Бабье лето

                "Когда будет срублено последнее дерево, когда будет
                отравлена последняя река, когда будет поймана
                последняя птица, – только тогда вы поймете, что деньги
                нельзя есть."  (Из цитат индейских вождей).

Закат не оставлял надежды
Вернуться засветло к своим.
В промокшей от дождя одежде
Я брел по зарослям густым
Наобум, потеряв дорогу,
Уставший, чертыхаясь вслух,
И проклинал все понемногу:
Коллег, корпоративный дух,
Мозоли, шефа, дождь, охоту
И даже новую работу.

Внезапно, будто кто-то свыше
Счел полным список бед моих,
Дождь смолк и я тотчас расслышал
Журчанье в отмелях речных.
С опушки леса мне открылся
Достойный пейзажиста вид:
Среди холмов поток струился,
Закатным заревом залит.
Полоской черных кружев лес
Припал к подножию небес.

Уставший, мокрый и голодный,
Я все же оценил пейзаж.
Мне был в студенчестве походном
Не чужд ни стих, ни карандаш.
Но вид убогого жилища
Сильней обрадовал меня.
В надежде на приют и пищу,
Я пробирался вдоль плетня,
Желая знать, что за народ
В такой лесной глуши живет.

Для человека городского
Гулянье по лесам-полям
Всегда тревожно, до смешного,
И чувства обостряет нам.
Плечо натерто с непривычки
Ремнем ружья, а в мой ягдташ
Зашла вода, промокли спички.
Порвался новый патронташ.
Я ждал, что мой несчастный вид
Хозяев домика смягчит.

Я не ошибся. Мне открыла
Старуха, посветив свечой,
И, оглядев меня, впустила,
Качая молча головой.
Я был накормлен и обсушен,
В сенцах уложен в уголке.
Особо оценил я ужин:
Грибы с перловкой в чугунке.
Кромешной темнотой окутан,
Я растянулся под тулупом.

Но сон не шел. Воображенье
Не принимало простоту.
И вот, с растущим напряженьем,
Я вглядывался в темноту.
Мильон рассказов бесконечных
Пришeл на ум, наперебой,
О путниках, что за беспечность,
Вдруг поплатились головой.
Намаясь, наконец, зевнул
И не заметил как заснул.

Проснувшись рано на рассвете
Под скрип сосновых половиц,
Я, выглянув в окно, заметил
Кормившую домашних птиц
Девчонку, бледную, худую.
Она присела на бревно,
А куры, к ней прильнув вплотную,
Клевали на земле зерно,
А из руки, кто понаглей.
Заморыш... Лет шестнадцать ей.

Возилась у печи белёной
Старуха со своей стряпней.
Святитель Николай с иконы
Следил за бабкиной возней.
Морщинками лицо изрыто;
В фуфайке, вязанных носках.
Косынкой ситцевой прикрыта
Гребенка в жидких волосах.
Пошла мне показать дорогу,
Разговорившись понемногу.

Я не забуду разговора.
Мне сердце сжал ее рассказ.
Что наши сложности, коль скоро
Чужая боль коснется нас...
Внучонка в городе училась.
Студент какой-то соблазнил.
И ладно б только бросил-скрылся.
Болезнью девку наградил.
“Не лечат это дохтора.
Вот, помирать ко мне пришла”…

“И как же вы теперь с девчонкой?”
“Да уж не долго... Вряд ли год...
Торговый центр с бензоколонкой
Построят: трасса здесь пройдет.
Повестку нам уже прислали.
Сносить нас будут через год.
А зиму проживет едва ли...
Господь управит-приберет...
А ты от той сосны левей:
Там к базе выведет ручей”...

              *******

В хмельном октябрьском бабьем лете
Звенели птицы и сверчки.
А небосвод был чист и светел.
В траве трудились пауки.
Лабазник, пижма, валерьяна,
Увядшие давно цветы
Дарили щедро запах пряный.
Багрянцем тронулись кусты.
Роса усыпала седины
В траве повисшей паутины.

Невольно я остановился
Здесь, на границе двух миров.
Быть может глупый сон приснился
И нет ни трасс, ни городов?
А есть лишь этот мир звенящий.
Блистающий и хрупкий мир.
Лишь он реальный, настоящий...
Пусть девочке, как  эликсир,
Залечит душу на рассвете
В ее последнем бабьем лете...

               *******

Нет, я пустой надеждой тешусь.
Я здесь захватчик. Я чужой.
Я возвращаюсь в свой скворечник,
В комфорт бетонный городской.
Бетон, как нежную скорлупку,
Все подомнет под броневик.
А мир, блистающий и хрупкий,
Застынет на страницах книг,
В словах поэтов, на пейзажах:
В последних почестях и стражах.

Бетон, безжалостный и хваткий,
Пройдет блицкригом по листве
И передаст свои повадки
Тем, кто в упрямом торжестве
Рвет с мясом милости Природы.
И будут в душных городах,
Лишась и смысла, и свободы,
Искать их в иллюзорных снах;
Не находить и обозляться
В своих комфортных миражах.