George Gordon Byron. Stanzas for music. Стансы Для

                «O Lacrimarum fons, tenero sacros
                Ducentium ortus ex animo; quater
                Felix! in imo qui scatentem
                Pectore te, pia Nympha, sensit»
                (Gray)
Не может радости дать мир подобно взятой им,
Когда пыл ранних дум угас и стало всё иным,
И нет румянца на щеках – увял так быстро он,
Но нежный сердца цвет былым внезапно унесён.

Тогда в крушенье счастия наш слабый дух плывёт;
На мель вины иль в бурный шторм нас океан несёт?
Магнит свой курс утратил, или путь наш к берегам
Дрожащий парус никогда вновь не покажет нам?

Смертельный холод внутрь войдёт, как сходит смерть сама;
Не чувствуешь беды чужой, не смеешь видеть сна;
И слёз фонтан твоих тяжёлым холодом скуёт,
Хотя свет всё ещё в глазах, но сердце давит лёд.

Хотя блеснёт улыбка с губ, жизнь радость возвратит,
Но в полночь больше нет её, надежду прах хранит;
Как плющ, что извивается вокруг руин венком,
Всё так снаружи зелено, но серо под плющом.

Ах! Если б мог я чувствовать, иль быть, каким я был,
И плакать, как однажды, обо всём, что я забыл;
Как свеж источник средь песка, хоть горькая в нём соль,
Так средь увядшей жизни мне порой сладка их боль.

22 апреля 2008 г.

STANZAS FOR MUSIC

There's not a joy the world can give like that it takes away,
When the glow of early thought declines in feeling's dull decay;
'Tis not on Youth's smooth cheek the blush alone, which fades so fast,
But the tender bloom of heart is gone, ere Youth itself be past.

Then the few whose spirits float above the wreck of happiness
Are driven o'er the shoals of guilt or ocean of excess:
The magnet of their course is gone, or only points in vain
The shore to which their shivered sail shall never stretch again.

Then the mortal coldness of the soul like Death itself comes down;
It cannot feel for others' woes, it dare not dream its own;
That heavy chill has frozen o'er the fountain of our tears,
And though the eye may sparkle still, 'tis where the ice appears.

Though wit may flash from fluent lips, and mirth distract the breast,
Through midnight hours that yield no more their former hope of rest;
'Tis but as ivy-leaves around the ruined turret wreath,
All green and wildly fresh without, but worn and grey beneath.

Oh, could I feel as I have felt,—or be what I have been,
Or weep as I could once have wept, o'er many a vanished scene;
As springs in deserts found seem sweet, all brackish though they be,
So, midst the withered waste of life, those tears would flow to me.

March, 1815.