На старом Гродненском кладбище

Раскалённая тяжесть упавшего в травы лета. 
Опыления гул с переходом в частоты Мунка. 
Потаённая имша вросла в диастолы ветра
подреберной мякотью мальвы... Выгибом лука 

напряглась тишина - не реченное, белый выдох 
в поседевший гранит и ржавчину. Память речи -
бузиной сквозь часовню. В несовершенных видах
переходит глагол в подкорку света, в овечий 

крон сухой перекат, источивших о кольца бренность, 
шелестящим да! укрывающих свет и скверну
суеверных глаз - это жизней общая венность
стон земной проросла, разрушая бетон и керны

о скрещенья утрат. 
                                    Замирают пустые дроги,
и печаль - что чешуекрыла, что пятиглава - 
о любви и смерти; о неутолимом в дороге. 
В отпечатках протекторов вязнет Хроноса лава, 

да никак не застынет, и не поднимется выше 
всех телесных отметин, где целовали, казнили. 
Обезглавленный ангел в сцепленье с распадом ищет
чёрный колос огня, опаляющий йодом кили -  
 
и так мал циферблат, на котором сверяли жизни, 
и так гол окоем, что стыда не упрятать в теле... 
Червь Полярной виснет в коконе выси,
и комар брызжет красным почти как лучи шрапнели 



Примечание.
имша - на белорусском святая месса (католич.)