы поздороваться.
Не познакомиться, нет! Мы знали себя всегда,
да забыли незнамо где в неведомый час.
Вот и свиделись после долгой разлуки.

В канун касания раздался электрический треск,
мы отдернули руки, от них шло слабое свечение.

– КЗ, – сказала она,– Короткое замыкание.

– Теперь поженимся, – я сказал.

– Будем делать мальчиков, я их больше люблю.

– Только мне нужно заработать на виру.

– На виру ты будешь работать, когда меня убьешь,
а пока ты дашь моему отцу вено (выкуп за невесту),
и он тебе даст вено (приданое за меня). По нулям!
А вира – это выкуп князю за убитого свободного человека.

– У одного князя была дочка Лигейя
во время чумы он ее потерял,
нашел себе другую, похожую на нее.
В ночь перед свадьбой невеста заснула летаргическим сном.
Жених навещал и целовал в уста. Вот так!

И я поцеловал ее в губы.
Они были мягкие, как теплые мандаринки.
Она закрыла глаза, замлела, забредила...

– Раз он заходит, а она под одеялом с головой
Он обрадовался, кинулся к ней.
Она потянулась во сне и сбросила покрывало
Это была... ЛИГЕЙЯ!!!

– Страшилку и ту переврал.
Ты, как тот блокадник в Ленинграде,
знаешь о смерти всё, и ничего про жизнь.
Однажды он свалился на лед,
лежал без движений.
К нему подошла девочка лет 15-ти,
умыла снегом, поставила на ноги
и, вместо костыля, довела...

– До цугундера?

– Мудила! Я же серьезно...

– Я не люблю пафос военных лет.
Ну, до ручки она довела. Дальше что?

– Он спросил: «Девочка! Как тебя зовут?»
Она ответила: «Жизнь!» – и убежала.
Это к тому, что мне пора. Прощай!
Чудес не бывает.

– Как скажешь. Пошутили и будет.

И в ту секунду она перестала замечать меня,
смотрела сквозь и по сторонам,
будто ждала кого-то, будто должны ее подвезти,
от нетерпения стала приплясывать.

Мне было до фонаря:

– Девочка-Жизнь ножками сучит, писять хочет –
и затянул строевую:
«Пусть, милая, тебе спокойно ссытся!
А я пока долину осмотрю...»

Она поперхнулась:

– Кто Вы такой?!

– Светлая Личность.

Сколько раз я развивал эту свою теорию
и натыкался на стойкое непонимание.
Даже мой лучший друг Лексеич,
10 лет за одной партой, не разлей водой, всё пополам,
с горечью говорил:
«Извини, Володь! Я тебя не понимаю...»

– Продолжайте, - сказала она.

– Светлые излучают. Темные поглощают,
к темным магнитятся деньги, успех.
Но темным всё мало, им бы светлых заполучить.
«Что вы такие светлые? Пожалуйте к нам! Будемте серые...»

– Достаточно! Я поняла...

Повисла минута, грустная-грустная.
Я понял: у нее кто-то есть, темный,
и она решает: с кем быть?
А я вспомнил детское свое стихотворение «Офелия»,
сочиненное в классе 8-ом на вырост
(вдруг в 10-ом такая способность пропадет):

Ты на осень похожа: родниковая кожа,
Да по ней – облака...
Мою жизнь подытожа, ты на омут похожа,
Ты, как скорбь, глубока.

То ли она мысли мои прочитала, то ли что?
Она приступила ко мне, стиснула голову и поцеловала.
Я закрыл глаза... Когда открыл, ее уже не было.
Была незнакомка, и она опять не помнила меня!
«Провалы в памяти? Может, по новой начать?»

– Скажите, пожалуйста!

– Как пройти в библиотеку?

– Не-а! В каком слове из трех букв Екатерина Вторая
делала четыре ошибки?

– ИСЧО. А было б тебе промолчать!

– Молчу. Читай по губам! – и я произнес одним дыханием,
яростно артикулируя:

– К мыслям моим, умоляю, прислушайся!

– Не умалюсь!

– Откуда ты, Большое дитя?

– Догадайся с трех раз.

Она подошла и дала мне ладони,
я накрыл их своими:
ее – были шершавыми, как наст.

– Твой отец бывший князь, а ныне трудящийся Востока, так?

– Так, да не так! К югу от Вильнюса наш хуторок.

– А я из Обнинска.

– Мне похуй твоя говнородина, микроб! – передразнила она
и показала мне «фак» и зубы.
Ясный hooye! Она засекла нашу стрелку с монтажниками-москвичами,
ныне убиенными.

– Москва... - начал я.

– А сам? Далеко ушел?
Была я в Обнинске и в Тамбове была.

– Носило? С кем?

- Зомби оба.

Мы обменялись кодами из баллады
«Зомби Забвенья» Андрея Вознесенского.
АВось  – мой любимый поэт и ее, похоже,

– Ну как экзамен? Садись, пять?

– Будь дурочкой! С тобой не интересно: знаешь всё, а что нет?

– Трахаться!

Не существовало такого слова тогда.
Я недопонял, недоповерил...

– Так мы едем в Снечкус?  В ЗАГС!

– Не знаю...

- А кто знает?

– Парень знает.

– Какой?

– Это нам предстоит выяснить.

И она рванула – я за ней – к автобусной,
куда прибывал  экспресс-скотовоз,
и толпа готовилась к штурму...

Продолжение http://stihi.ru/2021/08/03/316

На обложке кадр из музкомедии «Светлая личность»
Одесской киностудии 1989 по рассказам Ильфа и Петрова,
там актриса, поразительно похожая на мою подругу,
тоже умирала от рака крови 3 года назад.