Mir im

Пластмассовый Рим победил,
Лишь короновав Арауна.
И в сети подземных светил
Отправив наследие в урнах.

А ядерный Рим дышит словом,
Написанным ниже порога.
И вся его ценность — весло вам,
Которым оглушат пророка.

За стаей борзых идёт кравчий,
Который ослеп до рожденья.
Афганский раствор в его чаше —
Безумен он или блаженен?

Мы снова в плену, моя радость,
В суме переметной — параграф.
Мы знаем одно только право —
Стать пылью на дне буерака.

Мы знаем одну только чернь,
Затоптанную сапогами.
Наш край — всех, а значит — ничей,
Зачем же его мы искали?

На семь золотых городов
Надвинулось Кельтское море.
И соки земли Ар Бор Дон
Качает, мертвецки проворен.

Во льды оковал себя Бразил,
Решив, что в вине нету истин.
Наш мир слишком несообразен,
А путь умещается в выстрел.

На вечном огне жарят души,
А может, свиные сосиски.
Ты в деле — а значит не лучший,
Ты в доле — привык по-российски.

Оплатим древесною стружкой
Не право, а лево забыться.
Иди и смотри — но снаружи
Бел свет в омрачении выцвел.

Стать пылью на дне буерака —
Дождями вернуться на землю.
Наш цикл всегда одинаков,
Разрыв же — предмет опасений.

Мы всё-таки здесь, моя радость,
А значит, нам что-то не ясно.
У грошика аверс и аверс,
Как Марс и Антарес у яслей.

Когда ножи мягче перин,
А лексика горше обсценной,
Нам брезжит впотьмах Аэринн,
Он всё ещё не обесценен.