Игорь Мосин Отрывки из романа

Игорь Мосин. Отрывок из романа «В поисках счастья»
ГЛАВА ПЕРВАЯ
1
В ту ночь ему приснилась мать.
После своего ухода (он никогда не говорил – смерти), мать снилась редко. Обычно в снах молча манила рукой, предлагая сыну зайти в обшар-панную дверь ненавистного подъезда. Он пугался, полагая, будто она зовёт к себе – туда, неуверенно переступал порог, поглощаемый тишиной и сырым запахом давящих с четырёх сторон серых, непреодолимой высоты, стен. Цепенея от липкого страха, сопротивляясь изо всех сил, резко просыпался от бешеных ударов «выскакивающего» из груди сердца. Лишь через несколько лет понял – мать никуда не зовёт. Она  пытается помочь найти выход из тупика, показать некое направление, путь, на который ему надо вернуться. Тогда чувство тревоги сменилось на запоздалое чувство раскаяния: не так вёл себя с матерью в последние годы, проявлял мало внимания и заботы, порою становясь раздражительным и от этого непростительно грубым. Тогда-то и пришло осознание – её появление предвещает перемены в его жизни.
В этот раз мать никуда не звала. Она печально смотрела, сидя на стуле, положив на колени натруженные руки, а он лежал в детской кроватке. Такой большой, серьёзный человек – в детской кроватке… и как я в ней поместился? – рассуждал во сне, а мать вытирала ему слёзы, ласково называя Коленькой и соней.
– Коля, просыпайся, вставай, соня! – пальцы нежно скользили по щеке. Он встрепенулся. Застыдившись слёз, резко отвернулся к стене. Слёз не было, но нехорошая тоска вошла в душу. Вставать не было ни сил, ни желания.
– Ну, что мы лежим? Проспишь своё счастье, и на работу опоздаешь.
– Спасибо, Наташа, сейчас встану, – посмотрел на жену не покинувшим его грустным взглядом матери.
– Ты не заболел?
– С чего ты взяла?
– Глаза у тебя… какие-то перевёрнутые.
– Вроде нет, – вяло ответил, проследовав в душ.

Более года Николай Сергеевич Камаргин исполнял обязанности на-чальника Департамента культурной политики. Проработав в отрасли двадцать пять лет, считая себя профессионалом, знающим все «плюсы» и «минусы», Камаргин решил объединить профильные учреждения единым пла-ном, целью и задачей. Некоторые руководители, проникшись идеей, поддержали, выказав возросшее уважение. Другие, напротив, стали смотреть как на «выскочку». В мэрии решили ситуацию уравновесить – полгода назад поставили начальника со стороны, оставив Камаргина на должности первого зама.
Отношения не сложились сразу: начальник, как передавали «доброже-латели», видел в нём претендента на своё место: больно умный, подсидеть хочет! Камаргин шефа отверг изначально: не профессионал, из другой сферы, недальновиден, и т.д. Работал Николай Сергеевич всегда много и с желанием, но последние месяцы выдались на редкость тяжёлыми. На согласных он пока не мог опереться (зачастую им же назначенные, они были новички в «новой вере»), поэтому многое приходилось делать и решать самому, лавируя между инертностью, а зачастую, открытым саботажем несогласных и раздражением руководителя. Всё это выматывало и, в конце концов, привело в состояние депрессии.
Стоя под струями прохладной воды, постарался в деталях вспомнить сегодняшний сон: он лежит в детской кроватке, мать смотрит грустными глазами и молчит. Никуда не зовёт, просто молчит… что она хотела сказать? Что не досказала при жизни, или чего я не дослушал? И слёзы… Господи! Я лет тридцать не плакал, – он выключил воду, – чего я не услышал?
– Что? Что ты не услышал?
Дожил, сам с собой вслух разговариваю не замечая! Нервы действительно расшатались...
– Я говорю – поторопись! Опоздаешь на работу – шеф этого не любит.
Шеф! Какой он к чёрту шеф?! Музейная редкость! Что он вообще без меня может? Завёл порядок: приходить всем на полчаса раньше и уходить на два позже! Ты хоть ночуй на работе, а если свой труд организовать не можешь, значит, и других не организуешь!
– Не опоздаю!
Вытирая голову, вновь перед мысленным взором увидел мать. Резко опустив полотенце, «наткнулся» в зеркальном отражение своих глаз на её ласковый взгляд с немым вопросом «почему», и невольно улыбнулся.

Ему тогда исполнилось десять лет…

* * *
К первому юбилею родители подарили полувзрослый «Салют».
– Держи, – важно сказал отец, отпуская хромированный руль. – С сегодняшнего дня вступаешь во взрослую жизнь. Игрушки закончились. Получи в подарок «железного коня»!
Велосипед тёмно-синего цвета, с кожаным сиденьем, сумочкой для инструментов с блестящей застёжкой – мечта любого мальчишки. Коля не верил своим глазам. Как? Это ему? И можно прокатиться?
– Конечно! Катайся, сколько хочешь, но помни – теперь ты в ответе не только за себя, но и…
– За велосипед?
– За пешеходов. Катайся аккуратно! Не забывай: вокруг ходят дети и старушки, – он приобнял, нежно поцеловав мать, – примерно, такие, – она отмахнулась, притворно обидевшись, – красивые, молодые старушки.
Весь день Коля не покидал седла, представляя себя ковбоем на диком мустанге. Ребята со двора просились за руль, и «юбиляр» милостиво разрешал: по одному разу вокруг песочницы – сам не накатался, они рулят плохо, и, главное, теперь он и только он в ответе за велосипед и за всех пешеходов! Вечером, когда мать в третий раз позвала через окно ужинать, подошёл Бондик – двенадцатилетний оболтус, получивший прозвище из-за фильма о Джеймсе Бонде (посмотрел в Москве, где был с родителями на каникулах). Азартно перевирая сюжет о знаменитом шпионе, он так воодушевлённо брызгал слюной, что Пашка Нагибин прозвал его Фонтан, вызвав гнев и ярость будущего Бондика, посчитавшего прозвище до боли обидным. Долго гонялся он за Пашкой, крича на весь двор: «Нагиба, ты покойник!» На следующий день, при очередном рассказе о шпионских приключениях, Бондик заврался окончательно: «…прикинь, Бонд прыгает с парашютом, а на земле его ждут пятнадцать агентов, но тут мы им как дали!» Ребята долго смеялись: теперь понятно, кто помогает легендарному 007 – агент 006! Это прозвище Бондик посчитал не только обидным – оскорбительным, решив показать свою силу и превосходство, благо был старше многих на два – три года. Но Сашка Коровкин, здоровяк из первого подъезда, флегматично сказал:
– Будешь Бондик.
– Ты кого так назвал?!
– Тебя. Он Джеймс Бонд? А ты – его маленький помощник, значит, будешь Джеймс Бондик.
Так Витька Михеев стал Бондиком.

– Привет, Камарга! – обветренная, покрытая цыпками ладонь, по-хозяйски легла на руль, – твой?
– Мой, – нерешительная попытка освободить блестящую поверхность от наглой хватки не удалась.
– Дай прокачусь, – не дожидаясь ответа, дёрнул велосипед, на ходу вскочив в седло, и только пятки засверкали на крутящихся педалях.
– Коля, домой!
– Сейчас! – чуть не плача крикнул в сторону удаляющегося велосипеда.
Вернуться домой одному невозможно. Он надеялся, Бондик сделает круг, ну, два и приедет. Но прошло десять, потом двадцать минут, стемнело, двор опустел, а Бондик не возвращался. Тогда Коля сел на ступеньки подъезда и заплакал.
– Коля, до… – мать осеклась на полуслове, – что случилось?!
Родители спешно вышли на улицу.
– И как это понимать? Где велосипед, сын?

За всю жизнь отец всего несколько раз обращался к нему, называя «сын». Коля знал – это не к добру.

– Бондик уехал.
– Какой Бондик? Куда уехал? Кто разрешил?
– Я не разрешал, я не хотел давать, он сам взял, – обида слезами клокотала в горле: Бондик – гад здоровый, угнал велосипед; отец ругается, вместо того, чтобы пожалеть.
– Если ты не разрешал брать свою вещь, значит, её взяли без спроса, а если у тебя можно забрать без спроса то, за что ты отвечаешь, как тебе можно доверять?
– Подожди, Серёжа, не ругайся, может парень просто взял покататься.
– А я и не говорю, что сложно! Парень взял без спросу, а наш сын по-ступил безответственно! А вдруг что случится?
– С велосипедом?
– При чём здесь велосипед?!
Размахивая руками над головой, во двор въехал Бондик. В сгустившихся сумерках было заметно, как наглая ухмылка сменилась настороженным испугом на скуластом лице.
– Отличный велик, Колян! Спасибо, что разрешил прокатиться.
Как хотелось отвесить пинок по тощему заду, плюнуть в наглую, с бе-гающими глазками, физиономию! Но сейчас это было невозможно. Что ска-жет отец: при нас осмелел, а сам? Молча дёрнул руль на себя.
– Ты его без спросу взял!
– Да ты забыл! Я спросил: дай прокачусь, ты и согласился!
Приблизившись, отец тихо спросил:
– Хочешь ещё прокатиться?
– Н-нн… нет, спасибо. Поздно, мне домой пора.
– Тогда больше и не проси.
Дома, закрывшись на кухне, родители спорили громким шёпотом:
– Серёжа, так нельзя!
– А как можно? У него нет характера, не может за себя постоять!
– Ты видел, этот Бондик здоровый оболтус. Как он может с ним совладать?
– Разве дело в этом? – отец махнул рукой.
Мать вышла из кухни, тихо прикрыв дверь, подошла к сыну, посмотрев грустным взглядом, в котором Коля прочёл немой вопрос: Почему?
– Следующий раз, сынок, будь смелее.
Больше на эту тему не говорили.
Через три дня, на очередную «просьбу» прокатиться, Бондик получил решительный отказ. Вцепившись в руль, 006 рванул велосипед на себя:
– Ты чё, Камарга, тот раз не понял? Я же по-хорошему прошу, могу и по-плохому, – подставив подножку, с силой толкнул Колю свободной рукой. – Пацаны, кто хочет прокатиться, за мной будете.
Ребята стояли в напряжении. Бондика не любили, и хотя все понима- ли – вместе наверняка одолеют переростка, смелости вступиться за Колю ни у кого не хватило. Лишь малолетняя Наташка, сестра Сашки Коровкина, бесстрашно заявила:
– Такой здоровый, а с младшими дерёшься!
– Ты кто такая? – вскочив в седло, набирая скорость, Бондик сделал «круг почёта» вокруг притихших ребят. – Молчи, пока подзатыльник не получила, мелочь пузатая!
– А ты попробуй! Сашка из тебя…
Она не успела договорить. Сидя на земле, Коля фокусировал происходящее сквозь выступившие слёзы. Под рукой оказалась длинная толстая щепа от половой рейки. Решение пришло молниеносно. Впоследствии он не мог объяснить: как вначале случилось действие, затем «сверкнула» мысль, и лишь после пришло решение. Но точно знал – его действия были осознанны и целенаправленны: рука сделала резкий выпад вперёд и щепа, словно рыцарское копьё, воткнулась в спицы переднего колеса. Дёрнувшись, велосипед резко остановился, взбрыкнул, словно строптивый конь, выбросив чуждого седока из седла. Совершив подобие кувырка, тот шлёпнулся на землю.
– Ну, всё, Камарга! Ты покойник! – не осознав всю глубину своего падения, приподнимаясь на оцарапанных ладонях, заорал Бондик, отплёвыва-ясь песком. В это время вздыбленный велосипед, сделав по инерции поворот на переднем колесе, с размаху опустил свою заднюю часть на ту же часть Витьки Михеева, вторично заземлив малолетнего хулигана. – Ой! – простонал Бондик, уткнувшись носом в кошачьи экскременты… и заплакал.
Ребята рассмеялись, а Наташка сказала:
– Здорово ты его проучил. Только велик жалко!
Взглянув на колесо, Коля понял – дома скандала не избежать.
Отец не ругался. Внимательно посмотрев на сына, спокойно сказал:
– Рановато мы тебе доверили серьёзную технику, рановато. Но, делать нечего, пошли чинить.
* * *
…Да, впервые мама так посмотрела на меня именно тогда – с каким-то сожалением, грустью и вопросом. Почему сейчас я так отчётливо это вспомнил? Чего испугался, перед чем спасовал?
Внутренне собравшись, заставил себя улыбнуться, выйдя из ванны энергичным шагом.
– Завтрак на столе.
– Спасибо, я только кофе.
– Ну вот, стараешься, стараешься, встаёшь ни свет, ни заря – и на тебе!
– Не сердись, просто нет аппетита.
– С тобой всё нормально? – влажные губы коснулись лба.
Вечно она со мной, как с ребёнком! – Инстинктивно дёрнулся, желая увернуться от «медицинского» поцелуя, да вовремя остановился – обидится.
– Температуры, вроде, нет. Сегодня, кстати, обещали похолодание.
– Кто тебе всё обещает, с кем ты говоришь?
– Кто, кто – телевизор! Тебя сутками дома не бывает, вот я с ним и общаюсь.
Кофе взбодрил. Поблагодарив, вышел в коридор. Как надоела эта зи- ма – полгода снег! С детства терпеть не мог зимней одежды: рукава пиджака задирались, перекручиваясь в купленной «на вырост» шубе, шарф душил, шапка давила на уши – средневековый рыцарь в доспехах! Поморщившись от воспоминаний, надел пальто.
– Может, отгул возьмёшь?
– Не беспокойся, всё нормально, – приобняв жену, почувствовал холод отчуждения: «Что-то странное со мной... что-то не так».
Выйдя из лифта, заглянул в почтовый ящик, откуда тянулся к рукам мятый угол простого конверта. Ни марки, ни почтовых штемпелей. Странно. «Камаргину Н.С.». Интересно, от кого? Зажав портфель под мышкой, хотел надорвать уголок, остановленный окликом жены:
– Коля, ты телефон забыл!
Сунув письмо за пазуху, вернулся.
– Зайди, через порог – плохая примета.
– Возвращаться – тоже плохая примета, – войдя в квартиру, посмотрелся в зеркало: – Здравствуй, Коля! – и, чмокнув жену на прощанье, быстро спустился по лестнице, на выходе приветливо поприветствовав консьержку.