Часть 6. В Страну Дождя в середине Июля

Часть 6. В Страну Дождя в середине Июля.

1. Выдуманные мечты.

Не откликайся на "Эй, паря!" Будь глух и нем.
     Даже зная язык, не говори на нём.
     Старайся не выделяться -- в профиль, анфас; порой
     просто не мой лица. И когда пилой
     режут горло собаке, не морщься. Куря, гаси
     папиросу в плевке. Что до вещей, носи
     серое, цвета земли; в особенности - бельё,
     чтоб уменьшить соблазн тебя закопать в нее.

Остановившись в пустыне, складывай из камней
     стрелу, чтоб, внезапно проснувшись, тотчас узнать по ней,
     в каком направлении двигаться. Демоны по ночам
     в пустыне терзают путника. Внемлющий их речам
     может легко заблудиться: шаг в сторону - и кранты.
     Призраки, духи, демоны - дома в пустыне. Ты
     сам убедишься в этом, песком шурша,
     когда от тебя останется тоже одна душа.

Иосиф Бродский, назидание 1987.

Такие строки, посвященные Средней Азии, читали майсы одним прекрасным московским августовским вечером, когда кусок закатного неба, который просматривается между панельными многоэтажками, озаряется густым красным заревом, а со двора доносятся десятки детских криков, как бы знаменуя временное торжество жизни над смертью. Кроме того, в этот день Чухлинка поцарапала несколько пленок уже проявленных кабачковой икрой. Как же это могло подвигнуть майсов к очередному большому путешествию? А вот так! Чарли придумал такой способ хранения негативов: чтобы пленки по-меньше царапались нужно, чтобы они постоянно развевались на ветру, не касаясь никаких поверхностей. А для этого необходимо прихлопнуть один их край багажником машины и всё время ехать, причем, желательно быстро. А где ездят быстрее всего? Конечно там, где не на что смотреть! В пустынях средней Азии! По крайней мере, такое мнение об этих местах  Чарли когда-то слышал от самих туркестанцев. Сам он, однако, был абсолютно уверен, что его и его спутницу тамошние виды восхитят не меньше, чем пейзажи Европы. Как раз тут и подвернулось это назидание.
- Какой романтический край! Как много там опасностей! Чухля, давай завтра же отправимся в Азию! В глубокую, потаённую и опасную!
- Давай! А в какую именно? Есть же Ближний восток, если я не ошибаюсь, а есть центральная Азия. Плюс еще Дальний восток... что-то вроде Китая и Вьетнама...
-Шутишь? Конечно же в центральную, срединную Азию, закрытую от всех иноземных влияний, где веками жили люди, не зная, что за горами, на горизонте, есть и другие горы, и где надменный, уверенный в своём превосходстве европеец ещё не перевернул всю жизнь кверху ногами! Там мы найдём ещё один океан!
- Звучит неплохо, Кузнечный... Только слишком уж пафосно. Никак не могу понять, чего ты такого обчитался, что заговорил как человек… у которого рубашка застёгнута на все пуговицы, галстук тщательно выглажен и который... рекламирует лотерею! Давай вместо всего этого лучше обзаведемся мечтой, и поедем, держа её в уме, и будем надеяться, что она непременно сбудется?
- Отличная идея! - согласился Чарли. - Только вот я никогда бы не подумал, что похож на ребят, которые чем-то приторговывают...  Но я не обиделся! Впредь обещаю не говорить так напыщенно!
И майсы, немного обмозговав, что же такое они хотели бы встретить или испытать в этом путешествии, придумали каждый по своей мечте. Чарли сказал, что хочет увидеть, как с космодрома Байконур в Казахстане запускают ракету, а Чухлинка решила, что хочет увидеть дождь в этих странах.
- Ведь помнишь, мы с тобой придумали, что Азия называется «Страна Дождя в Середине Июля»?
- Конечно, - ответил юноша так, будто речь шла о каком-то важном обещании, которое дают друг другу только очень близкие люди, а не о названии всего лишь какой-то части света.

2. Мечты начинают оживать.

Что нужно в стране,
где в середине июля никогда не идёт снег?
Нужна нам, конечно, панама
И хлопковая пижама.
Нам нужен звенящий тромбон
И чистой воды флакон.
Нужна нам, конечно же, карта,
Немного монет на старте,
Ведь путь держа так далеко,
всё равно,
Вначале ты едешь
в битком набитом
и ночью и днём
московском метро.

Так написала Чухлинка в своём дневнике. Только Чарли сказал, что:
Вместо флакона,
Не лучше ли взять бидон,
И вовсе не брать тромбон?
Потому, что из тех, кто живет на Востоке,
Никто не слыхал о Вудстоке,
И толк они знают в музыке Ска,
Не больше чем в сюрреализме и
ортодоксальном марксизме
Треска.
Поэтому лучше тромбон нам не брать,
И на голодный желудок лечь спать.

Объяснил он это тем, что встать нужно рано, и если поесть перед сном, то с утра, перед дорогой, не удастся набить желудок как следует. Так и было сделано.
На следующий день ни свет ни заря, майсы вскочили с постелей, позавтракали и отправились в странствие, как они думали. Но путешествие это окончилось очень скоро. Доехав до станции Выхино, они вспомнили, что забыли дома документы и большую часть монет. Пришлось им ещё дважды пересекать Москву из конца в конец уже в душных вагонах набитых едущими на работу людьми.
Мама Чарли, когда он куда-то уходил или уезжал, никогда не закрывала дверь, потому что знала, что он всегда что-нибудь забывает и непременно возвращается, причём, как правило, больше одного раза. Поэтому и теперь, хотя прошло уже более двух часов, дверь была не заперта и она преспокойно завтракала, уверенная в том, что Чарли ещё заглянет. Так что, пользуясь случаем, майсы решили ещё раз, на дорожку, позавтракать, и только после этого совершили вторую попытку тронуться в путь. Но мама и теперь не стала сразу закрываться, впрочем, на этот раз, её предусмотрительность оказалась напрасной.    
Первый же автомобиль подобравший майсов довез их до небольшого посёлка в окрестностях старинного города Кашира, стоящего на берегу спокойно и умиротворяюще текущей реки Ока. Здесь возвышался древний храм, вокруг которого, как водится, теснилось множество полусгнивших сараев и проржавевших гаражей, вид которых привычно для России контрастировал с величественностью и таинственностью культового сооружения. Ходить же между сараев было не велено, о чем предупреждала грозная табличка. Но не таков был Чарли Кузнечный, чтобы купиться на этот дешевый трюк. Он прекрасно знал, что ходить можно везде, кроме секретных военных объектов и пограничных зон, поэтому майсы перемахнули через ограду как заправские атлеты и ни на секунду не пожалели об этом, потому что тропинка между сараями, закрытая для всех легковерных, вела к небольшой речушке Кремнице и к настоящему водопаду. С церковной смотровой площадки на него можно было только смотреть, а майсы вышли к самому его подножью, и под его потоками могли искупаться! Видимо этим и была продиктована запретность дорожки, ведь оголённые тела купальщиков могут смутить набожных прихожан! Майсы, впрочем, не волновались за их души, не считая себя настолько привлекательными, чтобы один вид их наготы мог столкнуть верующих с истинного пути. К тому же, как раз в этот момент начиналась церковная служба, паства толпилась в стенах храма, и никому не было дела до того, что происходит поодаль. Вот они прыгают в бурлящий поток - один, второй! Чарли под водой, в порыве бурной радости, хватает Чухлю за ногу. Когда же они выныривают, он кричит:
- Настоящие водопады всё-таки существуют! Такие, в которых можно купаться! Просто нужно всю жизнь искать свой водопад! Я искал! А ты?
- И я искала, - кричала девочка, стараясь быть услышанной в поглотившем обоих странников шуме ниспадающей реки.
Потом они вставали прямо под мощные струи воды, вылезали погреться, опять залезали под воду и не могли нарадоваться своей неожиданной находке. Путешественники забыли о том, что стремились попасть в далекие дали, ведь то, что виделось им в самых потаенных мечтах, было совсем недалеко от дома. К тому же Чарли вспомнил, что в детстве бывал в этих местах, в тогда уже не пионерском, но сохранившем часть скаутских традиций, лагере «Юный космонавт». Вспомнил песчаные косы, врезающиеся здесь в реку, залив, тишину которого нарушают проходящие рядом по мосту электрички. Вспомнил, как папа приезжал из Москвы его навестить и забирал с собой в Каширу, к далеким, не пространственно, но культурно, родственникам, живущим в деревянной избе, и как на обратном пути в лагерь, уже после наступления темноты, их настиг страшный ливень, и как на дороге их подобрала машина скорой помощи и довезла прямо до места, хотя врачам было не по пути. Впрочем, это был не первый автостоп Кузнечного. Дело в том, что его мама, когда он находился еще у неё в утробе, часто ездила в туберкулезный диспансер, находившийся примерно в этом же направлении, за Рязанью, в бывшей дворянской усадьбе Кирицы, к его сестре, у которой еще в юном возрасте врачи обнаружили костный туберкулез. А так как никакой транспорт в эти края не ходил, она выходила на трассу и голосовала. Так много раз, ещё не родившись, Чарли ездил автостопом.

Но снова мыслями он возвращается в лагерь. Вспомнились ему ди-джеи дискотек, которых почему-то называли Радистами. У них были выкрашенные в яркие цвета длинные торчащие ирокезы, и когда под конец программы включавшей все популярные песни тех лет, они ставили «Травушку» Сектора Газа, все разбегались с танцплощадки, потому что знали, что сейчас будет происходить нечто ужасное! Как быки на корриде, панки бились друг о друга лбами, как копытами поднимали они своими коваными ботинками клубы пыли так, что окружающим оставалось только глотать её или разбегаться по корпусам. То что было возможно тогда — совершенно невозможно сейчас,  в мире, где всё упорядоченно. Родись Будда в наши времена, никогда бы монаха отшельника, способного поменять его жизнь, не пустили к нему во дворец. Спустя пять тысяч лет уже не монахи, а неформалы несли в себе свет истины, но и их век прошел. Система выстроилась, и ни ничто неподконтрольное ей, пока она существует, не получит доступа к детским сердцам.
И Чарли захотелось вновь побывать в тех местах, которые когда-то так на него повлияли. Майсы переправились через Оку и погуляли по бревенчатой, избяной Кашире, а по наступлении вечера снова вернулись на «московский» берег, чтобы найти лагерь, запрятанный в глухом лесу. Каким же он предстал перед Кузнечным спустя годы? Давно покинутым, ведь прошли и те времена, когда столичные жители отправляли своих детей на отдых просто «на природу». Теперь москвича проще встретить на курортах Тайланда или Египта, но никак не в дальнем Подмосковье...  Прошлогодняя, а может даже и поза-прошлогодняя сухая осенняя листва была сметена под крышу зелёного театра, в котором и происходили те самые дискотеки. В лагере не было ни души, однако, было ли это подарком судьбы, нелепой случайностью или же самым настоящим чудом, но по всей  его территории горели старые фонари, такие же, как те, что освещали Лондон в 19-м веке, и это посреди лесной чащобы! Могло ли быть так, что люди, последними покидавшие эту бывшую пионерскую республику, забыли выключить свет? В России возможно и такое, но Чарли и Чухлинке хотелось верить в сказку, ведь как всё это напоминало Нарнию, страну попасть которую можно только через плотной шкаф. И они верили. Тусклым светом освещены были деревянные колонны «дома культуры», в котором размещались когда-то помещения кружков. Сквозь швы плитки, на площадке где проходили торжественные линейки, проросла трава... Все корпуса были открыты и можно было выбрать любой, но Кузнечный хотел спать в святая святых, там, куда путь ему, девятилетнему тогда мальчику, был заказан — за кулисами деревянного театра, где располагалась «рубка» радистов, и в которой стояло тогда звуковое оборудование. Теперь же ничто не загромождало там гладкий деревянный пол, на котором было достаточно места для двоих.
В действительности, лес окружавший лагерь не был таким уж дремучим, ведь совсем недалеко находился новый дачный поселок, которого в бытность не существовало, и потому Чарли, в своё время облазивший здесь все окрестности, не догадывался о его существовании. Всю ночь оттуда доносился лай собак, и потому ребятам, воображение которых в полусне сгущало краски и преувеличивало опасность, казалось, что лай этот всё время приближается, и что по их следу уже пущены трёхголовые церберы - слуги Снежной Королевы, которые готовы растерзать их только за то, что они осмелились без спроса ночевать в принадлежащей ей, и только ей сказочной стране...

3. Нас мало.

Куда едете ребята?  -  высунув голову из окна остановившегося внедорожника, спросил водитель, сразу показавшийся майсам классическим «плохим парнем» из западных фильмов. Не стоит путать этот тип людей с нашими доморощенными бандитами из криминальных сериалов, которые при том отпечатке, который, конечно накладывает на них профессия, могут быть еще и примерными отцами семейств, депутатами, меценатами, выступать в роли надежды русской демократии и прочее. Нет, в этом персонаже не было ровным счетом ничего положительного. Он был плоть от плоти воплощением зла и упивался этим, что не мешало ему быть в общении  открытым и дружелюбным малым. Разницу между русскими и западными лиходеями Чарли подсознательно чувствовал с измальства. В детстве он, как и все сверстники, смотрел американские боевики, в которых зло всегда харизматичное и притягательное, а добро — пресное, обезличенное, истеричное и очень грубое.. Но он никогда не думал, что ему придется сидеть с героем из голливудских новелл в одной машине.
- Да не важно, куда вы едете, запрыгивайте! Не в обратную же сторону, верно?
- Нет, не в обратную, - рассмеялись майсы и разместились на мягких кожаных сидениях. Едем прямо!
- Куда конкретно?
- В Среднюю Азию..
- Э-э, небось хотите перебраться через границу с Афганом и податься в Бармалеи?
- Ни в какие Бармалеи мы подаваться не собираемся! Мы вообще не очень понимаем, кто это такие, - сказал Кузнечный на всякий случай, хотя на самом деле прекрасно представлял, о чём идет речь.
- Да ладно, не притворяйтесь.. Я вас подстёбываю.. Нет никакой разницы в религиях!
- Хм.. - засомневался юноша, - кажется да..
- Никогда не говори «кажется», «вроде как».. В нашем мире с этими словами не выживешь! Надо говорить твердо - да, или нет! Усёк?!
- Кажется да..
- Ну вот ты опять! Ты слышал, что я тебе говорю?
- Слышал. Хорошо..
- Вот и славно.. А теперь наматывай на ус. Вот родился бы ты в Таджикистане - был бы мусульманином, родился бы в Непале - был бы буддистом, в Польше - был бы католиком, ну а появись ты на свет в Израиле — то тут уж извиняй, но никак бы ты не смог отвертеться и стал бы евреем, верно?
- Верно, согласились майсы с радостью. Мысль эта нравилась им потому, что избавляла от лишних страхов. Ведь всякое слышали они о странах ислама и до того как прочли «Назидание». Говаривали их попутчики, что на Востоке, мол, нет искренности, что азиат обнимая тебя, на самом деле прощупывает твои слабые места, чтобы потом вcадить в них нож, а в Узбекистане человека и вовсе могут похитить и заставить работать на хлопковых плантациях... Причём, последнее слышали они от самих узбеков. Да, конечно, именно опасность и позвала ребят в эту часть света, но дело было в том, что они уже решились на путешествие, а значит преодолели свой страх. А узнать что то, чего ты боялся, на самом деле совсем не страшно - радостно вдвойне.
- Значит мусульмане ничем не отличаются от всех остальных. Это просто люди, родившиеся в Узбекистане или Киргизии...
- Точно так. - ответил водитель, который чуть ранее представился Димой, после чего надолго замолчал.
Однако, легкая тревога, щекочущая нервы, вернулась к майсам, когда они узнали, насколько близко к Москве находится Азия. Стоит проехать каких-то двести километров на юг, как окружающий пейзаж в корне меняется.  Уже не укутывают дорогу как одеяло густые тенистые леса. Здесь начинается лесостепь. Уже нет того чувства защищенности, которое внутренне присуще жителю лесной полосы. Лес - укрывает, лес - пеленает, лес баюкает, никому не выдает вашу сокрытую, потаённую жизнь. Вот откуда все жестокости степных войн, нашествий, переселений народов. Степняк, не будучи защищен горами, лесами, морями, всегда был открыт миру. Негде было ему искать защиты, некому было постоять за него, кроме него самого. Так жизнь закаляла его душу и приучала к суровости. Правда, по словам Димы, раньше степь была дальше от столицы, а леса в этих местах были вырублены во время гражданской войны, когда Красная армия была отрезана международной блокадой от хлебных районов юга. А та немногая растительность, что пережила войну, была спилена во время тамбовского восстания тысяча девятьсот двадцатого года, чтобы партизаны не могли в ней прятаться.
- Мы, тамбовские, всегда были безбашенными, что в двадцатые, что в девяностые. В свое время мы держали весь Питер и половину Москвы. Но теперь нас мало таких осталось. Всех перестреляли... Как оно происходило тогда, знаете? По поселкам собирали «пушечное мясо», ясно? Мы этих ребят так промеж собой и называли. У них вообще не было шансов на выживание. Их просто бросали под пули. Были, конечно, и «солдаты». Эти что-то соображали. А про то, что было выше, вам лучше не знать. Целее будете. Но свой первый миллион я сделал не на этом, не на криминале.
- А на чём?
- Брат у меня есть в Мурманске. Приехал я как-то к нему в начале девяностых, а там у каждого в доме все шкафы и антресоли забиты пустыми банками из под овощей... А закатывать в них нечего. Но народ-то запасливый в советское время был, ничего не выбрасывали. Ну я и сообразил, что у нас-то всё как раз наоборот. Овощей полно, а закрывать не во что. Ну и скупил я эти банки у мурманчан за копейки, набил ими грузовик и домой привез..
- Ну и дела! Мы вот тоже думаем скупить в Туркмении все зонты, а продать в Карелии, - сказала Чухля.
- А еще можно скупить в Исландии кусачки! Я читал, что один исландский чиновник как-то раз закупил для этой страны с населением в пятьдесят тысяч человек - двести тысяч кусачек. Этого чиновника так прозвали -  Сигурд - двести тысяч кусачек, — добавил Чарли.
- Вы, я смотрю, прошаренные в плане бизнеса ребята. Не пропадёте. Котелок у вас варит... А мне-то, можно сказать, просто повезло с этими банками. Так-то я - обычное тамбовское быдло, так вы нас называете...
- Мы не называем, - поспешил заверить собеседника Кузнечный.
- Да знаю я вас, москвичей... Всех любите ругать, а сами занимаетесь непонятно чем. Вот вы куда-то зачем-то едете... Я вас не понимаю. Мы вот в вашем возрасте били друг другу морды за баб. Вот это - настоящее мужское занятие! В этом между нами разница. Я собственно за это и отсидел.
- За что?
- Сломал человеку челюсть. Некоторым людям вообще сложно не дать по морде... А когда вышел, представляете, вообще не знал, что такое мобильная связь, а у всех она уже была!
- Да? Вот у нас, например, нет никакой мобильной связи..
- Серьезно? А как же ваши родители, не беспокоятся?
- А мы им не говорим, где мы. Ну вот сами посудите, если бы они знали, куда мы отправились, отпустили бы они нас? А если бы и отпустили, то тогда на связи мы бы просто разорились!
- Ну, это вы правильно говорите. Я тоже думаю, что мобильные телефоны, интернет - это зло. Из-за всего этого и исчезли банды... Из-за мир стал безвозвратно меняться. У системы сейчас на несколько порядков больше возможности контролировать людей, чем раньше. Она уничтожает индивидуальность, верно? Но, под неё всё равно приходится подстраиваться, потому что если совсем выпасть из общества - это уже путь в безумие.. Но идут у него на поводу - только бараны, неудачники. Вот, например, люди, которые стоят на светофоре и ждут зелёного сигнала, при том, что дорога пуста.. Ненавижу таких!
- О, мы так никогда не делаем! - заверили майсы, желая доказать бандиту, что в этом смысле они тоже не промах.
- Ну а футбол вы любите? - неожиданно сменил тему попутчик. 
Чухлинка ответила — «нет», а Чарли сказал - «Конечно!»
- А я — на дух не переношу!
- Это почему?
- Я служил в Армии в Москве. И каждые выходные нас по одному-два раза гоняли на футбол, следить за порядком на трибунах. И все два года я стоял спиной к полю и лицом к болельщикам, ясно? Они все смотрят, а я не могу, я должен наблюдать за их довольными рожами! Вот с тех пор я его и ненавижу, ничем меня на него не заманишь, дурные воспоминания навевает...
Чарли и Чухлинка от души посмеялись над этой историей, после чего Дима сказал:
- А вообще вы первые москвичи на моей памяти, по которым не скажешь, что они считают, что все им по гроб жизни обязаны... В общем, отличные вы ребята...

   4. В храме света.

Дима высадил майсов немного в стороне от дороги, в «хорошем месте», как он пообещал. Место действительно оказалось очень интересным. Это было верхнее течение Дона, где когда-то царь Пётр, считавшийся в народе Антихристом, построил первый русский флот, с которым, спустившись вниз по реке, взял турецкую крепость Азов. Но не дела давно минувших дней, от которых не осталось и следа, заворожили юных странников. Когда пыль от отъехавшего автомобиля улеглась, вдалеке, на пригорке, они разглядели возвышавшуюся постройку, поначалу, впрочем, не показавшуюся им примечательной. Однако, на проверку оказалось, что это самое удивительное здание из тех, что ребятам когда-либо приходилось видеть. Это был храм построенный из деревянных поддонов, которые используют на складах для хранения и транспортировки грузов. Поддоны эти, ради экономии древесины, делаются обычно решетчатыми, так что во внутреннее пространство церкви сквозь них свободно проникал солнечный свет. Чарли всегда не любил духоту и темноту культовых сооружений, которую даже в ясные дни компенсируют электрическими лампочками, и потому его сложно было заманить на богослужение, особенно в хорошую погоду. Здесь же стены не закрывали человека от мира, не вынуждали его зацикливаться на себе самом. Они лишь обозначали место для молитвы, а своды купола, столь же прозрачные, устремляли мысли молящегося в высь, где, как всегда представлялось людям, и находится первородина всего живого на земле. Обращаясь к богу в стенах этого храма, человек вспомнит не только о своих проблемах, но и попытается прочувствовать связь своей жизни с жизнью мира. И будет он подобен древним персам, которые произносили свои славословия небожителям на вершинах гор, и которым запрещалось обращаться к высшим силам с просьбами, касающимися только их собственной персоны.      
Рядом в солнечных лучах искрился Дон. Чуть ниже была видна пена водопада и слышен его шум, причём в этом месте река разделялась на два рукава. Один - просто водопад, другой же тёк через небольшую каменную арку-пещеру в одной из меловых гор, череда которых здесь начинается. Тут майсы обратили внимание на звуки лопастей, похожих на те, что издают катамараны. К ним приближались два деревянных водных велосипеда, причем очень необычных - люди вращавшие педали на них не сидели, а находились в позе спринтера, стоящего на изготовке, то есть головой вперед, облокотившись руками о поручни, педали же, находились в задней части конструкции. Помещался же весь этот механизм между двух деревянных бревен, державших его на плаву. Велосипедисты поравнялись с майсами, помахали им одной рукой и устремились к водопадам, пена которых вскоре поглотила их. Один предпочел левое русло, другой — правое, проходившее через пещеру.
- Надо же, какое чудо! - подивился увиденному Кузнечный. - А давай поднимемся вверх по течению, вдруг там есть ещё такие же велосипеды?
- Хм, что-то я сомневаюсь, что такие потрясающие вещи просто так валяются посреди степи..  - усомнилась Чухлинка в успехе предприятия, но всё же согласилась отправиться вверх по Дону, хоть и считала это бессмысленной затеей.               
Велосипед, к изумлению обоих путников, встретился им уже через десять минут пути. Он стоял привязанным к деревянному мостику, покачиваясь на ветру. Причем этот конкретный - был для двоих!
Все это было похоже на сон или сказку, и потому у майсов не было сомнений - то, что они нашли, предназначено именно для них, и потому мысль о том, что вещь эта чужая, и брать её не стоит, даже не промелькнула в их головах.
- Ну и дела! Безумие какое-то! - сказал Чарли, что говорило о том, что на самом деле он не слишком-то верил в успех и, возможно, просто хотел прогуляться по берегу реки.
- А я всегда мечтала прокатиться на велосипеде - тандеме!
- И я. Видишь - не успели мы выехать, как мечты посыпались на нас, как из дырявого мешка!
Майсы сели на тандем и стали с энтузиазмом налегать на педали. Вот они уже падают вниз среди сверкающих брызг водопада, который совершенно их не страшит, и приземляются в мягкую, как манная каша, воду.
Меловые горы по мере продвижения вперёд становились всё выше и живописнее, и где-то через час пути взором ребят предстало потрясающее видение. Как это часто бывает во сне - какой-то невидимый рассказчик,  не прибегая к словам говорил им: «Это дворец Византийской принцессы, построенный её братом императором на таком отдалении от Константинополя, в землях воинственных хазар, специально, чтобы скрыть её красоту от придворных завистников. Здесь, в степи, прожила она долгие годы в ожидании достойного жениха, которого должен был подыскать ей брат, но, так и не дождавшись своего счастливого часа, состарилась в одиночестве. Вернуться же на родину она так и не смогла - в Царь-граде произошел очередной переворот, её венценосный родственник был убит, а появление в столице грозило ей уже настоящим заключением, но не в светлых палатах, а в сырой темнице.. 
Что же представлял из себя этот чертог? Майсы не видели в своей жизни более красочной постройки. Вписанный в белые горы, вершины которых переходили в степь, дворец был выстроен из кирпичей, покрытых разноцветной эмалью. Они образовывали невиданные, причудливейшие сочетания цветов, которые давали воображению как бы струи энергии, рождавшие невероятные образы, которые то отсылали странников мечтами в далёкое детство, то рисовали им картины неведомых далеких земель, в которых они никогда не бывали. Крыша же хором, когда-то выкрашенная в зеленый цвет, но нынче проржавевшая, была причудливейшим нагромождением чердачных окон и скатов. Это было как бы отдельное царство маленьких чердачков, целый город, в котором в норках с резными крылечками и окошками живут и ходят друг к другу в гости мифические существа - гремлины и леприконы. И всё это представало взору в золотых лучах вечернего южного солнца!
Ничего в жизни не хотели майсы больше, чем остаться возле этого дворца, погулять вокруг и, если удастся, попасть внутрь. Но бурный поток воды все нёс и нёс их вперед, не давая возможности причалить к крутым берегам. И только когда ребята совсем выбились из сил и стали засыпать на воде, велотандем будто сам выбрал удобное место для ночлега и уткнулся носом в прибрежный песок.

Было ли произошедшее после расставанием с Димой сном или явью, нам неведомо. Но этой ночью Чарли привиделось, и, вероятно, это был сон во сне, что оказался он на Земле Огня, что является дословным переводом слова Азербайджан. Общеизвестно, что страну эту называли так в те далёкие времена, когда на Кавказе и Ближнем Востоке ещё не утвердились Христианство и Ислам, и территории эти были населены преимущественно огнепоклонниками. В горах же Азербайджана находилось главное святилище зороастрийцев. И вот Чарли в своих грёзах оказался в этом самом святом месте. Что же он видит? Храм, по форме напоминающий солнце - огромную сферу, покоющуюся на каменной башне. Это Дом Светила - говорит ему невидимый голос. Но рядом стоит и другое здание, напоминающее православный собор, геометрию устремлённого в высь купола которого можно сравнить с языком пламени. Здание это выстроено из черного, как уголь, камня и покрыто красивейшими узорами. Чарли заходит внутрь и видит, что и внутри цвет стен тоже черный, как воронье крыло. Он подходит к жрецу, говорящему на древнем, авестийском языке и спрашивает его, сам удивляясь своему знанию этого мёртвого наречия, почему святилище целиком чёрное? И служитель культа отвечает, что храм этот посвящен огню, но не огню вообще, а конкретному пламени, пожару, который случился в 1781-м году до нашей эры и который уничтожил множество городов и человеческих жизней. Видя недоумение на лице юноши, святитель добавляет - «Так огонь поддерживает равновесие в мире и не даёт ни одному племени или роду, человеческому или животному, воцариться и властвовать над остальными»   

5. Дети домов.

Когда майсы проснулись, велосипеда рядом с ними уже не было, зато оказалось, что палатка их стояла прямо под столбом с указателем в виде стрелочки, на котором было написано <<Дорога]. Они пошли в указанном направлении и вскоре были уже на шоссе, которое к вечеру привело их в город выжженных солнцем и поросших полынью пустырей, который так и назывался — Полынск. Впрочем, исторические хроники свидетельствуют, что издавна, наряду с официальным названием, в народе существовало и другое - Овражск. Впервые оказавшийся в Полынске турист сетует на то, что город этот весь как бы нанизан на одну единственную, растянувшуюся вдоль Волги на многие километры магистраль. Конечно, это небольшое преувеличение, ведь есть и другие улицы, параллельные главной, но они более пустынны, лишены парадных зданий и даже освещения, и потому именуются скорее задворками. Именно они по-началу и привлекли ребят, но оказалось, что в этот день в Полынске проходил традиционный для этих мест праздник — День Ужасных Рож! Все люди, если, конечно, они захотят, должны в этот день при встрече с другим человеком корчить ему рожи. Конечно, не просто ужасные, но Ужасно Добрые, или Ужасно Смешные, так уж здесь издавна заведено.
Майсы, конечно, были в восторге от этой традиции, поэтому, в этот день их не интересовали никакие здешние реликты, запрятанные в отдаленных уголках города. Они старались, вопреки обыкновению, гулять в местах по-центральнее, где толпится по-больше людей, строить им дружелюбные гримасы и получать симметричную реакцию. 
Главный проспект, именуемый улицей Ленина, в Полнынске застроен величественными, похожими на покинутые замки, сталинскими зданиями, и почти каждое из них увенчано высокой, похожей на маяк на морском побережье, башней. В парадную одной из таких сталинок и шмыгнули майсы вслед за жильцом, когда на город спустилась тёмная южная ночь. Наудачу выбранное здание распахнуло перед ними свои объятия. Вход в башню не был заперт.
Никогда не забудут они вид, который открывался с верхней площадки, на которой они и расстелили свои коврики и спальные мешки. Внизу романтично позвякивали и стучали колесами метро-трамы, в этой части города не запрятанные под землю, а вдалеке горели огни и дышали паром десятки труб заводов-гигантов, расположенных вдоль реки. Мерное постукивание колес и звуки ночного производства умиротворили ребят, и потому заснули они крепким сном.
Первый раз проснулись они в четыре утра, когда небо на востоке только слегка озарилось розовым цветом, подсветив немного громаду завода, трубы которого приобрели потрясающую рельефность на фоне нежного зарева. А в шесть утра неугомонное степное солнце пекло уже так неумолимо, что всякое желание ещё немного понежиться в спальных мешках тотчас улетучилось. Однако, к полудню наступила необычная для здешних мест погода — сгустились тяжелые свинцовые тучи, так что даже стало темно, и на улицах включили запыленные тусклые фонари. Впрочем, и от их света майсы старались держаться подальше. На трамваях они скользили через тёмные тополиные аллеи, но лишь для того, чтобы приехав в новое место углубиться в глубь районов, а не бродить по площадям. Как ленивые птицы они досыпали то, что не выспали с утра, лежа на траве в проходных дворах. Они рвали сливы, которые свисают с заборов, пугали на крышах ворон, смущали своими шутками детей и веселили старух и сумасшедших, читали стихи написанные фломастером на стенах заброшенных зданий, поджаривали хлеб на костре разведенном из чьих-то любовных писем, выброшенных в овраг, вспоминали свои сны, а когда мощный, но короткий ливень загнал их под крыльцо дома, построенного немецкими пленными — смотрели как мокли коты, слушали скрип оконных рам и разговор солдата и могильщика, тоже загнанных непогодой под козырек парадной. Только эта беседа заставила их вспомнить, где они находятся. Что у города этого когда-то были и другие названия - Царицын, а потом Сталинград, и что здесь произошла самая страшная бойня в истории человечества. Правда, к счастью, если не думать об этом специально, то теперь мало здесь напоминает о тех мрачных событиях. На месте развалин построены новые дома. Они уже заросли деревьями и кустами, и «как деревья весной обзаводятся почками — так и дома эти обзавелись детьми, которые бегают улыбаются и смеются» - так изложил свои мысли по этому поводу в своем дневнике Чарли. А может и правда, дети появляются не у родителей, а у жилых зданий, и мы все их отпрыски? Разве мы не будем горевать, как по своим матерям и отцам, по своим жилищам, когда ковш строительного экскаватора снесет стены, в которых мы провели свое прекрасное светлое детство?
Переночевав в заброшенном кинотеатре, в будке киномеханика, на следующий день путешественники заглянули и в центр города, который поначалу отпугнул их своей классической строгостью и чистотой. На деле же парадные здания учреждений лишь образовывали нечто вроде крепостных стен, под защитой которых находился истинный город - старый Царицын. Те немногие уцелевшие в войне невысокие красные кирпичные здания с причудливыми узорами, напоминающими украшения индийских храмов, стояли в тени этих высоких стен обрамленные деревьями. Каждый двор был как бы отдельным миром, городом в городе, защищенным от здешнего немилосердного солнца.
Но самое удивительное в Полынске — это заросший ивами и высохшим камышом овраг, разделяющий город на две части. И хотя город этот не избалован парками, место это совершенно безлюдно. Здесь не гуляют мамы с колясками, да и скучающий студент не забредет сюда. Оно как бы не существует для Полынчан. А ведь именно этому оврагу город обязан своим изначальным названием - Царицын, ведь когда-то в его глубине протекала река Царица. В 60-е годы, власти города, желая поднять уровень бетонной набережной для гуляний, закопали реку, и с тех пор ивы постепенно уступают место камышам и сорной траве. Однако, Чарли и Чухлинка, хотя ещё не выспросили подробности, сразу почувствовали, что именно здесь находится сердце города, хотя и закованное в трубу и погребённое под землю.
К концу второго дня небо, наконец, прояснилось, подарив майсам неповторимый вечерний золотой свет, какого не бывает на севере и который делает золотым всё, даже чёрное. Так, рыжие волосы Чухлинки такими и остались, только стали еще ярче и светлее, но и чёрные волосы Чарли на просвет стали рыжими.
- Оказывается ты тоже Рыжий, Чарли! И почему ты это всё время скрывал! Мы оба рыжие! Мы с тобой одноооой крооооови... - изображая индейское приветствие гримасничала Чухля.
- А зачем это объяснять? Это же всем понятно. Чёрный - это просто очень густой красный. - спокойно объяснил мистер всезнайка.
- Оо! Значит не только ты, но и Аня Сова Ким тоже рыжая! Как здорово, что ты мне всё объяснил.. Теперь я, наконец, понимаю, почему мы с ней сошлись..
Тут Чухлинка вспомнила, что её подруга, предвидя, что майсы этим летом могут ещё куда-нибудь укатить, попросила их, если они будут проезжать город Полынск, обязательно заехать к её Бабушке и Дедушке, которые проживают в этом городе и передать им в качестве сувенира из города Новое Море кусочек северного мха, который она заботливо упаковала в тряпочку и дала Чарли.
- Чарли, ты не потерял мох, который дала тебе Аня? - испуганно спросила девочка.
- Нет! Я бросил его на самое дно рюкзака! - уверенно ответил юноша и залез с головой в свою дорожную суму. - Вот он!
- Тогда поехали к бабушке и дедушке Ким! Я помню адрес...

Бабушка и дедушка Ким, как и положено бабушкам и дедушкам, жили в собственном доме с садом, в поселке, который местные жители называют Новая Франция, потому что дома эти, которые располагаются рядом с металлургическим заводом Красный Октябрь и в которых проживают работники и дети работников этого предприятия, строили французы после войны, в качестве помощи бывшим союзникам. Дом этот был, как и положено дому во Франции, каменным и покрашенным в белый цвет, а еще в него вросло огромное грушевое дерево, когда-то неосторожно посаженное слишком близко к стене. В конце лета кимам, чтобы поесть свежих груш, даже не нужно было вставать  с кроватей. Достаточно было протянуть руку к одной из ветвей, которые дерево пустило прямо в доме. Подстать внутреннему убранству квартиры был и придомовой участок. Не смотря на конец знойного иссушающего лета, в течении которого сорокоградусная жара в этих местах не редкость, в саду все цвело, будто на календаре было самое начало весны. На каждой веточке дерева или куста здесь было по цветку, за исключением груши, которая ломилась под тяжестью спелых плодов. Попив с престарелыми Кимами цветочного чаю, поев груш и рассказав им про то, как живет их внучка на берегу Финского залива, они стали бегать босиком по зеленой свежей траве, резвиться и валяться на ней вместе с котами, которых здесь, как и у Жана, было в изобилии. Кимы не решались прервать их торжество. Когда же первая волна восторга от возможности окунуться в весну немного осела, они подозвали, майсов к себе и проводили их в дальний угол участка.
- Смотрите, у нас этот ваш северный мох тоже растёт! Мы его давно посадили и он не высыхает.
И действительно, под ногами Чарли и Чухлинки искрился и переливался в вечерних лучах солнца настоящий ягель - пища северных оленей.

Хозяева, извинившись, что не могут пригласить их переночевать в и без того маленький и тесный дом с ветвями грушевого дерева, предложили майсам поставить палатку в саду, на мягкой траве, на что те с радостью согласились. Чарли в эту ночь приснился такой сон: он увидел истинный Полынск, такой, каким он должен быть, каким он был бы в Раю, если рай существует и если в нём сохранена привычная география. Заключенная в трубу Царица, протекала по поверхности и была широка полноводна и прохладна, как Нева, или как Москва-река в весеннем разливе, и город, ныне выходящий к ней задворками, был обращён к ней парадными зданиями и вообще был выстроен вдоль неё, а не вдоль Волги, от которой он ныне отделен шоссе и заводами. И воздух в городе был прозрачный-прозрачный, каждый дом обнимали зелёные-зелёные деревья, что весной, что в конце лета покрытые свежей, будто только что появившейся листвой.

6. Освобождение.

На следующее утро, перебравшись через плотину ГЭС, майсы оказались на другом берегу Волги. Жара, которая помиловала их в дни прибывания в Полнынске, вступила в свои законные права. Тем страшнее и бесприютнее казались задворки заводов Средней Ахтубы, усеянные дырявыми покрышками и ржавой арматурой; одиноко стоящие в пустыне панельные дома, заросшие камышами; дачи вдоль дороги, сколоченные из всего, что попало под руку. Все это напоминало мир после вселенской катастрофы. Конечно, первый же водитель заявил, что никто кроме него не подвезет автостопщиков в этих местах, что люди здесь совершенно не отзывчивые и грубые, впрочем, в скором времени Чарли и Чухлинка убедились ровно в обратном. Прогуляться по жаре в этот день им не довелось и десяти минут. Под вечер же их подобрали автотуристы из Москвы, с которыми они встретились взглядами накануне, гуляя по городу.
- Садитесь, ребята, мы видели вас вчера в центре и узнали, поэтому не смогли проехать мимо. - прозвучало из остановившейся рядом машины.
На пустынный левый берег москвичей их привлекли декорации выстроенные к фильму о Золотой Орде, неподалеку от места, где когда-то располагался город Сарай-Бату. Конечно, майсы тоже захотели побывать в бутафорской крепости, а возможно даже и переночевать в ней, чего с ними еще не случалось. Они приняли приглашение ребят и, когда экипаж достиг пределов Астраханской области, съехали вместе с ними с дороги на пустынные солончаки. Будто стражи древней столицы откуда-то появились чёрные собаки, начавшие преследовать внедорожник и устрашающе лаять, что придавало зловещей атмосферы этим безлюдным местам. И только возле самой картонной твердыни, стоявшей на берегу одного из рукавов Волги — Ахтубы, они отстали, вероятно, смирившись с тем, что незваные гости не испугались их грозного вида и отдав их во владение другим, более грозным и мистическим силам. Попасть ночью внутрь оказалось невозможным, потому что декорации эти облюбовали местные мафиози, бравшие с каждого входящего по звонкой монете и на ночь запиравшие городские ворота, поэтому вся компания остановилась поодаль. Все купались в теплой реке, сидели у костра, говорили о вечном, а тёмная громада возрожденной монгольской столицы грозно высилась неподалеку, как бы напоминая о том, что ничто никуда не исчезает насовсем...
С утра Кузнечный перед купанием в реке как обычно снял с руки часы, подаренные Юкио в Токио, а после того, как вышел из Ахтубы — не смог найти их в траве, хотя весь экипаж помогал ему в этом. Но он не дал мимолетному расстройству овладеть собой, решив, что потеря часов в начале путешествия - наверняка хорошая примета и без доли сомнения записал её в уме в список майсовских хороших примет. Много позже потеря эта обернется ОЧЕНЬ ВАЖНОЙ историей, но об этом вы узнаете тоже в своё время.    
Вскоре пути майсов и веселой компании москвичей разошлись. Последние повернули на восток, чтобы переправиться через Волгу на пароме. Чарли и Чухлинка же, не доезжая до Астрахани, повернули направо, в сторону границы с Казахстаном.
Первым среднеазиатским водителем, который подвез ребят в этом путешествии, был узбек. Не долго думая он завез их в первое же попавшееся на дороге кафе, чтобы от души накормить - таков добрый обычай мусульман в отношении путешественников. Перед ними поставили большую тарелку с только что выловленными в Волге и приготовленными сомами. Ничего подобного майсы, привыкшие к мороженной рыбе из супермаркетов, никогда в жизни не пробовали. Так началось их знакомство со Средней Азией - радушной, открытой, счастливой. Но эти эпитеты не означают, что в дороге с Чарли и Чухлинкой не случалось никаких происшествий. Первая любопытная, правда пока безобидная, история случилась с ними на границе.
Надо сказать, что несмотря на юный возраст, у Кузнечного этим летом уже стал пробиваться на подбородке легкий пушок и казахи из следующей машины, на которой странники должны были пересечь разделительную черту между двумя государствами, высказали опасения - не примут ли его пограничники за «бармалея». Чарли, конечно, заверил, что это совершенно невозможно, потому что ни с какими бармалеями он знаться не хочет и вообще - он хороший, в меру своего воспитания. Тем не менее, попутчики уговорили его побриться и, заехав в ближайший приграничный ларек, купили ему станок, с помощью которого юноша соскоблил ту немногую растительность, что была у него на лице. Объясняли свою настойчивость попутчики так:
- Ещё не так страшно, если за бармалея тебя примут полицейские или пограничники. Тогда тебя просто посадят в тюрьму. Хуже, если сами басмачи посчитают тебя своим, вот от них ты уже точно никак не отделаешься.
- Что же в них такого ужасного, в этих басмачах, бармалеях или как ещё вы их называете? - спросила не совсем уверенная в своих знаниях Чухлинка.
- О-о, они делают бомбы и бегают с ними по улице, тряся бородой. Они бросают бомбы их в мечетми, школы и детские сады.. - практически слово в слово повторили ребята из машины старую детскую пугалку Корнея Чуковского об Африке, куда детям, ни под каким предлогом, не дозволялось ходить гулять. 
Впрочем, впоследствии, майсы не раз встречали в Азии людей с длинными бородами и те, не смотря на всю приписываемую им жестокость, даже подвозили их и не проявляли по отношению к ним ничего, кроме радушия, доброты и участия, правда, ничем в этом отношении не отличаясь от остальных, безбородых азиатов. Почти каждый здесь стремился накормить путешественников, дать им с собой денег, и вообще, очень беспокоился за их дальнейшую судьбу. Так майсы всё-таки обзавелись наконец мобильным телефоном. Во время расставания с попутчиками-казахами, о которых идёт речь в данном отрывке те, не желая слушать никаких возражений, вручили им маленький, старый телефон, чтобы иногда звонить Чарли и Чухле и интересоваться, всё ли у них в порядке. Кузнечный долго упирался, но всё-таки взял «шайтан машинку», как он сам называл современные средства связи. Но самое удивительное заключается в том, что на протяжении всего остального пути почти каждый поучаствовавший в судьбе странников автомобилист или просто пригласивший их на ужин местный житель также просил у них номер, и обязательно звонил по нему через день, через два, через неделю, через месяц, а один человек позвонил через несколько лет. Так участливо относятся к гостям в Средней Азии, и это ещё не раз тронет майсов до слез. Но пока они ещё не знают, что то, что случилось с ними однажды, скоро превратится в самую настоящую обыденность, и это в местах, которыми сердобольные мамы пугают своих отпрысков.
Но наше повествование немного опередило события. Вернемся же на границу, где майсам, как это делают при въезде в любое государство, дали квиток, в котором из предложенных вариантов нужно выбрать цель своего визита. Обычно список этот бывает очень коротким и в нём очень сложно найти то, что соответствует действительности. Поэтому Чарли и Чухлинка выбрали туризм, хотя они и были мало похожи на сытых зевак с фотоаппаратами на шее, жаждущих развлечься и испробовать блюда местной кухни. Но когда пограничник посмотрел на их анкету, удивился он не очевидному несоответствию. По всей видимости, в его практике это был вообще первый случай, когда въезжавший выбрал эту графу, и поэтому он выпучил глаза и воскликнул:
- Туризм?!! Вы с ума сошли! В Казахстане запрещен туризм!!
- Как это так? - в полном замешательстве ответили майсы.
- А так! Вы плохо знаете Казахов! Наши ребята любят драться! Впрочем, пеняйте на себя, я вас предупредил.. Проходите, если такие бесстрашные.
И ребята без доли сомнений перешли черту, разделявшую Казахстан и Россию. Как майсы узнали позже, представление пограничника о своей стране отчасти соответствовало действительности, но действительности десяти - пятнадцатилетней давности, когда места эти действительно были похожи на Дикий Запад времен освоение Америки. Не редко всадники на лошадях останавливали здесь поезда в пустыне. На скаку они цеплялись за всё, за что можно зацепиться и доползали по крыше идущего во весь опор состава до кабины машиниста. Если это удавалось сделать, то все дальнейшее было делом совершенно пустяшным - угрожая расправой, они отбирали всё ценное у пассажиров, которым неоткуда было ждать помощи, ведь на сотни километров вокруг нет ни одного человеческого жилища, кроме хижин таких же разбойников-отшельников. Но этим не исчерпывается сходство Казахстана и американского Дикого Запада. Точно так же, как в Америке в девятнадцатом веке были истреблены стада бизонов, здесь были уничтожены стада антилоп-сайгаков, которые в великом множестве скакали по степям, пустыням и полупустыням. Как оказалось, жизнь этих прекрасных зверей ничего не стоила в сравнении с теми лекарствами «от всех болезней», которые изготавливали из их рогов в девяностые годы. И ничего, что человечеству в те времена совсем не грозило вымирание...  Поистине, земля здесь изуродована человеком, ведь когда-то пустыня начиналась гораздо южнее.. Но охочие до быстрых и больших урожаев люди в пятидесятые годы приехали сюда «поднимать целину» и вспахали здешние почвы, но не учли, что степной ветер уже через несколько лет сдует весь плодородный слой.. И такое было на Диком Западе, в Америке.. 
Впрочем, ожесточенные во время переходного периода нравы местных жителей, теперь снова смягчились. Провожатые завезли майсов в ближайшую к границе деревню, из которой они были родом, накормили вкуснейшими блюдами национальной кухни ик56г отпустили с миром.

Чарли где-то читал, что в пустынях Азии кладбища строили вдоль дорог. Делалось это для того, чтобы путники могли переночевать в гробницах, ведь злые духи, как сказано в «напутствии», обитают в пустыне, потому что страшатся духа человеческого. Потому и кладбище для них место невыносимое, ведь, хотя в земле и лежат мёртвые, но мёртвые эти, не смотря ни на что - всё-таки люди. Если же путешествующий пренебрежет этим советом и разобьет свой лагерь вдалеке от погоста, то тут уж пусть пеняет на себя. Велика опасность, что среди ночи он будет разбужен таинственными голосами, которые будут звать его за собой. В полусне он последует за ними и погубит свою жизнь, оказавшись среди безжизненных песков, лишенный всяких ориентиров в пространстве.
Так получилось, что следующую часть пути майсы проделали с дальнобойщиками грузинами, которые не могли проявить гостеприимства, так как сами находились на чужбине, а свободных спальных мест в кабине у них не было. Вот и оказались Чарли и Чухлинка под ночь в маленькой казахской деревушке.
Но не столько страх ночных голосов вынудил их искать себе прибежище среди покойников, сколько опасение которое внушали им всё еще малопонятные, неразгаданные местные жители. А ещё ребятам казалось, что среди ночи на палатку может наступить один из верблюдов, которые в изобилии прохаживались в округе. Было их столько, сколько людей на центральных улицах больших городов, и хотя верблюд животное домашнее, все они ходили без присмотра, жевали колючку и, кажется, не собирались на ночёвку в хлев.    
Все эти причины вместе и заставили майсов отойти подальше от посёлка и провести ночь за оградой некрополя.
Кладбища в Кахахстане совсем не похожи на русские или европейские. Здесь нет надгробий или чего-то хотя бы отдаленно их напоминающего. Тело каждого правоверного, душой отошедшего в мир иной, лежит в настоящей гробнице, которые, конечно, отличаются друг от друга размером и убранством, в зависимости от того, был ли при жизни этот человек богачом или бедняком. Но даже если умерший был вовсе нищим и изгоем, в любом случае, сооружение над его гробом представляет из себя нечто вроде башни, устремлённой в небо, в которой есть и украшения и подобие окошек. Постройки эти столь утонченные, что невольно приходишь к мысли о том, что к жизни земной местные относятся с величайшим презрением, ведь ничего красивее этих усыпальниц майсы не смогли отыскать во всей стране. Дома же живых здесь - это в лучшем случае удобные, просторные, но всегда приземистые, грубо сделанные коробки. Мертвым же в стране степей и пустынь оказывают особый почет.   

Никакой тревоги или страха не испытывали майсы, когда ставили свою палатку среди гробниц. Напротив, им казалось, что лежащие в них мертвецы даже рады столь редко выпадающей им возможности пообщаться с незнакомцами, да ещё и пришельцами из другой страны. Более того, ребятам представлялось, что лежащие в мусульманских могилах не только с радушием их принимают, но и в случае чего, встанут на их защиту, кто бы им не угрожал - злые ли духи или опасные звери.  Никогда ещё они не испытывали такого спокойствия перед сном и ни разу во время путешествий так хорошо не высыпались, как на этот раз.

Этой ночью Чухлинке приснилось, будто она видит грудного, шестимесячного ребенка, который вдруг заговорил, как взрослый человек, и первое что он сказал было: «Мои слова — это голоса мертвых». Чарли же второй раз в жизни приснилось, что он умер, только на этот раз никаких болезненных ощущений он не испытал. Напротив, процесс отделения души ото всего земного - обид, ощущений несправедливости и обделенности, страхов, боли, тревог, был приятен и духовно и физически. Он смотрел на свою прошлую жизнь, несовершенство которой он чувствовал, так же, как человек сидящий на крыше дома смотрит на прохожих и автомобили, которые снуют по улице внизу, торопясь по делам, или как узник только что освобожденный из тюрьмы смотрит на годы проведённые за решеткой. Они были лишь мигом, впереди же долгая свободная жизнь полная волшебства и озарений. Какими удивительными казались ему эти новые ощущения себя, своего нового тела, своего нового сознания, в котором не было уже никаких собственных желаний, которые мучают человека невозможностью удовлетворить их сполна. Но главным было радостное предвкушение того, что будет ещё выше.. сольется ли он полностью с мировой душой, или останется в своем «я»? Эта тайна так и осталась от него сокрытой, потому что подъем, будто на воздушном шаре, с которого сбросили балласт, был прерван жарой казахского утра, которая не дала Чарли досмотреть этот чудесный сон.

7.  Земная звезда

На утро оказалось, что по соседству с Мусульманским кладбищем, на пригорке стоит и русский погост. Взору Чарли и Чухлинки предстали покосившиеся, облупленные православные кресты. Не так давно русские покинули эти места и потому могилы эти никем не посещаются. Ветер каждый год собирает урожай из поваленных на землю распятий, которые позже засасывает в себя песок. Справедливости ради надо сказать, что и в центре Полынска есть кладбище, на котором можно найти лишь несколько уцелевших надгробий. Еще хуже дела обстоят с некрополями в маленьких в вымирающих городках русской глубинки. И хотя Христос и говорил, что мертвецов нужно предоставить мертвецам, и заботиться о живых, тем не менее необъяснимое чувство грусти овладело ребятами, когда они наблюдали эту безрадостную картину.
Невыносимая жара стала мучить майсов с раннего утра. Впрочем, и местные жители страдают от неё не меньше приезжих, и потому, для облегчения общей участи, здешние торговцы продают воду в бутылках исключительно в замороженном виде, так что её можно прикладывать к голове, спасаясь тем самым от солнечного удара. Здесь Чарли и Чухлинка в первый и последний раз изменили своему главному правилу: «если не запрещено идти - не стоять на месте», и первого доброхотного попутчика дождались в тени автобусной остановки. К середине дня, однако, они, как им показалось, привыкли к жаре, и следующий транспорт ловили уже привычно топая вдоль дороги. Так, сменив несколько машин, к вечеру они оказались в небольшом но протяженном городке, где по обочинам лежали ленивые верблюды, а через дорожное полотно ветер носил клубки перекати-поля. Последний из подвозивших ничего не захотел слушать о кладбищах и, сославшись на то, что не может предложить странникам переночевать в стенах своего дома из-за негостеприимной жены, отвез их в принадлежащую ему чайхану, предложив путешественникам для отдыха самое просторное и уединённое помещение.
Однако, не смотря на всё кажущееся удобство, к моменту когда часы подаренного мобильного телефона показывали два ночи, ребята ещё не спали. Мешала им духота, ведь окошко в предоставленной им комнате было совсем небольшим, а раскалённая солнцем пустыня в этих местах остывает только к рассвету. Майсы, переживая, что поступок их может быть расценен как неблагодарность, и потому стараясь остаться незамеченными, улизнули из чайханы на кладбище, которое Чарли заприметил на подъезде к городу. Вот где было много свежего воздуха, и где странников ждала еще одна прекрасная и спокойная ночь!
Утром следующего дня пекло ещё страшнее чем накануне, и потому о том, чтобы пересечь город пешком, не могло быть и речи. Странники и здесь изменили своему обыкновению, решив воспользоваться автобусом, который шел как раз с одного конца горда на другой. Доехав до края поселения и высадив ребят, он повернул в сторону, должно быть к какому-то отдельно стоящему району, но, проехав какое-то расстояние, остановился и распахнул двери. Из салона выскочил человек и побежал в направлении майсов, которые никак не могли понять, что же происходит, почему автобус пренебрёг своим расписанием и чего, собственно, от них хотят?
- Вы забыли свою воду! - задыхаясь, сказал юноша с улыбкой, протянул оставленную на сиденье пластиковую бутылку с замороженной водой и побежал обратно к переполненному старому Лиазику, каждый из пассажиров которого пожертвовал своим временем и комфортом ради двух бродяг, пусть и очень симпатичных, ведь в стоящем транспорте без ветерка дующего из форточки пекло пустынного утра переносится куда тяжелее.. «На востоке нет искренности» сказал какой-то колонизатор прошлого. После описанного случая майсы забыли эту фразу и больше никогда она не приходила им на ум.   

Не много имен людей, встретившихся майсам на пути, сохранилось в их дневниках. Связано это с тем, что большую часть записей они делали уже по приезде. Те, что были слишком сложны, или, напротив, через чур просты, стирались из их памяти. Но одно имя они запомнят навсегда, даже если бы оно и вовсе никогда не было зафиксировано на бумаге. И имя это - Джуман. «Как Джуманджи из мультика» - объяснял сам его обладатель.
Джуман с напарником ехал на старом грузовике марки мерседес. По его словам, он никогда в жизни никого не подвозил из страха нарваться на бандитов, но в этот раз он поступил вопреки своему обычаю потому, что видел Чарли и Чухлинку на дороге вчера, в трехстах километров севернее, что, как он рассудил, однозначно указывало на то, что люди они мирные, раз сменили уже не одну машину и всё ещё шлепают пешком. 
Асфальтированное шоссе здесь заканчивалось и начиналось полное бездорожье с глубокими канавами и песчаными барханами. Когда-то хорошая дорога здесь была, но её сковыряли, потому что было решено начать строительство нового сверхсовременного многополосного шоссе соединяющего Китай и Европу, которое назвали по аналогии с древней торговой тропой  - «Великий шелковый путь». Для наших героев строительство новой трассы означало, что следующие день, ночь и еще раз день двигаться они будут со скоростью не больше тридцати километров в час находясь в раскаленной металлической кабине без кондиционера. И если обычно обладателей старых авто в жару спасает прохладный ветерок из окна, то теперь, из-за невысокой скорости передвижения, горячие потоки воздуха с улицы лишь умножали общие страдания.
Но терпели невзгоды не только Джуман и компания. На одной из немногих ровных площадок экипаж остановился, чтобы приготовить яичницу на газовых горелках. Рядом притормозил небольшой микроавтобус битком набитый людьми, возвращавшихся домой в Узбекистан с работ в России. Узбеки вылезшие из него, ужасно измученные жарой и теснотой в салоне, постелили в тени фуры циновки, повалились на них и моментально заснули. Джуман же, хотя трапеза к тому моменту уже подходила к концу, трогаться в путь не решился, потому что, как объяснил нам его более пожилой напарник, в исламе одним из тяжких грехов считается будить спящего, а если грузовик начнёт движение, то непременно потревожит этих несчастных, если не ревом мотора, то тем, что отдаст из во власть безжалостного солнца. Поэтому все решили расположиться рядом и тоже немного вздремнуть.
К середине дня Чарли и Чухлинке совсем поплохело от жары. Они почувствовали сильную головную боль и слабость. Беседу они продолжали в состоянии близком к горячечному бреду. Какие темы вы обычно обсуждаете, когда вам плохо? Конечно, когда вам кажется, что в черепной коробке у вас перекатывается тяжёлый металлический шар и что он, того и гляди, разрушит её тонкие стенки, когда от любого движения вы чувствуете боль - нет лучшей темы для разговоров чем любовь. Ведь всё остальное кажется слишком мелким и неважным.
- Что же такое любовь, Чарли-жан?
Приставка «жан» в узбекском, а Джуман и его напарник были узбеками, означает - душа, и используют её тогда, когда хотят подчеркнуть добросердечное отношение к собеседнику.
- Мне кажется, что любовь испытываешь ко всему, что хорошо знаешь. То есть, любовь - это следствие познания, - высказал не по годам зрелую мысль юноша.
- Как это, а вот если мне понравилась девушка, и я только и думаю что о ней - это что, по твоему получается, не любовь?
- Конечно, не любовь. Это влюбленность!
- А в чем же разница?
- Ну, влюбленность - это что-то вроде очень сильного желания чем-то обладать, а любовь... это когда тебе не важно, есть этот человек у тебя или нет. Просто ты знаешь все потаенные уголки его души, и потому относишься к нему как к самому себе. Ведь мы прощаем себе некоторые недостатки, потому что знаем, что у нас есть и достоинства. Вот любовь - это то же самое, только по отношению к другому человеку. 
- Мы не понимаем тебя Чарли-жан. Это же одно и то же, очень похожие слова! - ответили шофёры, и как не пытался Кузнечный растолковать свою мысль, они никак не могли её понять, ведь в узбекском языке есть только одно слово означающее это самое чувство. Причина этого кроется, возможно, в том, что мужчины в Узбекистане вовсе не пытаются узнать своих женщин. Майсам стало это понятно после рассказа Джумана о своей первой жене, с которой он развелся  потому, что она плохо «держала удар» - падала в обморок от любого тычка кулаком.
- А что же новая жена, покрепче? - пошутил Чарли.
- Покрепче, - рассмеялись узбеки. - Даже сдачи дать может...
- О как.. - удивился юноша.
- А по русски она понимает? - спросила Чухля, пораженная тем, как хорошо говорят на не родном для себя языке грубые дальнобойщики.
- Она даже по узбекски не понимает.. - пошутил Джуман, но головная боль помешала майсам как следует посмеяться в знак одобрения. 
Читатель, воздержись от того, чтобы осудить строго людей за их нравы, ведь ни один философ в мире не возьмет на себя ответственность утверждать, что же все-таки лучше - мир в котором есть некоторый порядок, пусть и основанный на насилии, или же мир, в котором царствует хаос и сумятица.

Бездорожье все не заканчивалось, но грузовик упорно двигался вперед через пески. Когда над пустыней сгустилась ночь, Джуман гостеприимно предложил ребятам расположиться на койке, оставив за собой со сменщиком только кресла, сидя в которых не так-то просто заснуть. Возражения, впрочем, оказались бессмысленными, и не смотря на легкие угрызения совести, майсы вскоре заснули. Разбудила их внезапная остановка. Очухавшись, они увидели, что Джуман и его друг уже выбежали из кабины. Сообразив, что происходит что-то необычное, они тоже поспешили выбраться наружу.
Лица грубых дальнобойщиков сияли, как сияют они у детей, которым подарили на день рождения то, о чём они давно мечтали. Они были озарены светом звезды, которая зажглась на земле и медленно поднималась к небесам. Но природа этого явления прояснилась не сразу. Первым догадался Чарли.
- Это же ракета! Это же запускают ракету с Байконура! Мы же совсем недалеко от космодрома!
После этих слов на лицах узбеков отразился ещё больший восторг. Пытаясь объяснить себе это странное явление, Чарли спросил:
- Вы же, наверное, часто ездите этой дорогой?
- Всю жизнь ездим! По нескольку раз в месяц! - возбужденно ответили они.
- Так что, вы ни разу не видели запуска ракеты?
- Никогда! Всю жизнь ездим, с детства. Никогда не видели! - наперебой объясняли дальнобойщики.
- Только теперь майсы поняли, какое великое чудо произошло с ними, ведь они только раз загадав желание - в первую же свою поездку в Казахстан получили от судьбы подарок в виде его немедленного исполнения. Никакой сон больше не мог сморить путников и остаток ночи они сверлили глазами темноту за пыльным лобовым стеклом и думали о небесных силах, так заботливо управляющих человеческой судьбой и исполняющих «дурацкие» мечты.
Но много позже, вернувшись домой, майсы узнали из прессы, что ракета, запущенная в ту ночь с Байконура, не смогла подняться в верхние слои атмосферы и разбилась о землю в степях много севернее.



8. Самостоятельные люди

Ближе к утру, хотя и ещё по-темноте, экипаж остановился в придорожном кафе в окрестностях Аральска. Чарли и Чухлинка ещё в Москве, изучая карту, решили, раз уж они отправляются в эти места, то непременно побывать в этом городе. Знаменит он тем, что когда-то стоял на берегу Аральского моря. Здесь был оживленный порт, процветала рыбная ловля. Привлечённые хорошими заработками и почти курортным климатом сюда съехались представители сорока национальностей. Это был Вавилон Казахстана. Но потом наступили плохие времена. Климат стал суше. В соседней узбекской ССР всю воду из питавшей Арал Сырдарьи пустили на грядки и море ушло. Ушло на семьдесят километров вглубь пустыни. Прибрежный город превратился в город придорожный. Те морские суда, что стояли на пристанях Аральска, завалились на бок и вросли в песок. Выглядят они теперь так, будто каким-то неведомым образом пришли сюда посуху. Оставшееся же, обмельчавшее море с большим островом посредине, где когда-то находилась секретная военная часть, узбеки и казахи в наше время стали делить, установив посреди него ограждение, чтобы, не дай Аллах, соседям не досталось больше воды.
Желание увидеть корабли в пустыне было велико, и случись всё так, как спланировали майсы, то расстались бы они с полюбившимися им дальнобойщиками уже здесь, на Аральской объездной. Но судьба распорядилась иначе. Джуман хоть и не неволил странников, но решительно заявил, что не желает отпускать их сейчас, потому что, по его словам, нет во всём Казахстане, а может и на всём Востоке, города опаснее чем Аральск. Что вместе с морем разбежались отсюда и все сорок национальностей, и остались одни казахи, да и те — самые пропащие, которым плевать на себя, а значит и на остальных. Что и его, взрослого мужика, здесь один раз чуть не убили, ну а майсы в лучшем случае уйдут отсюда голыми, без вещей, а в худшем - вещи уйдут без них.
Конечно, Чарли и Чухлинка - ребята не из робкого десятка, но Джуман не только отговаривал их оставаться в Аральске, но и настойчиво зазывал к себе в гости, в небольшой городок на границе с Узбекистаном. Конечно именно мягкосердечие юных странников, их нежелание обидеть человека, оставить без внимания его заботу, а вовсе не страх смерти, заставил их изменить свои изначальные планы и продолжить движение на юг в ставшей уже почти родной компании.

Начинался новый день. Палящее солнце вновь раскалило металлический короб кузова. Бездорожье, в песках которого утопали не только легковые машины, но и грузовики, не кончалось. Если бы майсов спросили, как они представляют себе заправку в пустыне, они, наверное, описали бы обычную заправку, разве что слегка запыленную. Действительность же оказалась поистине удивительной, и вскоре Чарли и Чухлинке посчастливилось её лицезреть.
Их взору предстал стоящий посреди песков хутор, где вместо приличествующих здешнему климату мазанкам, стояли металлические вагончики, в которых жили люди, разливавшие солярку с помощью шлангов из ржавых помятых разрисованных бочек. Люди эти были смуглыми, заросшими, но приветливыми. Говорили они только по-казахски, зато, на уровне выпускников филологических факультетов знали русскую матерную лексику. Матерились они, впрочем, тоже вполне добродушно. Кроме торговли горючим было у них и подсобное хозяйство - жилища их были окружены плетёным из сухих прутьев забором, возле которого паслись жалкие исхудавшие животные. Но самым необычным объектом этого поселения была самодельная ветряная электростанция, причудливым образом составленная из десятков металлических пластин, шестеренок и противовесов. В какую бы сторону ни дул ветер и какой бы силы он ни был, в конструкции всё время что-то с лязгом вращалось — если не большие лопасти, так маленькие, если не вертикальные, так горизонтальные. Должно быть, энергии этого чуда пустынной технической мысли точно хватало на то, чтобы питать от него средних размеров холодильник. В кипятильнике обитатели этих жалких лачуг вряд ли нуждались — Чарли и Чухлинка своими глазами видели, как один из местных жителей вышел из вагончика со сковородкой, положил её на раскалённый песок , разбил над ней куриные яйца и через несколько минут получил готовую глазунью.
Чарли был безумно воодушевлен открывшимся перед ним зрелищем, как был бы воодушевлён биолог, если бы ему довелось открыть новую форму жизни, ведь жившие здесь люди почти ничего не брали у цивилизации за вычетом солярки. Можно было подумать, что они вообще не слишком-то нуждаются в человеческом обществе. Не крали бы они солярку, а была она, как позже выяснилось, именно краденной, они бы завели десяток верблюдов и не заметили бы разницы, так неприхотлив был их быт, такое впечатление людей независимых производили эти отшельники.
Кузнечный бегал по лагерю и лихорадочно пытался запечатлеть на камеру все нюансы здешнего быта. В какой-то момент Джуман остановил его и спросил:
- Чарли-жан, ты что сейчас сфотографировал?
- Вон ту корову у плетня, - не почуяв подвоха ответил юноша.
- Ну ты и дурак, Чарли-жан, - сказал Джуман и расхохотался от души.
- Не понимаю, почему ты смеешься, тут же так прекрасно? - недоумевал Кузнечный.
 - Что здесь прекрасного? Это же просто проклятая Аллахом пустыня! Когда Аллах победил Шайтана, он заключил его навечно под землю как раз в этих самых местах. Потому-то земля здесь так раскалена и безжизненна. Ничего здесь нет хорошего! - с долей досады на свою долю отрезал дальнобойщик и обернулся, не желая продолжать спор.

Кажется, люди жившие здесь никогда не видели открытой воды. Такие выводы сделали майсы после того, как между ними и одним из аборигенов, который при звуках подъехавшего грузовика не сразу вылез из вагончика и который выделялся на фоне своих товарищей особенно длинной и курчавой бородой, произошел такой разговор:
- Куда вы едете? - спросил он по-казахски и попросил перевести его слова.
- К озеру Иссык-Куль. - уверенно ответили майсы, ведь решение о том, что именно это место станет поворотным пунктом в их путешествии, было принято также ещё перед отъездом.
- Глупцы! - покачал он головой, не то жалея путников, не то выражая негодование их несмышлёностью. - Отсюда десять тысяч километров до ближайшего водоема! Вы погибнете, не проделав и половины пути! Чтобы добраться до воды, нужно победить южный ветер! Мы, живущие здесь, всегда воевали с ним. Он засыпает песком наши колодцы...
- Послушай, почтеннейший, но ведь ветер где-то засыпает колодцы, а где-то освобождает их от песка, так что может быть всё не так плохо и эти ребята смогут добраться до своей цели не умерев от жажды? - ответил полушутя Джуман, думая про себя, что старик верно, от долгих лет затворничества, малость сбрендил.
- Где им, смотри, какие они беспутные! Сразу видно, ребята со скамейки запасных! - сказал старик, махнул на майсов рукой и пошёл в свой вагончик.
- Почему 10 тысяч километров? - пристал Чарли с вопросом к Джуману, но тот в ответ только хмыкнул и с грустью посмотрел вдаль. Чарли не стал допытываться до причин этой перемены настроения. Ему подумалось, что его новый друг, вероятно, тоже никогда в жизни не видел открытой воды, и потому не стоит ранить его душу этим разговором.

9. Дом с ласточкой.

Джуман жил в маленьком городе, на самом юге Казахстана, населенном, преимущественно узбеками. Майсов встречали протяжные азаны, которые кричали с минаретов муэдзины, что говорило о том, что путешественники находятся уже в другом мире, мире ислама, который казахи, в отличие от узбеков, пока так и не приняли всей глубиной своей кочевой души.
Чарли помог Джуману разгрузить машину, после чего все отправились в его дом, сделанный из соломы и глины, какие называют, обычно, саманными. Дверь в нём всегда была открыта, потому что внутри -  на террасе, под потолком, свила себе гнездо ласточка и ей поминутно нужно было вылетать, чтобы добыть для своих птенцов червяков и насекомых. Почитая это знаком благословения Аллаха, хозяин повелел никогда не запираться, чтобы не нарушать её птичий уклад. От воров и грабителей, впрочем, жилище вполне защищали стены глиняного забора, а также то, что внутри всегда было полно народа. У Джумана, как и полагается на Востоке, была большая семья, и к тому же, дома всегда кто-то гостил, даже тогда, когда он был в рейсе. Вот и сейчас он познакомил майсов со своим дядей Аликом, приехавшим из Ташкента, а ещё с массой других людей, вполне уютно чувствовавших себя в отсутствии хозяина.
Во дворе, конечно, как и везде в Азии, бегало множество детей. Майсы сначала перетискали их всех, и только после этого влились в общую беседу, которая происходила под бормотание лампового телевизора, который, к сожалению, по признанию самих обитателей мазанки, выключался только на ночь.
Соревнуясь в громкости с российскими новостными программами, все на перебой рассказывали что-то весёлое и пили водку, не смотря на то что на календарю был священный месяц ураза-байрам, на протяжении которого положено молиться, поститься и думать о вечном. Когда же пришло время спать, топчаны, за которыми все сидели, перенесли на улицу и убрали с них столы. Все мужчины что были в доме, улеглись на них, тесно прижавшись друг к другу, но и для Чухли, хоть она и была девочкой, тоже нашлось место на этом лежбище. То ли потому, что её почитал за мальчика, то ли из уважения к её странническому статусу.
Незабываема была ночь, проведенная под открытым чёрным южным небом, в котором светили звезды размером с консервную банку, а млечный путь был виден так же отчетливо, как разводы и плесень на низком потолке квартиры в панельной пятиэтажке.
Но снилось Чарли этой ночью не небо, а пустыня. Он сидел на вросшей в песок железной ржавой кровати, а вокруг стояли покосившиеся полусгнившие деревянные бараки. На горизонте сначала как точка появилась колонна женщин-дервишей в черной запыленной одежде с тяжелыми тюками. Караван приближался. Вот уже можно рассмотреть лица странниц. Они обожжены солнцем, сморщены и, кажется, видели всю горечь мира. И каждая из женщин подходит к Чарли, ложится рядом с ним на кровать и обнимает его. В предутренней дрёме до сознания Кузнечного дошел и смысл сновидения. Женщины эти ни что иное как образы Азии, уже виденные им или же те, что ещё предстоит увидеть. Объятия же означают, что откроются эти видения перед ним во всей своей бездонной и нежной глубине. 

Исполняя мусульманские традиции гостеприимства, путешественников не отпустили гулять одних. В прогулке по городу, которая состоялась на следующий день, их сначала сопровождала вся семья Джумана, но когда выяснилось, что Чарли и Чухлинку интересуют не только достопримечательности, но и развалюшки, пустыри и даже дворы обычных блочных домов, взрослые плюнули на это дело и пошли домой, а майсам в качестве свиты  отрядили свою детвору. Вот тогда-то и началось настоящее гуляние с взлохмачиванием бродячих котов, залезанием на заброшенные аттракционы, купанием в фонтанах и поеданием десятков рожков мороженного из китайского автомата, прелесть которого была в том, что в целях экономии молока, мороженное это было сильно разбавлено водой, что делало его прекрасным средством для утоления жажды.
Вечером майсы, захватившие на рынке арбуз, застали всех в том же составе и даже в тех же позах, будто никто со вчерашнего дня так и вставал из-за стола. Джуман, в полном соответствии с традициями, но в то же время от чистого сердца, упрашивал Чарли и Чухлинку остаться ещё на пару дней, но, по правде говоря, они не считали себя настолько интересными собеседниками, чтобы осмелиться и дальше досаждать всем своим присутствием, и поэтому вежливо отказались от приглашения. Наутро они тронулись в путь. В качестве назидания они в очередной раз услышали то, что слышали и раньше и услышат ещё не раз: «Это вам со мной так повезло, но никто вас больше никуда не повезет. Так что, милости прошу, двери моего дома для вас всегда открыты. А этот ваш автостоп... Может быть где-нибудь он и есть, но не здесь. Не такой у нас народ...»
- Да, с тобой очень повезло. А ещё нам очень помог Бог, послав тебя! - попытался Чарли сказать что-то такое, что было бы созвучно мыслям правоверного, хоть и слегка выпивающего, мусульманина.
- Не бог вам помог, а я! - без ложной скромности ответил дальнобойщик и, увидев лёгкое недоумение в глазах своих гостей, объяснил. - Аллах сотворил совершенный мир, не требующий его постоянного вмешательства и чудес, так во всяком случае нас учили. Наша жизнь со всеми своими законами - это и есть чудо, и нет никакой нужды искать в этом мире проявления чего-то сверхъестественного.
- Значит, Аллах нам очень помог тем, что сотворил такой чудесный мир и тебя! Спасибо тебе! - сказали ребята и обняли Джумана.

Дом, в котором так радушно приняли майсов находился на северной границе города. Здесь в неизбывной тоске кричал ишак, ветер приносил на задний двор песчаную пыль и вырванные из земли и смотавшиеся в клубок колючки, раздавался неторопливый безрадостный металлический стук, похожий на тот, что издаёт гирька противовеса, когда бьется на ветру о флагшток. Никаких флагов в округе, конечно, не было и природа звука так и осталась непонятной. И тем не менее, именно этом стуке металла о металл, в этом ритме, проистекавшем из порывов сухого знойного ветра, в его мерности и сиротливости и заключалась, как казалось, вся жизнь этого места, лежащего на самом краешке того огромного нового мира, в который теперь вступали Чарли и Чухлинка.

10. Дельфины пустыни.

До границы было недалеко, и первый же микроавтобус, внутри которого было девять узбеков, подбросил майсов до черты разделяющей два не вполне дружественных государства. Взору странников здесь предстали толпы людей, ожидающих своей очереди на досмотр. Это были тысячи рабочих — строителей, дворников, грузчиков, возвращавшихся на родину с заработков в России. Недружелюбные к ним казахские пограничники, видимо имея с узбеками какие-то давние счеты, досматривали их тщательно, с максимально возможным пристрастием. И простояли бы Чарли и Чухлинка в этой очереди, которая, конечно, не стояла, а лежала на тех небольших участках тени, которые отбрасывали здания пропускного пункта, не только день, но и вечер и ночь, если бы проходивший мимо казахский солдат не обратил на них внимание.
- Ну-ка, покажите-ка свои документы ребята! - сказал он по-русски почти без акцента.
Несколько обескураженные этой просьбой майсы повиновались.
- Да вы же наши! - вскричал он, бегло взглянув на страничку с основными данными, - русские! Что же вы сразу не сказали?!
- А зачем нужно было говорить? - не поняли ребята.
- Как зачем? Русских мы пропускаем без очереди, - сказал дружелюбный страж рубежей и подал Чухлинке руку, чтобы помочь ей подняться. Затем он проводил обоих странников на пункт досмотра, где всё ограничилось парой необременительных формальностей и, несколько смущенные тем, что не по праву оказались впереди всей этой вереницы страждущих, майсы оказались за демаркационной линией.
Узбекская погранзастава также не произвела впечатления непреодолимой, и вскоре наши герои уже бороздили просторы Каракалпакии на борту грузовика, водителями которого также были два очень религиозных человека.
Каракалпакская пустыня, которая находится на северо-западе Узбекистана, ещё более безжизненна, чем казахская. Наверное именно здесь, как мы знаем от путешественников прошлого ходивших по Великому Шёлковому пути, от жажды чернел язык, а «отец скрывал последнюю каплю воды от сына». И именно своей гиблости эта область обязана тем, что именно в плену её песков находится самая страшная тюрьма Азии, на которую указали майсам их попутчики. Маленькой точкой белела она на горизонте. Сидят в ней не убийцы, не воры и не мошенники, а исключительно «бармалеи». На свободе не встретить людей вернувшихся оттуда, поэтому происходящее внутри, будучи при всём при том страшной государственной тайной, обросло легендами. Молва народная гласит, что узники этого застенка коротают свои бесконечные сроки не в камерах, а в капсулах, в которых они не могут ни лечь, не встать, ни присесть, находясь всё время в неудобном, согнутом положении, и что годами не видят они солнечного света, потому как капсулы эти находятся под землёй, а на прогулки заключённых не выводят.
- Неужели эти бармалеи такие уж плохие люди? - спросила Чухлинка
- Конечно нет. Нет никаких плохих людей... Есть люди несчастные. Вот я слышал, что в Дагестане бывали случаи, когда дети убивали своих родителей, потому что те не принимали их «веру». Наверное, не от большого счастья это происходило...
- И что же, тюрьма способна сделать человека ещё несчастнее, чем он был?
- Скорее наоборот.. Со мной самим такого не случалось, но некоторые говорят, что когда всё самое страшное уже случилось и от него никуда не деться, наступает какая-то беспечная веселость... - ответил один из водителей.
Майсы стали говорить с дальнобойщиками обо всякой всячине и во всём они находили с ними сходство мыслей и родство душ, и с каждой минутой они всё больше убеждались, что человек Востока, даже если он занимается грубым физическим трудом, мыслит не менее глубоко, чем дипломированный немецкий философ, и любой человек легко может в этом убедиться, если, конечно, собеседников не разделяет языковой барьер.
- Всё хорошо в Узбекистане, - сказал один из шоферов, сменив тему на более прозаическую, - да только нет у нас моря!
И как иллюстрацию вечной тоски узбека по Морю спустя минуту майсы увидели на обочине заброшенный вагончик, на котором аэрозольной краской был нарисован Дельфин, как бы плывущий по пустыне. 
- Вот если бы человек мыслил не государствами, - глубокомысленно заметил Чарли, - а хотя бы империями, у узбека было бы море, а у белоруса — горы, у чукчи солнце, а у сомалийца — снег..
- Нет, ты не понимаешь! Всем народам дано ровно столько, сколько они могут переварить! Просто узбеки слишком жадные, поэтому им не положено настоящее море. Да же то, что у нас было - Арал, мы выпили! - расхохотались водители.
- Ах, да, у вас же было своё море!
- Да, да. Просто мы не захотели, чтобы другой его берег достался казахам!  - еще раз самокритично пошутили узбеки. 

11. Прочь из Хивы.

Ближе к ночи пустынные районы стали сменяться покрытыми зеленью, питающейся от живительной Аму-Дарьи или Оксуса, как назвал эту реку бывавший в этих местах Александр Македонский. Вдоль трассы замелькали огни густонаселенных посёлков, один за другим теснились караван-сараи, столики которых располагались так плотно, что некоторые стулья одной ножкой стояли за полосой, разделяющей дорогу и обочину. Здесь же к услугам водителей были кровати, на которых прямо под открытым небом можно было совершенно бесплатно отдохнуть. Спутники объяснили майсам, что спать прямо на улице здесь совершенно безопасно. Ничто не угрожает даже вещам, которые вы совершенно спокойно можете положить рядом с собой и быть совершенно уверенными, что никто на них даже не взглянет. Нет, конечно, дело не в том, что здешние жители совершенно не склонны к воровству. Просто за воровство в Узбекистане полагается очень суровое наказание.

Чай в Узбекистане пьют исключительно зеленый, а подают его в чайниках, которые могут показаться прямо волшебными, потому что, не смотря на свой скромный размер, целая компания людей может весь вечер пить из них, ни разу не подлив кипяток. А если учесть, что цена его, даже в пересчёте на местные деньги, очень скромная, получается, что напиток этот здесь вообще почти бесплатный. 
Во время трапезы попутчики майсов наперебой расхваливали красоту Хорезма и, хотя сами они ехали в Ташкент, что, конечно, сильно упрощало путь до Иссык-Куля, но решительно советовали Чарли и Чухлинке не быть дураками и с утра выйти в Ургенче, откуда и до Хивы — древней столицы государства хорезмшахов, рукой подать... К утру, вымотанные ни на минуту не прекращавшейся ночной беседой и почувствовавшие острую необходимость в том, чтобы побыть наедине друг с другом, странники последовали этому совету.

Слишком суетливым показался майсам современный Ургенч. Тысячи крошечных автомобилей местного производства подобно пчелиному рою кружились на площадях. На придомовых территориях, не смотря на ранний час, уже блестели загорелые, смоченные легким утренним потом спины труженников. Ареал вдумчивости и созерцательности азиата стал рассеиваться... Перед ребятами в полный рост, в самом своём чудовищном виде вставал дух погони за житейским благополучием. Теснота торговых лавок, шум и скорость автомобилей, уродство реклам, блеск и безвкусие жилищ тех, кто преуспел в этом соревновании, потерянность и пустота в глазах у того, кто оказался на обочине... Только один человек нарушал эту контрастную картину. Это была девушка, по виду обычная азиатка, но отчего-то одетая в старомодное европейское платье с длинным подолом, кружевами и полупрозрачными рукавами. Свое белое лицо скрывала она от солнца под таким же белым кружевным изящным зонтиком. Кто она и чего стоило ей бросить вызов патриархальным устоям Востока? Этого не узнали майсы. Лишь легкая улыбка мелькнула на её лице, когда она встретилась с ними взглядами. Подойти же к ней и попробовать завязать разговор они не решились — таким чудесным видением, словно ангелом спустившимся с небес, показалась она среди пульсирующего раскаленного людского муравейника. 
Не без труда доковыляли странники до места, которое им так расхваливали — древнего города, окруженного крепостной стеной. Но и здесь их ждало разочарование. Научившиеся делать деньги на том, что построено не их руками, современные узбеки попросили неподъемную сумму за вход — восемнадцать долларов с майса! «Не очень то и хотелось» - решили они. Куда больше их интересует всё живое — люди, их мысли, оставленные без ухода старые, но душевные дома, а не законсервированная, нафталиновая, превращенная в торговый центр старина! «Прочь из Хивы — недружелюбной!» - так думали Чарли и Чухлинка, садясь в Хивинский троллейбус, который должен был доставить их обратно в центр Ургенча.
Грусть в их глазах прежде чем одежда и черты лица выдала в них уроженцев России. К ним подошел человек, который сказал, что сразу понял, что они русские, хотя по городу и разгуливают сотни иностранцев из самых разных уголков планеты с лицами излучающими довольство, ведь здешние деньги не стоят для них ничего!
Человек этот рассказал, что отец его был русский, а мать узбечка, и потому с детства он усвоил и христианскую и мусульманскую веру и, не видя между ними большой разницы, молится и теми и другими молитвами - всеми, которые помнит. Он расспросил ребят о своей далёкой второй родине, коротко рассказал о своей тяжелой жизни и о том, что остался сиротой, когда ещё был подростком, в общем всё то, что только и может вместить в себя непродолжительный троллейбусный разговор. Но и за столь короткое время майсы успели почувствовать душевную близость с этим полукровкой, которые всегда и везде немного лишние люди, особенно если лишаются родителей.
Троллейбусы Хорезма, кажется - единственное место сосредоточения людей мыслящих и неторопливых в этой части страны, ведь и кондуктор, задумавшись о чём-то дважды спросил с ребят плату за проезд. Салон же был совершенно пуст, хотя обгоняющие этот просторный и удобный вид транспорта маршрутки были набиты битком. Кроме того, как в последствии узнали майсы, в Хивинском троллейбусе действует удивительное правило — если кондуктор чем-то занят, заболел и не вышел на работу или просто не обращает на вас внимания, деньги за проезд следует вручить любому из понравившихся вам пассажиров. 

Хоть и не хотелось Чарли и Чухлинке набиваться в «рикши», но делать это пришлось, потому что одежда их, которую уже сутки не удавалось сполоснуть, уже изрядно попахивала свежим потом, и потому набиваться в попутчики они не рисковали. Они планировали искупаться в Аму-дарье, а уже потом двинуться в дальнейший путь. Но расстояние от города до реки было почтительным и, не желая получить солнечный, удар майсы втиснулись в этот нечеловеколюбивый транспорт. Действительность оказалась даже хуже ожиданий. На них, стоявших на нижней ступеньке, со лбов других пассажиров падали капли испарины, перед их лицом старухи жевали мороженное кривыми ртами, а из динамиков звучала оглушительная современная восточная диско-музыка с бодро отстукиваемыми ритмами, которые после бессонной ночи вгрызались в сознание несчастных странников подобно отбойному молотку. Да и сами они, с объемными рюкзаками и дурно пахнущие, не делали поездку остальных, едущих за реку, в городок Бейнеу, комфортнее. Но всех прочих в этом городке, в получасе езды, ждал свой дом, прохладный душ и много ли ещё чего... А майсы думали, что это вероятно самый-самый тяжелый момент во всех их путешествиях. И на мгновение они даже подумали — зачем, зачем они здесь? Не лучше ли и вправду было прогуляться вдоль Финского залива или съездить в уютное Подмосковье... И именно в тот момент, когда эта предательская мысль возникла в их умах, в динамиках микроавтобуса вдруг заиграла протяжная меланхоличная тихая русская музыка..

Со мною нет кого-то,
Ах, где найти кого-то?
Могу весь мир я обойти,
Чтобы найти кого-то,
Чтобы найти кого-то,
Могу весь мир я обойти! - пелось в этой песне.

И в миг капли чужого пота превратились в чистейшую утреннюю росу, а беззубые старухи в юных прелестных принцесс. Майсы, на несколько мгновений утратившие ощущение смысла своих странствий, вновь обрели свой внутренний двигатель, свою мечту, которая будет увлекать их все дальше и дальше. «Мы обойдём весь мир и что-нибудь и кого-нибудь на найдем! Всё это совсем не бессмысленно!» -  так думали они подъезжая к мосту через широкий и мутный Оксус. Но он не подпустил их к себе. Берега его в этом месте представляли из себя крутые зыбучие песчаные склоны, так что спуститься к воде не было никакой возможности, как, впрочем, и желания, ведь мутные его воды текли медленно и со стороны производили впечатление чего-то такого, в чём можно скорее ещё больше испачкаться, нежели вымыться и освежиться.
Понимая зыбкость своего положения, майсы решили не тормозить легковые машины, а ждать появления непременно Камаза, на которых ездят всегда самые бедные, ко всему привыкшие шоферы, сами источающие весь спектр неприятных запахов. И, к их удивлению, первым же транспортным средством проезжавшим по мосту через Аму-Дарью был именно Камаз, и конечно, находившиеся в кабине не побрезговали запыленными бродягами с засаленными волосами, шагающими, ввиду отсутствия обочины, прямо по дороге.   
Оказалось, что молодые шоферы грузовика, в отличие от большинства взрослых среднеазиатов, никогда не ездили в Россию на заработки, однако, благодаря тому что на их родине всё ещё вещает российское телевидение, кое-как могли объясниться с подобранными пассажирами. Правда, говорили они в основном  фразами из телевизора.
- Ортик Отажонов? Есть такая буква! - ответили они, когда майсы стали расспрашивать их о музыканте, записи которого слышали в одной из предыдущих машин. А так как беседа зашла о музыке, то оставшуюся часть пути водители-напарники просили Чарли и Чухлинку исполнять русские народные песни, что они с удовольствием делали. Узбеки же звонили по телефону родне и говорили:
- Мама, вот послушай! Русских певцов везем в Ташкент на гастроли!

12. Крепость с аистиными гнездами.

И все дороги здесь в Ташкент ведут,
И если кто куда и едет — то в столицу.
Но майс, однако, не такая птица,
чтоб на столичный блеск и мишуру
сменить небесную, седую Бухару!

Так написал в своих заметках Чарли, датированных тем днем, когда Бухара была уже за спиной у юных странников. Тогда же, когда они находились на подъездах к этому древнему городу, они ровным счетом ничего не знали о нём, кроме названия, встречавшегося им на картах. Город, имя которого звучит так таинственно и маняще, будто переливается глубоким тёмным рубиновым цветом, не мог остаться в этом путешествии за белой полосой, обозначающей обочину на шоссе. И потому, хотя Камаз и ехал в Ташкент, а на часах была уже глубокая ночь, майсы предпочли сделать здесь остановку, ставшую самой интересной на всем их пути.

Рассчитывать на то, что в столь поздний час они встретят на улице человека, который захочет пригласить их на ночлег, не приходилось. Все ворота были уже заперты и даже свет в окнах уже не горел. Многоквартирных же домов с общими чердаками в этом старинном городе не было вовсе, поэтому ребята зашли в строящийся дом, чтобы расположиться под защитой его стен. Но оказалось что в нём на бетонном покрытии уже спит порядка двадцати человек из бригады строителей. Майсы, однако, уже убедившись в открытости и дружелюбии здешних жителей, не испугались такого соседства и расположились рядом, постелив под себя коврики и безбоязненно бросив рядом рюкзаки, как и советовали им дальнобойщики. 

А самой интересной эта остановка оказалась потому, что впервые в Стране Дождя в Середине Июля пространство возблагодарило майсов за уважительное к себе отношение и наутро они проснулись в прошлом.. Разбудил их крик муэдзина, похожий на звук сирены воздушной тревоги, призывавший благочестивых мусульман на утреннюю молитву. Вот только открыв глаза Чарли и Чухля поняли, что находятся уже не в современной бетонной коробке, а в саманной хижине. Вчерашняя же бригада строителей чудесным образом превратилась в караван дервишей - заросших, покрытых серыми грязными лохмотьями паломников. Но на этом череда сюрпризов не закончилась. Больше всего удивились путешественники, когда, окончательно продрав глаза, оглядели друг друга — ведь точно такая же страшная одежда была и на них.. Или, быть может, это то, в чём выехали они из Москвы, только залоснившееся от долгой дороги?  Но неприятные размышления эти были прерваны дружелюбным приветствием произнесенном на неизвестном, но понятном языке:
- Ассаля-малейкум, братья, - обратился к ним главный из группы. Благодарю вас, что не побрезговали нищими странниками и оказали нам честь, разделив с нами этот ночлег... Откуда вы и куда держите путь?
- Мы из России. - робко ответили майсы, вовсе не уверенные в том, что слова их будут уместны, а самое главное понятны собеседнику. Но, как и всякий предыдущий раз ребята, к своему удивлению, заговорили на бухарском диалекте персидского языка середины девятнадцатого века.
- Аа... значит вы френги... - произнес проводник, слегка поморщившись, потому как понял, что говорит с неверными. - И куда же вы идёте?
- К благословенному Аллахом озеру Иссык-Куль. - нашелся Чарли.
- Забудьте об этом, - отрезал дервиш. - Хоть вы и френги, да покарает их всех господь, но я помогу вам, ведь ваши юные души ещё не окончательно зачерствели в своем невежестве и ещё способны познать свет истины...
После этих слов на какое-то время воцарилось молчание. Майсы не знали что ответить, доброжелатель же их обдумывал план своей помощи, потому что учитель его, пророк Мохаммед, никогда не бросал на ветер пустых, не подкреплённых раздумьями слов.
- Итак, если вы скажете кому-либо здесь, что вы из Френгистана и что движет вами лишь желание удовлетворить праздное любопытство и усладить бренные очи, то не носить вам ваших голов! Много таких как вы пытались проникнуть в опору благочестивой веры — Благородную Бухару! Всех их ждала одна участь — смерть. Достопочтенный эмир, да хранит его господь, не позволяет неверным разнюхивать здесь всё. Он знает, что за такими любопытными как вы, придут грубые солдаты ваших армий, как это было в Индостане и Афганистане.. Но, да покарает меня Аллах, если я тешу себя иллюзиями, однако, я верю вам. Вижу что вы не опасны, что в ваших душах горит огонёк любви к миру...
Майсы скромно кивнули и потупили взор, смутившись от похвалы произнесенной из уст человека, который только раз окинул их взором.
- Итак, если кто-то спросит вас о том, кто вы и откуда — вы, если конечно хотите жить, должны сказать, что вы хаджи, паломники из благочестивого Дербента, что по ту сторону Абескундского моря. Что вы ходили в Мекку чтобы исполнить долг каждого мусульманина, а теперь пришли в благородную Бухару с единственной целью — поклониться мощам досточтимого Баха-ад-Дина а также послушать мудрые проповеди здешних мулл. А самый главный мой совет таков — всё время держитесь меня и не отходите даже на расстояние ослиного хвоста, это вам ясно?
- Да. - покорно кивнули Чарли и Чухлинка, понимая что никакого выбора у них на самом деле нет.
- Хорошо. И вот что. Если вас спросят, зовут вас — Мохаммед и Музаффар, и вы оба юноши, понятно?
- Да...
- Вот и славно. А меня зовут Хаджи Салих, - сказал дервиш и протянул ребятам руку для приветствия. 
- Да, и еще... - добавил он после небольшой паузы, во время которой было видно, как, стараясь предугадать все возможные неприятные ситуации, напряженно работает его мозг,  - если увидите, как пилой режут горло собаке — не морщтесь, этим вы выдадите себя. А если вас пригласят на ночлег — ложитесь головой в угол. Так будет сложнее взмахнуть саблей, чтобы отрубить вам голову! 
Пришлось майсам соглашаться с Хаджи во всем, а затем несколько часов ожидать бухарских чиновников, в обязанности которых входила перепись всех вещей которые имеют с собой паломники. Кроме того, они должны были задать причитающиеся в таких случаях вопросы. Каково же было удивление новоявленных дервишей, когда чиновник, осматривая содержимое их дорожных мешков, обнаружил в их складках лишь святые чётки да сухие финики из Персии! Как итог - на этом этапе никаких подозрений к  путешественникам выказано не было. Затем очередь перешла к следующему шелкопёру - «записывающему события». Он поинтересовался целью визита и тем, каким образом хаджи попали в Бухару. На этот счет подробных инструкций от Хаджи Салиха у майсов не было, но Чарли тут же нашелся, без тени смущения объяснив, что от Мекки он и его верный друг Музаффар шли, прибиваясь к торговым караванам, что в сущности не было стопроцентной ложью, ведь ездить на фурах перевозящих коммерческие грузы и ходить с торговыми караванами -  по-большому счету одно и то же.
Также волокитчик спросил о близкой, но враждебной Хиве, коль уж хаджи держали путь через земли этого отпавшего от истинной веры ханства. Тут уже сообразила Чухлинка-Музаффар. Она ответила, что хивинцы в своем служении шайтану дошли до того, что взимают со смиренных богомольцев-паломников плату за право прикоснуться к святыням, по праву даже не принадлежащим им. 
- Да покарает всевышний этих служителей мамонны! Как низко пала Хива! - сказал бумагомаратель, воздев руки к небесам, но по лицу его было видно, что он ужасно доволен этими известиями. 
- Идите с миром! - напутствовал он скитальцев дежурной фразой и брезгливым жестом дал понять, что им не следует и далее возле него задерживаться.
Следующие пол часа колонна хаджи, а вместе с ней и наши герои, шли по пыльной дороге рассекавшей пышные виноградники, в которых трудились юные и улыбчивые девушки-сборщицы. Неизвестно как они вычленили из этой серой толпы именно Чарли и Чухлинку, но именно их они знаком попросили приблизиться, что майсы и сделали, не обращая внимания на раздражённый оклик Хаджи Салиха, которому за час до этого обещали во всём повиноваться и не отходить о него ни на шаг.
- Доблестные Хаджи, примите от нас этот подарок, - сказали девушки и положили в дервишские капюшоны странников по нескольку гроздей спелого винограда. Чарли было хотел сказать, что они не хаджи, но вовремя опомнился и ответил только:
- Да возблагодарит вас Всевышний..
Вот и показались очертания города Бухара-Шериф, что в переводе означает - Благородная Бухара. Башни его, в которых имелись большие трещины, все до единой были увенчаны гнёздами Аистов. Житель Хивы, где можно услышать соловьев, посмеивается над Бухарцем, говоря: «Твое соловьиное пение - это стук аистиных клювов по крыше!».
Вступив в пределы городских стен, колонна оказалась на извилистых улицах бедных районов, которые были покрыты настолько толстым слоем пыли, что нога утопала в нём по щиколотку, а любой проходивший оставлял за собой шлейф серой взвеси. При этом, главная примета бедняцких районов - это великое множество детей, которые подбегали, лепетали что-то непонятное и дергали майсов за их длинные одежды, так что пыль от их толкотни стояла столбом.
За трущобами нищих, где на узкие улицы выходили только глухие стены, начались чуть более зажиточные районы. Воздух здесь был чище, стали появляться деревья и палисадники с резными калитками. Облокотившись на платаны здесь спали старики. Через низкую ограду можно было видеть овец, спорящих за право стоять внутри небольшого пятна тени. Завидев людскую процессию, из некоторых домов выходили жители и спрашивали: «Откуда вы идёте?», и услышав от майсов, что путь они держат прямо из Мекки, умоляли их плюнуть в стакан с чаем, веря что слюна хаджи, возвращающегося из главной мусульманской святыни, обладает чудодейственными свойствами. Чарли и Чухлинка зная, что ни в какой Мекке они не бывали, отчаянно сопротивлялись, не желая обманывать этих открытых дружелюбных людей, но Хаджи Салих в таких случаях больно тыкал им в спину своим деревянным посохом и новоявленные дервиши, вспомнив о своем обещании всегда слушаться своего провожатого и понимая, что в случае если их инкогнито будет раскрыто, то пострадают не только они, но и тот, кто взял их на поруки, смиренно плевали в поднесенную посуду.
И совсем другое впечатление производили мощёные рыночные площади. Пыли здесь не было совсем, а смешение народов и пестрота национальных одежд создавали ощущение праздника. На какое-то время майсам показалось, что они попали не в старую Бухару, а в древний Вавилон. Описывая калейдоскоп этнических нарядов, начать стоит с самих бухарцев. И в то и теперешнее время большая их часть - это люди персидской народности.  Персы привилегированных сословий носят белые тюрбаны, купцы же, ремесленники и слуги - очень идущие к их смуглым лицам синие. При этом на многих, желающих показать свою набожность, эти головные уборы огромны и тяжелы, ведь тюрбан, в сущности, это ни что иное, как погребальный саван, в который завернут покойника, и который носится на голове в качестве постоянного напоминания о смерти.  В многоязычной толпе можно было увидеть и киргиза и узбека. По точке на лбу можно было узнать индуса, по специальной шапке и шнурку вокруг бедер - бухарского еврея. Но это не национальная одежда. Евреи одеты специальным образом  по указанию эмира, для того чтобы их можно было узнать издалека и перейти на другую сторону улицы, а встретив в толпе лицом к лицу, не тратить на них своё приветствие.  Туркмена-разбойника можно угадать по стройности и смелым, сверкающим глазам. Афганцы носят длинные грязные рубахи. У них сальные, свисающие вниз длинные волосы, поверх которых на плечи наброшен полотняный платок. Сюда спускается с гор голубоглазый иранец и приходит из далеких степей калмык, чтобы выбрать лёгкую тканевую одежду на замену своей тяжелой кожаной. Здесь по торговым делам бывают уйгуры и китайцы. Словом, если правду говорят, что всё что в этом мире продается и покупается, можно найти в Самарканде, то три четверти из этого можно увидеть и на бухарских рынках.
Лицезрели майсы в Бухаре и картины неистового религиозного фанатизма, какие не встретишь нигде в современном мире. В означенный час по одной из площадей проходила колонна из дервишей, принадлежащих к ордену Накшбенди, имеющего здесь главную резиденцию. Это были люди с длинными развевающимися волосами, в длинных смешных торчащих колпаках и волочащихся по земле халатах. Поднимая вверх то одну то другую ногу и разгибая её на весу, они продвигались вперед. Точно так же, попеременно, они приставляли к груди ладони, сомкнутые в кулак, а потом возносили их к небесам. Этот нелепый и немного дикий танец они исполняли под аккомпанемент песен, также распеваемых ими же самими. Майсы было ринулись к богомольцам, желая по своей традиции «бежать впереди оркестра», качаться в такт песнопениям и выкрикивать что-то вроде «кришна, кришна, харе харе», но Хаджи Салих схватил их за капюшоны как только они сделали первое телодвижение в сторону пляшущих фанатиков.   
Видели они и то, как здешние жители, желая продемонстрировать своему эмиру преданность, когда тот в окружении стражников что-то читал в тени дерева в городском саду, бились головой о камни, нанося себе тем самым кровавые раны, и посыпали себя уличной пылью. Из этого места колонна хаджи поспешила уйти, не желая долго лицезреть, как мусульмане, единственным господином которых является Аллах, раболепствуют перед земными начальниками.
Что же выдало майсов, что привело к тому, что они попали на суд к коварному соглядатаю эмира - Рахмет-бию и увидели многие страдания невинных во дворе его резиденции?
А дело было так. Чуть не погубило их то, что рассматривая товары на ещё одном бухарском рынке, они среди массы красочных домотканных материй увидели русский ситец, с заводским штампом. Как забилось их сердце, как загорелись их глаза при виде вещи, сделанной на их Родине, только в далёком прошлом. Но недремлющий взор соглядатаев заметил бурю эмоций, которые юные странники даже не попытались скрыть, и вот они уже на волосок от гибели - их и того, кто за них поручился, ведут к главному инквизитору старой Бухары. Вот они проходят через ворота этого замка среднеазиатского Дракулы, и Хаджи Салих шепчет им: «Не смотрите по сторонам, не смотрите по сторонам!». Но разве много найдется людей на свете, для которых подобное предупреждение послужит руководством к действию? Слова «не смотри по сторонам» означают, что вокруг что-то интересное, любопытное, и майсы, конечно, огляделись... Весь небольшой внутренний двор был вымощен телами людей лежащих лицом вниз со связанными за спиной руками. Палач, до того момента расхаживавший в поисках следующей жертвы, как раз теперь занес саблю, чтобы отсечь очередную голову. В следующее мгновение Чухлинка отворачивается, а Чарли - нет. Вот голова одного из многих несчастных уже отделена от тела, но Чарли не морщится. Он начинает тяжело и громко дышать, что также не ускользнуло от взора внимательного эмирского шпиона.   
Нет, формально ничего нельзя было предъявить двум странникам, и потому Рахмет-Бий не допрашивает их как в полицейском участке. Он созывает учёных мужей, будто-бы на званый ужин, на котором будут присутствовать хаджи из Мекки. Делает он это с расчетом, что каким-то незнанием вероучительных основ самозванцы выдадут себя.
Но нет, майсы, имевшие за плечами долгие ночные беседы с умудренными в религиозных вопросах дальнобойщиками, основы знали, и тут подловить их не получилось. Ошибок же в тонкостях помог избежать Хаджи Салих, дай бог этому милостивому человеку, как говорят в Бухаре, прожить сто двадцать лет! Он толкнул Чарли в бок и прошептал: «Теперь спрашивай! Спрашивай ты! Они это любят!» И Чарли стал спрашивать: «Какие ещё святые просияли в Бухарской земле? Как долго достославный эмир, дай бог ему прожить сто двадцать лет, правит Бухарой? Чем Хива заслужила гнев Всевышнего? Сколько паломников ежегодно принимает Бухара?»
На все эти вопросы просветлённые муллы с видимым удовольствием давали самые подробные ответы. Но последний вопрос, который заставил старцев считать майсов практически своими, задала Чухлинка:
- Как давно ислам пришёл в Бухару?
Услышав эти слова все учителя веры и даже Инквизитор, до того сидевший с каменным лицом, просияли. Затем, сначала робко, а потом всё громче и громче муфтии стали хохотать, а когда успокоились, самый авторитетный из них, довольно ухмыляясь, объяснил:
- Ислам появился в Бухаре задолго до рождения пророка Мохаммеда, роль которого состояла лишь в той малости, чтобы донести свет истины до народов живущих по ту сторону Синая. Когда же арабы, чересчур увлёкшись своими завоеваниями, дошли до Бухары, то подивились тому, что любой мальчишка здесь знал мусульманские догматы лучше их прославленных калифов. И тогда они отправили гонцов во все концы земли, чтобы узнать, есть ли где-нибудь ещё правоверные народы неизвестные им, но ни одна экспедиция так и не вернулась назад!
Спать майсы, которые так порадовали старейшин своими любопытством, и с которых были сняты все подозрения, легли в доме одного муллы, окружённые всеми возможными удобствами, которыми и полагается одаривать благочестивых паломников, только что вернувшихся из святой Мекки.   

13. По главной улице с матрасом

Проснулись майсы опять в нашем времени, но Бухара современная, после того, как они увидели её настоящей, не затронутой влиянием современной цивилизации, не привлекала их. Потому, даже не заглянув на параллельные трассе улицы, они снова пустились в путь, на выезде из города поймав старую «газель».
Местность между городами Бухара и Самарканд не столь пустынна, как между Бухарой и Хивой. По сторонам встречаются деревни, пашни и виноградники. Кое-где к дороге выходят прохладные источники, в которых купаются утомлённые долгой дорогой шоферы. Жители местности этой, почти поголовно таджики, узнав, что путешественники держат путь из самой Москвы, всякий раз просили майсов, как только они снова окажутся в столице России, обязательно найти такую-то женщину и передать, что «он, Идрис, её помнит и любит», и чтобы та не забывала про него. Чарли и Чухлинке стало понятно, что почти каждый взрослый человек здесь обязательно жил, работал или служил в армии в Москве. Предположив что ровно ту же картину можно наблюдать и в Киргизии, и в Азербайджане, и в Армении, можно было только удивиться, сколько людей и со сколь огромного пространства может вместить в себя многоэтажная Москва. А Чарли задумался ещё и вот о чём: что если к каждому дому пристроить ещё по одному этажу? Тогда в Москве можно будет разместить и всех шотландцев, надстроив еще три - всех французов, и парочки этажей должно хватить, чтобы все австралийцы на время отправились в этот мегаполис на заработки.
На пол пути к Самарканду шоссе вливается в очень протяженный город Навои, по признанию местных жителей, когда-то на семьдесят процентов населенный русскими. Кроме того, уникальность его состоит в том, что в одном месте на его территорию заходит граница соседнего Таджикистана, и как раз через этот выступ и проходит городская электричка, сильно сокращавшая для майсов путь, а так как остановки в соседнем государстве маршрутом не были предусмотрены, то не предполагалось и никакого пограничного досмотра. В общем, Чарли и Чухля вместо того, чтобы плутать по раскалённым улицам города-гиганта, решили проехаться на этом поезде.
Нужно сказать, что в Азии мало кто слышал известные каждому европейскому человеку и действующие как заклинание слова: «личное пространство». Стоит произнести это словосочетание где-нибудь на Медисон авеню, как тут же вокруг вас образуется внушительный радиус свободного от посторонних людей асфальта. Здесь же всю дорогу майсы пили с дальнобойщиками из одной фляги и это, как они поняли, своего рода ритуал соединения, ведь люди не должны брезговать друг другом и потому, в качестве знака солидарности, должны как бы обменяться поцелуями через общую посуду. Желая заговорить с другим человеком, здесь подходят вплотную, а начиная беседу, кладут руку на плечо и сжимают ваши ладони в своих подобно тому, как два растущих рядом дерева сплетаются ветвями. Так путешественники переплелись с одним человеком на железнодорожной станции. Он объяснил им, что внутрь электрички попасть вряд ли удастся, очень уж много людей в ней обычно едет в этот час, но что можно проехать и на крыше вагона, правда билеты на эти места тоже нужно покупать, но стоят они дешевле. Увидев замешательство на лицах ребят, он сказал, что если они хотят, то билет на крышу он им купит, но только с условием, что они будут обеими руками держать его куриц, чтобы те не улетели. Нет, замешательство было вызвано не тем, что нужно платить, а тем, что платить за такое необычное удовольствие нужно меньше, чем за места в душном салоне. Майсы наскребли нужную сумму по карманам карманах, но куриц держать всё равно захотели, для полноты ощущений. И вот они уже едут на крыше поезда, обдуваемые ветерком, и каждой рукой прижимают по курице. В том же месте, где маршрут заезжает на территорию соседней страны, тамошние жители, по давно заведенной традиции, сотнями встречают проходящий состав и машут всем его пассажирам руками, ведь большинство из них - это таджики, а стало быть, по сути своей, соотечественники. Майсам тоже захотелось помахать руками в ответ, и конечно, в этот момент они совсем забыли про доверенную им живность. Наседки, конечно, разлетелись и попадали на землю. Находившиеся в вагоне, увидев в окне падающих несушек, разумеется, нажали стоп-кран, потому как на востоке не принято быть равнодушным к проблемам других людей. Поезд остановился, всех куриц поймали и снова погрузили на крышу. С некоторым запозданием появились пограничники и попытались арестовать Чарли и Чухлинку за незаконное нахождение на территории таджикистана. Тогда все, кто находился в тот момент в поезде стали, отчаянно жестикулируя, объяснять, что никакого злого умысла и в помине не было, просто курицы попадали! Нечего делать, стражи рубежей были вынуждены отступить под напором сотен людей вступившихся за ребят и, пожелав им здоровья, удалились. На следующий же день, под впечатлением от произошедшего, главная местная газета написала: «Если курицы могут попадать, не лучше ли вообще обойтись без пограничного контроля, тем более, что никто уже толком не помнит, когда эта бестолковая разграничительная между Таджикистаном и Узбекистаном появилась на карте?»  Но в итоге сам автор осадил себя, в конце статьи написав, что «граница хороша хотя бы потому, что каждый день, в момент прохождения поезда, сотни людей собираются, чтобы приветствовать своих соплеменников, и это ли не прекрасно, и это ли не умножает любовь в мире, которая благодаря разделениям не только не исчезает, но и множится»

Вот промочена одежда майсов в арыке на выезде из Навои, и подбирает их старый-престарый грузовик Зил с большими добрыми фарами-глазами, груженый арбузами. И привез их этот старый Зил в Самарканд - бывшую столицу древней Согдианы, а позднее - центр империи Великого Хромого - Тимура Тамерлана. В городе этом существует очень необычное правило дорожного движения, позволяющее Самаркандцам вовсе обходиться без светофоров. Проистекает оно из традиционного для стран мусульманского Востока уважения к старшим, но если возраст человека сидящего за рулём не всегда можно определить из-за запотевшего, пыльного или затемнённого стекла, то возраст автомобиля виден как раз невооруженным глазом, поэтому на здешних перекрестках новенький БМВ всегда уступит дорогу старым жигулям, москвичам или РАФ-икам. Руководствуясь этим правилом Зил, в котором ехали Майсы, добрался до самого центра города без единой заминки, везде имея «зеленый свет», на который не было потрачено ни единого мили-ампера электричества. Вот они уже и обогнув главный дворец - Регистан, углубляются в извилистые и холмистые улицы старого города.
Бродя по местам компактного проживания среднеазиатов очень сложно не не стать чьим-то гостем. Уже первый, и никак не более чем второй коротающий время возле своего дома хозяин захочет показать иностранцу своё гостеприимство, достаток в котором он живет, но и бедность свою показать он не постесняется, если, конечно, ему вообще есть что поставить на стол. Если же угостить странника ему нечем, то велика вероятность, что он возьмет вас под руки и отведет к своему доброму другу на другой стороне улицы, где вам будет оказан самый лучший приём, приличествующий скорее коронованным особам, нежели запылившимся в пути бродягам. 
Майсам повезло — семья предложившего им ночлег таджика, назвавшегося Антоном, жила в России, а сам он находился на родине по делам, и потому не стал обременять своих «жильцов» навязчивым гостеприимством и, накормив их, отправил гулять по городу в дружественном одиночестве. Однако ещё не раз в этот день Чарли и Чухлинка становились Гостями. Порой, выйдя из одних ворот они тут же были зазываемы в другие, и, не желая обидеть хозяина, с ущербом для собственного здоровья, поглощали очередной обед. Оказалось, что жителям этого региона не знакомо не только словосочетание «личное пространство», но, к тому же, подавляющее большинство из них никогда ничего не слышали про автостоп, поэтому когда ребята объявляли хозяевам о том, что приехали из Москвы именно таким странным способом, они говорили: «Где вы оставили свой автостоп? Загоняйте его к нам во двор!». Посчастливилось Чарли и Чухлинке побывать и на празднике в честь главного события в жизни каждого исповедующего ислам - торжественного обряда обрезания. Идя по одному переулку они были приглашены во двор, где за огромным столом сидела шумная многоголосая компания. Ребята не сразу поняли в чём смысл этого веселого кутежа, но от их внимания не ускользнула интересная деталь, которой правда по-началу не находилось объяснения - почти каждый из приглашенных регулярно, чаще чем это нужно для того, чтобы сходить в туалет, вставал из за стола и заходил в помещение. Однако, после того, как майсы отведали все полагающиеся кушанья, в дом пригласили зайти и их. Хозяин провел их в спальню, где на огромном матрасе, в окружении других ребятишек, лежали двое мальчиков с прикрытыми чем-то наподобие тюбетеек паховыми областями и накрытые сверху одной на двоих длинной марлевой материей. Он с особой торжественностью подвёл пришельцев к главной святые - блюду на котором лежала крайняя плоть его детей, и значительно произнёс:
- Сегодня мои сыновья стали мусульманами...
Но совсем не это произвело на путешественников наибольшее впечатление. По правде говоря, вид кожи, отрезанной скальпелем от не самой поэтичной части тела, совсем не воодушевил ребят. А вот ритуал, которым завершалось празднество, заставил их плясать от восторга. Дело в том, что по чисто самаркандской традиции, после всех положенных в таких случаях действ, следует главное: ношение по главной улице матраса, на котором и происходила инициация.
И вот, вся семья с гостями и с майсами, распевая песни и запуская в небо воздушных змеев, несет по широкой улице матрас, и люди выходят из своих домов, чтобы засвидетельствовать своё почтение родным тех, кто только что прошел посвящение в новоявленные слуги Аллаха. И как неоспоримое свидетельство истинности произошедшего, на тюфяке этом видны капли крови. И только теперь ребята понимают, почему он такой огромный. Конечно, ведь за него должны ухватиться решительно все родственники и гости, чтобы все жители города видели, как велико семейство в котором сегодня происходил праздник!
Но было и то, что омрачило путешественникам светлые ощущения от этого события. Вернувшись после шествия во двор, майсы обратили внимание на мальчика, которого среди общего веселья не заметили раньше, и который не участвовал в матрасном марше.  Он сидел на инвалидном кресле со скрюченными ногами. Глазами полными грусти и тоски он смотрел на клетку с дивными птицами, поставленную его родителями рядом, в качестве меры утешения. Но не умножал ли вид этих свободных, но заточенных в неволе созданий, его вселенскую печаль? Или, быть может, таким несчастным делала его, напротив, их красота и гармоничность?

Этой ночью Чухлинке приснилось что она находится в мире уродства. Это было нагромождение гноящихся, гнилых булькающих ртов, отрубленных голов без глаз и тому подобного ужаса.. И казалось, что выхода из этого кошмара не существует. Но, после первых ужасных минут, девочка перестала бояться, стала смотреть по сторонам и заметила, что от этого мира отходит тропинка, идущая по хребту, соединяющему две горных вершины. И она вступила на эту тропинку. Страшно было идти по ней, потому что по сторонам открывались необозримые бездны, конца которым не было видно, но желание вырваться из пространства боли и разложения было сильнее. Место же в которое она попала, соседняя вершина, была миром абсолютной красоты, раем, где в воздухе плавали рыбы, на залитых солнцем холмах крестьяне делали свой вдумчивый труд, и всё было так свежо, зелено и прекрасно, как в первые дни творения, ещё не раздавленного колесом истории.. «Но есть ли другой путь сюда?» - задалась она вопросом и как ответ увидела отвесные стены, по которым на плато, где жизнь совершенна, а люди счастливы, могут взобраться только отчаянные скалолазы.

А Чарли приснился пожар. Горел дом, а внутри него находился мальчик. Но он не пытался выбраться. Он взял телефон и позвонил по нему своему питомцу - пауку, отрезанному пламенем в соседней комнате.
- Эйнстер Зубе! - сказал он. - Скоро мы будем гулять с тобой по улице и посмеиваться над соседскими мальчишками!

14. Летний дождь.

Хотя население Самарканда, как и в соседних Бухаре и Навои, это в основном таджики, но много здесь и цыган. Отличить их от потомков Омара Хаяма легко, потому что всем средствам передвижения они предпочитают осликов, которым хорошо достается от представителей этого также весьма древнего народа. Целыми днями они нещадно мучают этих бедных животных, разъезжая на них по городу, собирая мусор, который можно обменять на монеты, и щедро раздавая им тумаки, удары хлыстом и обидные оскорбления. Так случилось, что на следующий день майсов угораздило забрести в настоящий цыганский район, где было особенно много милых и улыбчивых детей, которым путешественники охотно раздавали мелкие монетки и не сразу заметили, что детей с каждой минутой становилось всё больше и больше. Когда же Чарли и Чухлинка осознали, что вокруг них сжимается кольцо не из нескольких, а из нескольких десятков алчущих подаяния сорванцов, положение их было уже очень сложным. Цыганята больше не производили впечатление очаровательных созданий. Они кричали и требовали монет, не забывая, впрочем, и улыбаться. Спастись от них можно было только стремительным бегством, что майсы и попытались сделать, но детвора, лучше них знавшая все переулки и тупики в своём районе, всегда оказывалась на шаг впереди  - завернув на очередную улицу, странники видели, как им на встречу уже бежит босоногая толпа маленьких попрошаек. Спасло путешественников только то, что прорвавшись сквозь плотные ряды преследующих, они, в конечном счете, оказались на границе района, у оживленного проспекта и, рискуя жизнью, перебежали через улицу, не взирая на истеричные сигналы автомобилистов. Дети же, как и бродячие псы, знают границы своего ареала обитания, и редко рискуют его покидать, так что, обернувшись, Чарли и Чухлинка увидели на другой стороне дороги только их грустные лица и неприличные жесты по своему адресу, сдобренные парочкой добродушных ухмылок.

Часто бывающие в России самаркандцы уверены в том, что никто лучше них не говорит по русски. Даже сами русские. Убедились в этом майсы, когда пригласившие их в очередной раз на обед местные жители позволили себе открыто усомниться в том, что гости их действительно приехали их России.
- Вы плохо говорите по русски! - сказал седобородый хозяин, очевидно, слышавший русскую речь последние годы больше по телевизору. Но майсы не обиделись, а фразу эту фразу приберегли на тот случай, если однажды окажутся по-другую сторону Ла-манша, где теперь, при малейшем непонимании, они смогут сделать истому англичанину замечание - «вы плохо говорите по английски!»

Не обошли майсы своим вниманием и главный Самаркандский рынок, о котором они так много слышали от подвозивших их людей. Вопреки их ожиданиям, здесь не продавались редкие, уникальные, экзотические или  изысканные вещи, да и ассортимент самых простых товаров не блистал разнообразием. На прилавках лежали в основном самые обычные продукты - помидоры, дыни, виноград, сырные лепешки. За копейки они купили себе по паре килограмм всех названных яств, а когда всё испробовали — поняли наконец, почему русский человек вечно ищет счастья в каких-то духовных озарениях, пытается построить идеальное государство, мечтает о прошлом и грезит будущим... А дело всё в том, что еда в России пресная и безвкусная. Незрелые, ещё зеленые персики и абрикосы срывают деревьев в южных странах, чтобы довезти в целости до Московских и Петербургских прилавков и подсунуть наивному покупателю-простофиле, думающему что то, что он получит - это и есть истинный вид этих фруктов. То же, что произрастает у нас, на Восточно-европейской равнине — редька, репа, белокачанная капуста, имеет блеклый, невыраженный, из-за недостатка солнца, вкус. И выращивается это всё, продается и покупается единственно для того, чтобы набить этим пустые желудки, чтобы они не досаждали человеку напоминанием о себе и не были помехой в размышлениях. Так думалось ребятам, когда они поглощали спелый, за час до того сорванный с ветки виноград и закусывали его душистым хлебом. Счастье - это не только «когда тебя понимают», «когда ты чувствуешь себя нужным». Счастье может быть в еде! Как раньше они не осознали эту, возможно единственно верную, благородную спасительную истину?! Наверное они слишком много болтали в гостях и потому только сейчас почувствовали настоящий вкус Востока! Как глупо они поступали, когда во время еды так подробно расспрашивали окружающих обо всём и сами так подробно отвечали на все эти, в сущности, бестолковые вопросы! Нет, больше они не допустят такой ошибки и будут вкушать плоды этих райских кущ вдумчиво..
Эти мысли так захватили их, что вероятно, если бы не провидение, избавившее их от этого неожиданно возникшего пагубного сладострастия, они и стали бы отныне, подобно многим гастрономическим туристам, путешествовать, чтобы есть, а то и жить ради этого. Но судьба повернется к ним другим боком и вскоре, в продолжении пяти дней они не смогут есть почти ничего и, тем самым, разуверятся в своей новой «философии».

А в этот день, ближе к вечеру, стали собираться тучи. Сидя на скамейке в сквере, недалеко от Регистана, они спросили одного человека, сидевшего рядом:
- Как по вашему, будет ли сегодня дождь?
На что тот убежденно ответил:
- В Самарканде никогда не бывает дождей в августе! Это просто как дважды два. Не тот здесь климат, даже не надейтесь. Это просто тучи. Не из всякой тучи идет дождь, это вам не Россия! - и на этом откланялся.
- Как бы не так! Что значит «просто тучи»! Может быть он «просто» дурак? - ворчала про себя Чухлинка, не подавая виду, что всё ещё верит в свою потаённую мечту - увидеть дождь в Средней Азии летом. Конечно, ей было бы обидно, если бы мечта Чарли о ракете исполнилась, а её заветное желание нет. Сначала она грустила, но потом постаралась подумать о чём-то другом, чтобы если то самое предвкушаемое событие всё-таки не произойдет, разочарование не было бы таким горьким. Она смотрела то на витрины, то на мозаику дворца, но мысль о дожде всё равно, незаметно для неё самой, ворочалась в её сознании. Эта потаённая мечта, как самостоятельная сущность, жившая уже своей, отдельной жизнью, как живут отдельно от нас наши ночные фантазии, сама раскопала в памяти девочки нужные слова, запавшие в её душу ещё в младших классах, и эти слова сами собой зазвучали её в голове, как молитва:

Тучки небесные, вечные странники!
Степью лазурною, цепью жемчужною
Мчитесь вы, будто как я же, изгнанники
С милого севера в сторону южную.

Кто же вас гонит: судьбы ли решение?
Зависть ли тайная? злоба ль открытая?
Или на вас тяготит преступление?
Или друзей клевета ядовитая?

Нет, вам наскучили нивы бесплодные...
Чужды вам страсти и чужды страдания;
Вечно холодные, вечно свободные,
Нет у вас родины, нет вам изгнания.


А потом, когда Чухлинка поймала эту свою мысль, как мы иногда неожиданно ловим себя на том, что уже давно распеваем про себя какую-то давно забытую мелодию, и стала уже с упорством пономаря начитывать это стихотворение Лермонтова, но не монотонно, а как бы крича эти слова в уме и обращая свои чаяния к небесам, обнажая перед ними свою душу.

Тучки небесные, вечные странники!
Тучки небесные..!

И тогда пошел дождь. И шел он долго, и на улицах образовались лужи, и люди бегали от козырька к козырьку, ища защиты от заставшей их врасплох стихии, и ослики радостно блеяли, довольные тем, что хозяин не гонит их к очередной помойке, а пережидает непогоду под каменным выступом старого русского дома, какие ещё остались в Самарканде.
Дождь барабанил по крышам и всю ночь. Прекрасно и таинственно звучал этот убаюкивающий мерный стук в темноте, при свете свечей, ведь Антон, так редко наезжавший на родную сторону, никогда не платил за электричество, и потому коммунальные службы отключили его от этой столь бессмысленной в южных широтах посреди лета услуги.


15. Осёл едет верхом.

В Средней Азии, как и на Кавказе, не обязательно подавать проезжающему транспорту сигнал, что вы бы хотели проехаться в компании в нём сидящих. Достаточно и того, что вы просто стоите на обочине, хотя лучше конечно идти вдоль дороги. Машины здесь останавливаются сами, и человек за рулём говорит что-то вроде: «Эй, брат, садись! Что ты будешь идти пешком! В ногах правды нет.. » Примерно это случилось и с майсами, когда они, пройдя с утра через центральный рынок и запасшись лепешками и помидорами, вышли на Самаркандскую объездную. Подобравший их водитель-киргиз, подозревая ребят чуть ли не в шпионаже, долго допытывался - кто им платит, ведь в его голове никак не укладывалось то, что ехать можно просто так, не по делу, а в поисках приключений. Сам он имел криминальное прошлое, рассказывал о тюрьме и, сделав пару своих тёмных делишек в Ташкенте, отправился в Наманган, куда как раз и нужно было майсам, так как именно через этот город пролегает кратчайший путь из Ташкента на Иссык-Куль. Вот за окном уже мелькает своими глинобитными хижинами Ферганская долина, где людей и жилищ настолько много, что дорога проложена прямо по их соломенным крышам, а там, где заканчивается один город, сразу начинается другой. Автомобиль, не останавливаясь нигде, ехал до самой ночи и высадил ребят на въезде в яблочную столицу Узбекистана, где они переночевали на крыше одной из не многих оставшихся в этих местах хрущёвок. Наутро же, преодолев знойный Наманган, майсы добрались до Учкургана. От края этого небольшого поселения до границы с Киргизией всего каких-то четыре километра, и поэтому ребята решили пройти их пешком, чтобы таким образом попрощаться с полюбившейся им страной. К тому же, узбеки и киргизы находятся в состоянии вечной вражды, как Монтеки и Капулетти, и поэтому по дороге к погранзаставе никто не ехал, а стыло быть, и не пытался подвезти путешественников. Прощание это, однако, затянулось ещё на сутки, так как при досмотре документов Чарли и Чухлинки обнаружилось, что они самые настоящие злостные нарушители, ведь по закону  республики они должны были сообщить о той денежной сумме, которую они ввозили в страну, какой бы малой она ни была. Но самое главное — они просто обязаны были жить в гостиницах, ну или, по крайней мере, регистрироваться в полиции в каждом городе на их пути.
- Придётся отобрать все ваши монеты, а вас самих ДЕПОРТИРОВАТЬ в Россию, — строго сказали им мускулистые загорелые пограничники с автоматами наперевес. Без лишних слов они погрузили нелегалов и их пожитки на белого ослика и направились в сторону Учкургана, где находился ближайший полицейский участок.
- А нельзя ли не мучить бедное животное? Мы ведь можем идти пешком, верно? - поинтересовались ребята.
- Может быть и можно, но не в Узбекистане. Видите ли, в нашей стране есть определенные законы, и в этих законах написано, что депортируемого необходимо «отвезти» в ближайший полицейский участок. Не повезу же я вас на своей шее? - ответил главный  конвоир.
- Это верно... - взгрустнули майсы и стали, подобно древним арабам, сочинять стихи в такт походке своего четвероногого транспорта.

Если майс нарушил что-то,
Это не беда,
Из ужасной передряги
выйдет без труда
Если кто его обидел
нечего робеть.
Надо тех, кто это сделал
Взять и пожалеть.

Но ничего путного, как видите, у них не вышло, очень уж им было жалко несчастного зверя, на которого вдруг свалилась такая тяжелая поклажа. Кроме того, по прибытии в Учкурган обнаружилось, что по закону депортируемого необходимо на время, пока совершается юридическая процедура, поместить в гостиницу, но в посёлке этом гостиницы не оказалось, и тогда конвоир скомандовал майсам снова садиться на осла и ехать в соседний Наманган. Тут уж путешественники забеспокоились за здоровье длинноухого всерьез и почти взмолились:
- Разрешите нам пожалуйста не ехать в гостиницу, а пожить в камере полицейского участка?
- Вы согласны жить в камере? - удивились солдаты.
- Да, конечно, мы всегда МЕЧТАЛИ пожить в тюремной камере! - брякнула Чухлинка, забыв про то, что у Кузнечного уже есть такой печальный опыт, который ему вовсе не хотелось повторять.
- Ну ладно, это, я думаю, устроить можно, - сказал пограничник и повелел снять с осла поклажу и показать майсам их «апартаменты».
Но сидеть за решеткой им не пришлось ни минуты. Так вышло, что в этот день в полицейском отделении города дежурил сам начальник местной жандармерии. Был он человеком ужасно образованным, что для представителей этой профессии большая редкость и, быстро смекнув, что лучшего общества, чем два странника, которые объездили четверть земного шара, в этом богом забытом месте ему ещё долго не сыскать, пригласил их к себе в кабинет, из которого вся компания вскоре перекочевала в ближайшую, но, по заверению офицера, лучшую чайхану в городе. Таким образом, майсы впервые в жизни оказались на ресторанных диванах, правда через условную тюремную скамью. Кормили, впрочем, в этом помпезном заведении ничуть не лучше, чем в любом из узбекских или таджикских домов. Так, кочуя между околоточным офисом и чайханой, Чарли и Чухлинка провели остаток дня и следующее утро. Ночью же они в компании стража порядка смотрели голливудские фильмы про его американских коллег, на которых наш герой, видимо, мечтал походить.
Конечно, пользуясь завязавшимися дружескими связями, майсы спросили у гаранта правосудия, нельзя ли депортировать их не в Россию, а в соседнюю Киргизию? На это офицер ответил, что, конечно же, так не положено, но, с другой стороны, не в узбекских традициях не попытаться помочь хорошему знакомому, а вы для меня стали чуть ли не братом с сестрой.
- Ура! - закричали ребята. - Только можно нас депортировать не на ослике?
- Нет, - покачав головой сказал городовой, - чего нельзя - того нельзя. Закон есть закон! - и многозначительно поднял указательный палец вверх. - Либо вы едете на ослике, либо он едет на вас. В любом случае, вы должны составлять с транспортным средством единое и нераздельное целое. Так написано в комментариях к этой статье.
- Он на нас! Мы повезём ослика! - запрыгали от счастья майсы. - Мы хотим везти ослика на плечах!   
- Хм, ну ладно, - сказал полисмен, и с растерянным, обескураженным видом влепил в паспорта ребят штамп, в котором было написано по-узбекски и по-английски, что обладателям этих документов запрещается пересечение границы этой страны в течении трех лет.
Путешественники взгромоздили себе на плечи белого ишака, который был обескуражен происходящим ещё больше, ведь он впервые в жизни ехал верхом, и, в сопровождении шестерых вооруженных автоматами солдат, поковыляли к пограничному посту через огороды и виноградники, в которых трудились молодые улыбающиеся девушки. И лишь много позднее Чарли понял, что улыбались сборщицы винограда на этот раз вовсе не ему, а тем мускулистым загорелым парням, которые были в тот день в составе его свиты. 

16. Настоящий грабитель.

Киргизия сразу, ещё на линии разграничения двух государств, продемонстрировала майсам свою истинную суть - это страна, где люди стараются, там где это возможно, не особенно напрягаться. Ведь с узбекской стороны границы было всё полагающееся - и колючая проволока, и спортивные автоматчики, похожие на спасателей из Малибу, и ультразвуковой досмотр багажа и декларирование ценных вещей..  Всё, кроме средств передвижения, говорило о том, с какой серьезностью узбеки относятся к проникновению иностранцев в их владения. С киргизской же стороны не было даже таблички «Киргизия», а вместо комплекса зданий, шлагбаумов и прочего, что обычно бывает в таких местах, стоял только помятый строительный вагончик и припаркованная рядом с ним старая «Нива». Пройди майсы мимо этого «поста» и сидящий внутри даже не заметил бы этого, ведь когда они заглянули внутрь, то обнаружили там человека в военной форме, который увлечённо смотрел по маленькому черно-белому телевизору какой-то сериал. Даже не посмотрев на пришельцев и не отрывая взгляд от экрана он, открыв паспорта на случайной странице, поставил в них штампы и сказал: «Cчастливого пути!»
Дальнейшее продвижение вглубь территории показало, что расслабленный пограничник вовсе не исключений из правил что по принципу «если на то будет воля Аллаха» живёт большая часть обитателей этого края.    Подстать общей расслабленности и отсутствие строгих правил - никто здесь не обратит внимания на длину вашей бороды, и даже совсем юные киргизы отпускают её до груди. Никто здесь не пытается и зарабатывать на туристах, и, быть может именно поэтому, предприимчивые узбеки называют Бишкек столицей бестолковости. Мало кто здесь интересуется политикой, спортом, греческой философией, а одна из самых популярных местных теорий возникновения мира звучит так: первоначалом жизни во Вселенной был тёплый Кумыс - молоко звёздной лошади, которое пролилось из её вымени в открытый и, до той поры, холодный и неприветливый космос. 
Дорога с первых же метров пути устремилась ввысь, ведь Киргизия на девять десятых состоит из гор. Проделав в этот день большой путь майсы заночевали под убаюкивающий шум водопада, а наутро снова устремились к манящей их своей близостью цели. Первый же подбросивший их водитель от широты душевной подарил ребятам по бутылке кумыса, но, по этой же причине, забыл объяснить им, что с непривычки пить его можно только по одному маленькому глоточку и не чаще трех раз в день. Вот так майсы и вынуждены были надолго расстаться со своим новым увлечением - вкусно питаться. Конечно, они выпили всё содержимое сосудов залпом, ведь кобылиное молоко невероятно вкусное, и, естественно, уже через пол часа у них так заболели животы, что в продолжении следующих пяти дней они были вынуждены питаться исключительно сухарями. 
Чарли и Чухлинка не хотели больше заезжать ни в какие города и потому, обогнув по объездной Кара-Балту и Бишкек, направились прямиком к точке своих устремлений и уже к вечеру её достигли. Надо сказать, что Иссык-куль не произвел на них большого впечатления, ведь озеро это не слишком большое, чтобы быть суровым и капризным, как море или океан, но и не достаточно маленькое, чтобы быть живописным, поэтому дневники ребят не содержат его подробных описаний. Но зато Чарли подумал о другом, может, раз с виду в этом водоёме нет ничего особенного, то, возможно, он особенный по своим каким-то чудесным качествам, ведь не зря к его берегам съезжаются туристы со всего бывшего СССР? Может быть Иссык-Куль, стоит только в нём окунуться, исполнит все ваши желания? И Чарли стал возвращаться мыслями к тому, что слышал про такие места. Он вспомнил, что даже его родная сестра однажды искупалась в озере, про которое ходила слава волшебного. В детстве она мечтала о кудрявых волосах и с этой мечтой окунулась в его воды, и желание её сбылось, да так, что теперь она и сама этому не рада. «Но что загадать?» - рассуждали путешественники. - «Ведь все наши мечты исполнились... Дождь в Средней Азии летом мы видели, запуск ракеты тоже, мы видели три океана, спали в Париже на крыльце кафе во время дождя..» Нет, были у них мечты и наподобие сестринской — Чарли хотел стать рыжим, как Чухлинка, ну а она мечтала стать негритянкой. Но эти мысли они отвергли, боясь, что результат также превзойдет ожидания.
- Кажется я придумала! - сказала Чухля.
- Выкладывай! - не терпелось Кузнечному узнать, что за идея пришла в голову его спутнице.
- Давай загадаем, чтобы какой-нибудь писатель про наши путешествия и приключения книгу написал?
- О, вот это мысль! Побежали скорее купаться, пока мечта не пропала! - воскликнул юноша, и майсы с разбега нырнули в тёплый вечерний Иссык-Куль.
Эту ночь странники, как и подобает настоящим скитальцам, провели в пределах церковной ограды. Город Балыкчи, в котором они оказались, не производил впечатления места, где можно спокойно спать на пляже, не опасаясь нежелательных ночных знакомств с местными хулиганами. Отойти же подальше от города по сырому болотистому берегу было невозможно, так как путь этот преграждала впадающая в этом месте в озеро река. Но в посёлке этом всё ещё проживало много русских, и потому он имел свою действующую церковь, в ворота которой и постучались майсы. Им разрешили расставить палатку прямо возле устремлённой ввысь колокольни, и, быть может, поэтому в сознании впечатлительных ребят этой ночью родились такие сны.
Чухлинке привиделось, что находится она в Тамбове — городе, в котором ребятам только предстоит побывать на обратном пути. Она стоит на набережной реки, а перед ней на другой берег перекинут деревянный мост, а за ним стоит высокий и узкий деревянный дом от которого остался только чёрный обугленный скелет. Чухлинка идёт по мосту к центру реки и её поражает, каким огромным, чем-то вроде деревянного небоскрёба, была эта постройка. Однако, чем ближе к фарватеру она подходила, тем больше в этом здании вырисовывалось частей, не тронутых пламенем. А встав ровно посередине русла, как она это совершенно отчетливо почувствовала, она на мгновение зажмурилась, а открыв глаза, увидела вместо сгоревшего деревянного остова огромный белый каменный храм с переливающимися в солнечных лучах золотыми куполами.
А Чарли увидел, как на Крылатских холмах, недалеко от своего дома, он встретил себя самого, но только шестилетнего. Он обнял себя маленького и взял на руки. И маленький Чарли сказал большому: «Я хочу креститься». А большой ответил: «Разве ты не помнишь, как мы крестились вот под тем деревом?» И они идут вместе к этому месту и взрослый Чарли показывает малышу то самое дерево, у которого, не смотря на лето, уже золотится листва, и они вместе встают под него, прислонившись к стволу, смотрят вдаль и долго молчат. Чарли  вспоминает тот самый день, как будто хочет передать эти мысли себе самому шестилетнему, но без слов. И когда те события были прокручены в памяти, как кинопленка, маленький Чарли после долгой паузы сказал: «Да, я помню».

Наутро, после таких снов майсам захотелось побывать на службе в этом храме. Как оказалось, в нём тесно переплелись христианские и мусульманские обычаи. Пол здесь, как и в мечетях, был устлан коврами, а прихожане, как и подобает истинным последователям Магомета, при входе снимали обувь, чьему примеру и последовали ребята. 
Казалось бы, цель их путешествия была достигнута и надо бы на этом завершить наше повествование, но в этот раз никакой остров не понес их в родные края, под ногами была твердая земля и проваливаться было некуда, учёный кот не был привязан ни к одному из здешних деревьев, а самолёты компании «Полботинка» облетают Киргизию стороной, опасаясь зацепить днищем её высокие горные шпили. Перед ребятами встал вопрос - как ехать домой? По какому берегу огибать Иссык-Куль?
- Конечно по северному! - твердил им каждый, к кому они обращались с просьбой разрешить их сомнения. - На северном берегу расположены отели, кафе и рестораны!
И, учтя все советы, майсы, разумеется, выбрали южное, дикое побережье. И конечно, раз он дикое, по дороге они встретили настоящего грабителя. И само собой, как и полагается настоящим разбойникам, он сам вызвался подбросить ребят, пригласил их к себе домой на ночлег, накормил, уложил спать, а когда узнал, что Кузнечный по дороге потерял часы - подарил ему свои, фирменные, тоже японские. Он вставил в них новую батарейку, которой хватает ровно на десять лет, и сказал: «Держи! Когда они перестанут работать - знай, что с момента нашей с тобой встречи прошло ровно десять лет». А объяснил он свою щедрость так - когда-то давно, когда он был ещё драчливым юношей, он встретил здесь, на дороге, такого же парня как Чарли, отнял у него всё что тот имел и отпустил на все четыре стороны в одном нижнем белье. И теперь, когда он осознал свои ошибки, он решил вернуть долги судьбе.. Но и эти часы через три года Кузнечный забудет в одном из придорожных кафе в Калмыкии, но это уже совсем другая история...

Майсы проехали ещё немного вдоль озера, встретили в одном из стоящих на дороге посёлков старую киргизскую учительницу русского языка, которая с умоляющим видом приглашала их остаться у неё гостить, ведь в это захудалое местечко давно не забредали люди, говорящие на языке, изучению которого она посвятила свою жизнь. Но было только начало дня, и потому Чарли и Чухлинка не решились задерживаться. К вечеру же ребята, вняв советам добрых людей, повернули направо от побережья и отправились высоко в горы, в местечко называемое Джеты-Огуз, или Скалы семи Волов. 

17. Индийские пластинки.

“Избегайте в Киргизии пьяных компаний!” - советовали майсам уже первые встреченные ими люди при въезде в страну. Но избегай - не избегай, а восточное гостеприимство таково, что никуда от него не денешься, коли ты уже попал в руки к настоящему азиату. Что называется, назвался груздем — полезай в кузов! 
Так вот случилось и на этот раз. Как обычно ребята не голосовали, а просто шли вдоль дороги и любовались горными пейзажами, когда рядом остановилась машина и сидевший за рулём пригласил их устроиться по-удобнее на сиденьях его пикапа. От таких предложений автостопщики обычно не отказываются, и вот они уже   на бешеной скорости мчаться по наклонной поверхности ввысь.
- А заезжайте к нам в гости! - как бы между делом сказал шофер, и пока Чарли и Чухля думали и мялись он, не снижая обороты, резко свернул с главной, асфальтированной дороги на просёлочную ухабистую грунтовку.
- Не бойтесь, никто вас не обидит! Главное в Киргизии - не связываться с пьяными! - повторил водитель уже известную ребятам истину.
Сопротивляться был бесполезно, и хотя от самого гостеприимного рулевого заметно пахло спиртным, майсы заранее смирились со своей участью и доверились судьбе. Извилистая холмистая дорога привела их к большому летнему пастбищу, где в юртах жили пастухи, по-здешнему - чабаны, в течении полугода тёплой бесснежной поры пасшие здесь свои стада. По менталитету и прописке люди эти были горожанами, и потому, в отличие от коренных жителей гор, они хоть и проводили пол жизни вне цивилизации, но уже не умели находить прелесть существования в одном только соединении с природой. Чтобы не заскучать, им нужно было  регулярно устраивать знатные ватажистые попойки. Вечер проведенный в их компании не вызвал тревоги у ребят. Все сидели кругом в юрте, на тёплых войлочных подстилках, ели национальные сладости - жаренное в масле сладкое тесто, умеренно выпивали и мерно беседовали. Чабаны объяснили, что тому, кто пьёт кумыс алкоголь не страшен, так как молоко кобылы — это лекарство от всех болезней. На что Чарли про себя, не желая никого обижать, подумал, что лечиться, пусть даже и совершенно натуральным продуктом, вместо того, чтобы просто вести здоровый образ жизни, это то же самое, что сыпать в водку аспирин.
Спать майсов оставили в отдельной юрте, по-киргизски - бозуе, в «сером доме», ведь изготавливается он из серого войлока. Они поняли, что люди ещё не придумали домов лучше, ведь через круглое отверстие в потолке, которое выполняет роль дымохода, ночью можно было видеть звезды, а утром - солнце, то есть ночевать под открытым небом, но при этом и в тепле и уюте.
Предыдущий день, как оказалось, был разминочным. Новый начинался куда большими возлияниями, песнями и танцами, ездой на лошадях на перегонки и перетягиванием канатов. Майсов тоже посадили на лошадей и, дав им небольшие инструкции, отпустили гулять по пастбищу. Но, в какой-то момент среди общего веселья со стороны уже вконец охмелевших скотоводов в адрес путников стали раздаваться слегка враждебные выпады. Чарли и Чухлинка почувствовали легкое беспокойство. Некоторую грубость в обращении к странникам, правда, почувствовали не только они, но и единственный трезвый человек во всей компании - мать всей этой доброй дюжины мужиков, каким-то чудом их взрастившая. Она своими замечаниями резко пресекла всякое хамство, а потом, отведя ребят в сторону, шепнула: «Уезжайте! Пока вы не уедете, они не прекратят пить и работа встанет! Они для того и зазвали вас, чтобы был повод расслабиться и забыть о своих прямых обязанностях!». Увидев молчаливое одобрение в глазах гостей, она снова вернулась к горланящим пьяным овцепасам и сказала, что проводит путешественников посмотреть на стадо, а сама незаметно забрала их рюкзаки а затем проводила  ребят к дороге.
Так, предостережение избегать в Киргизии пьяных, оказалось, действительно, правдивым, и если бы не было в обществе, в котором оказались странники, одного единственного трезвого и авторитетного человека, то, возможно, не миновали бы их некоторые беды, впрочем, вряд ли очень уж страшные.
Снова выйдя на асфальтированное покрытие, ведущее к санаторию, находящемуся неподалёку от вершины горы, майсы встретили машину со «старым знакомым», таксистом, который вчера стоял внизу на повороте, поджидая клиентов, и с которым они тогда поговорили о том-о-сём. Сегодня у него был пассажир, но, тем не менее, он притормозил и сказал - «прыгайте на задние сидения». Прерванная накануне беседа возобновилась. Он спрашивал о Москве, о Петербурге, где когда-то таксовал, при этом молодой человек, сидевший по правую руку от него, всё более напрягался. Когда же машина прибыла в конечный пункт назначения, турист грубо, с ярко выраженным немецким акцентом, обратился к Чарли и Чухлинке по-английски:
 - Отдавайте мне половину денег за проезд!
- Это еще почему?- удивились они.
- Но мы же ехали все вместе, значит и сумму должны разделить на троих! Я ещё благородно поступаю, что требую с вас всего лишь половину!
- Как бы не так! Этот таксист - наш старый друг, и мы ему ничего не должны! - рявкнула Чухля.
- Но он должен был поинтересоваться у меня, ХОЧУ ЛИ Я, чтобы вместо СО МНОЙ ехали ещё двое каких-то оболтуса, от которых разит потом!
- Эх ты немец, КОЛБАСА ГОРОХОВАЯ! Как бы он у тебя об этом спросил, если ты не понимаешь ни по-киргизски, ни по-русски!
- Как-нибудь да спросил бы, попросил бы перевести вас!
- А откуда ему было знать, что мы говорим по-английски? - справедливо возразила девочка.
- Ах вы! - буркнул турист, и набросился теперь уже на водителя.
- Give me my money BACK! Верни мне те деньги, что я отдал тебе у подножья горы!
- Что он там болтает? - спокойно спросил водитель у майсов.
- Просит вернуть ему деньги. По крайней мере половину суммы! - ответил Чарли.
- Переведите ему, чтобы шел к чёрту! - рассмеялся киргиз.
Майсы не стали переводить эти слова дословно, но зато сказали от себя:
- Ну ты и крохобор! Для вас, немцев, здешние деньги - это просто бумага! У вас в Берлине салфетки, наверняка, стоят дешевле! Как тебе не стыдно!
Но и после того как ребята распрощались с водителем, немец не отставал от них. Он продолжал преследовать путешественников, требуя свои монеты назад, пока ему самому это не наскучило.
- Ну и скряга в самом деле! - подытожил Кузнечный, являвшийся хранителем майсовского бюджета. -  Да и  нищим он совсем не выглядит. Ведь у них даже пособия по безработице больше, чем зарплаты у наших академиков. Ни сколько не жалею, что не дал ему ни сома, морда он заморская!
- Это точно. - поддержала спутника Чухлинка, которой алчный немец тоже не понравился. 
Вот шагают юные странники горной дорогой. То навстречу идет стадо коров, то отара овец в узком ущелье обтекает их, словно вода в ручье. Одни пастушьи жилища сменяются другими, и вот уже показываются юрты тех горцев, что живут ближе всего к пику. Дальше уже только голые камни и снежные шапки. Но и здесь их зазывают к себе чабаны. И как удивлены были путешественники при виде полок внутри войлочных юрт, заставленных виниловыми пластинками!
Глава семейства, аксакал, объясняет им:
- Раньше, в советское время, сюда каждый месяц приезжала автолавка. Это сейчас, чтобы что-то купить, нужно спускаться в город. А тогда город сам поднимался к нам. И чего они только не привозили! Ну и пластинки тоже ... И Led Zeppelin, и Pink Floyd, и Jethro Tull...
У Чарли и Чухлинки после этих слов глаза на лоб полезли. Здесь, в горах, в дали от мира, люди знают такие названия! Но старейшина продолжал:
- Пластинки эти прямо с Индийских заводов, английские. Тут же совсем рядом, за горами, Индия! Там англичане и клепали  миллионные тиражи своих своих самых популярных групп. Вот оттуда всё это к нам и везли, даже тогда, когда это было запрещено. Вы же, наверное, видели наших пограничников? Вот! Но только теперь вот слушать их не на чем, теперь с ними дети играют. Так что, если хотите их получить — выменивайте у детей, они теперь хозяева всего этого добра!
- На что же мы можем их выменять? - в замешательстве сказали майсы.
- Как на что?! На интересные истории! Они истории просто обожают, особенно о путешествиях и о дальних странах.. Попробуйте!
И после того как ребята разделили обед с хозяевами, они пошли к детям, которые прожили всю свою жизнь, пусть и не долгую, среди гор, сомневаясь, смогут ли они их чем-то удивить.
Опасения их были напрасны. Дети послушно отдавали по одной индийской пластинке за историю, и даже тогда, когда странники стали переживать, не много ли совершенно ненужного в путешествии веса они набрали, дети продолжали требовать истории. Тогда майсы объявили им, что теперь истории будут бесплатными, но ребятишки продолжали упорно класть виниловые диски к ногам странников, будто это какой-то ритуал жертвоприношения, а Чарли и Чухлинка — древние языческие боги. Но вот и пластинки кончились, а дети гор всё еще хотели интересных рассказов. На их лицах можно было прочесть тяжелые размышления - что бы предложить взамен? Проблему, мучившую детвору, разрешил Чарли. Он сказал:
- А давайте - мы вам одну историю, а вы за это даете себя крутить, вертеть, катать на спине и обнимать!
- Давайте! - согласились маленькие вымогатели. И ещё несколько часов Кузнечный бегал одновременно с двумя или тремя маленькими киргизами на шее, и, конечно, просил свою спутницу фиксировать это на камеру.
- Все диктаторы любят фотографироваться с детьми, - пошутила она.
-Вот и не все. Пиночет вообще никогда ни с кем не фотографировался. Он на всех снимках стоит в гордом одиночестве.
- Вот всё то ты знаешь! Если такой умный, чего тогда возишься со мной?
- Потому, что ты мне нравишься, - ответил Кузнечный.
Чухлинка покраснела, опустила взгляд, чтобы не выдать своего смущения, а потом как выпучила на Чарли глаза и произнесла твердо и убеждённо:
 - Знаешь, если ты найдешь себе какую-нибудь другую спутницу для путешествий или, вообще, просто спутницу, я буду везде за вами ходить. Буду держаться на расстоянии, но ты будешь меня видеть! Вы сделаете шаг - и я сделаю! Вот так - то-топ. Так и буду за тобой волочиться. Куда бы вы не пошли.
И уже не было румянца на её лице.
- Понятно! - ответил Чарли, затем немного помялся, а потом, в знак своего «высшего расположения» щёлкнул Чухлинку по её большому похожему на пельмень носу. И в этом, казалось бы, шуточном легком ничегонезначащем высокомерии на самом деле звучало тревожное предзнаменовение тяжелых событий грядущего расставания.
Вдалеке синели вершины Тянь-шаня, укутанные мягкими круглыми облаками. А вокруг, среди залитой светом ярко-зелёной травы, бегали дети, кричали что-то на своём басурманском наречии и требовали уже не историй, а катать их на спине, крутить и трясти, подняв вверх за ноги! 

18. В машине с мертвецом

- Верите ли вы в бога? - спросил майсов русский водитель пикапа, подрабатывающий в этих местах экскурсоводом и подобравший их на обратном пути.
- Конечно, - ответили майсы. - Что бы мы делали в путешествиях без чудес! Нам без них никак было бы не справиться...
- А я вот думаю, что нет ни верующих, ни неверующих. И те и другие лукавят!
- Это почему?
- А вот я думаю, что даже неверующие хотели бы жить в мире, которым управляет сверхразумное любящее существо.. Просто они не хотят себе в этом сознаваться.
- Согласен. А что с верующими не так? - спросил Чарли.
- Ну вот что. Вот, допустим, ты верующий. Тогда, как приедешь на вокзал, оставь чемодан с самыми дорогими тебе вещами, привяжи к нему бирку с твоим телефонным номером и иди спокойно гулять по городу..
- Нет, сказал Кузнечный. Так не пойдёт. В Библии же сказано - не проверять господа. Значит, Бог в таких делах не участвует. Это знает каждый ученик церковно-приходской школы.
- Ну а я, тем не менее, как-то раз именно так и сделал..
- Как?
- Оставил вещи и ушел! Конечно, не из-за веры, а из трезвого расчёта! Ну вот смотрите, - объяснял шофер, видя непонимание на глазах ребят. - Был я в Москве проездом, на Казанском вокзале. Ну я и подумал - не каждый день бываю в столице и вздумал прогуляться, а сдавать чемодан в камеру хранения дорого! И вот я решил,  если оставить поклажу в людном месте, никто на неё позарится, потому что каждый знает, что хозяин где-то здесь, кто-то из десятков людей, что ходят вокруг.
- И что же, никто ваш скраб не взял?
- Никто!
- Ну и ну, мы бы на такое не решились..
- Вот я и говорю, какие из вас верующие! - шутливо заметил шофер.
Ехал он на северный берег, где обитают все туристы, и потому ребята распрощались с ним в самой восточной точке Иссык-Куля, в городе Кара-кол, что в переводе означает Чёрная рука. Дело шло к ночи. Майсы шли по одной из пыльных улиц города, когда внезапно начался ливень. Они совершенно не удивились этому, ведь здесь, в горах Киргизии, климат совершенно иной, нежели на равнине. От стихии спасло их то, что вскоре они набрели на небольшую мечеть, муэдзин которой с радостью согласился приютить странников. Конечно, он не мог не воспользоваться случаем и не попроповедовать мусульманскую веру. И было немного странно и страшно слушать его поучения под шум ливня за окном, ослепительные вспышки молний и устрашающий гром. Казалось, будто это грозные жесты самого Господа, как бы говорившего - «Слушайте и запоминайте!»
Но, как ни эпично выглядело всё происходящее, ничего связанного с религией на этот раз не приснилось майсам.
Дневник Чарли вообще умалчивает о том, видел ли он этой ночью сны. Чухлинке же приснились пластинки, вымененные в этот день у горных жителей. Увидела она, что к каждой из них как бы прилагается невидимый зверь, и что никто его не видит, а она видит. И что сплетен он стеклянными нитями мелодий и ритмов, тех что звучат на записи. Как никто другой он понимает эту музыку. И когда виниловый диск ставят на барабан проигрывателя и игла звукоснимателя начинает извлекать содержимое, преобразовывая его в волны, удивительный зверь этот начинает покачиваться и танцевать в такт исполняемым композициям.

Как часто бывает после ночных ливней и гроз, утро было ясное и солнечное, а воздух прозрачный. Сквозь него как будто лучше было видно все происходящее вокруг, даже Чарли с его плохим зрением и отсутствием очков. Вот видно как мальчик едет с холма на велосипеде и плюхается в неглубокую реку, а потом бегает по воде, радуется и показывает майсам непонятные жесты. Вот киргизское кладбище у дороги, на котором в тени деревьев в обнимку с надгробиями дремлют коровы, которых сморил полуденный зной. Вот на обочине спят в машине русские пасечники, продающие мёд. Они просыпаются при приближении идущих. Ужасно рады они слышать родную речь и дарят странникам банку мёда. Но и киргиз, и узбек, и таджик живущий вдали от любой из среднеазиатских столиц, жалуются на то, что теперь всё сложнее найти человека, с которым можно поговорить по-русски.
Вот у дороги сидят трое киргизов и пьют водку. Майсы ещё издали слышат их громкий разговор.   
- Я бедный, -  говорит самый худой. - Я учитель в школе.
- А родственники твои бедные? - спрашивает его упитанный человек в кепке.
- Нет, я один в семье бедный. Все остальные богатые.. - отвечает учитель.
- Так ты самый счастливый человек на земле! Ты самый богатый! А вот я несчастный! - горячится толстяк. - Я несчастен, потому что все мои родственники бедны, а я один богат! Понимаешь, мне часто снится один и тот же сон - я хочу покормить уличную собаку, беру для неё костей, выхожу их дома и иду на пустырь. Там меня окружают четыреста бродячих псов и впиваются в меня своими голодными глазами. И тут я понимаю, что по-дороге я потерял даже то немногое, что нёс для одного! В этот момент я всегда просыпаюсь в холодном поту..
Тут киргизы замечают майсов и говорят им:
- Привет, вы кто такие, куда идёте?
- Мы не идём, мы едем!  - провокационно заявил Кузнечный.
- Ну и ну, и где же ваш автомобиль? Остался в канаве?
- Нет, наш автомобиль просто ещё не проехал мимо. Мы едем автостопом, попутным транспортом!
- Э-э, - махнули киргизы рукой. - Здесь вас никто никуда не повезет, по крайней мере бесплатно.
- До свидания! - решили майсы не ввязываться в порядком им поднадоевший спор. Они помахали выпивохам рукой, улыбнулись и сделали вид, что ужасно торопятся. Но, не прошли они и двухсот метров, как из-за поворота вырулила телега, нагруженная сеном и запряженная двумя лошадьми. Майсы, не будучи уверенными в том, что эти с виду юные сельские жители  говорят по-русски, знаком показали, что хотели бы составить им компанию. Крестьяне кивнули им, и ребята на глазах у изумленной придорожной компании на ходу запрыгнули в подводу.
Воз этот не был последним необычным транспортным средством, на котором ребята прокатились по Киргизии. Следующая остановившаяся перед ними машина была пикапом, внутри которого не было ни одного кресла, а водитель сидел на старом деревянном венском стуле!
- Как хотите! Если вы готовы сидеть на полу, то залезайте! - сказал водитель. Конечно, майсы готовы, ведь для них чем страннее, тем лучше. Удивительно, но следующий автомобиль был тоже без сидений, правда, на этот раз присутствовало хотя бы водительское кресло. Это был милицейский УАЗ-ик, водитель которого, полковник, объяснил, что пассажирские места он выкорчевал потому, что часто задерживать приходится человек по десять, и потому и на всех места не хватает. Он поступает проще — просто связывает преступников и кладет их на пол плашмя, штабелями..
Но последняя машина, которая подвезла Чарли и Чухлинку почти до самой границы, в последний посёлок, превзошла всё, что они видели до этого. Это была буханка скорой помощи. Сидевший за рулем, видимо, решил подшутить над попутчиками, и когда они спросили о теле, которое, накрытое белой материей, лежало в пассажирском отсеке на каталке, сказал, что это, действительно, как они правильно подумали, мертвец. «Нечего делать, придётся ехать в машине с мертвецом» - подумали про себя ребята, но каково же было их удивление, когда по приезде на место «мертвец», до того лежавший без движения, вдруг ожил, сел на край каталки и, увидев незнакомцев, протянул им руку в знак приветствия. Оказалось, что человек этот был просто врачом, который, уставая на работе и не высыпаясь, таким оригинальным способом отдыхает в пути.   
Пограничники с этой стороны Киргизии, как и в месте, где майсы въезжали в страну, оказались не слишком работящими. На часах было всего шесть часов пополудни, но блокпост был уже на замке до завтрашнего утра, поэтому, отправившись снова в посёлок и побродив там до вечера, ребята, вернувшись, расставили палатку прямо возле шлакбаума, дабы с утра не проворонить свою очередь. 

19. Гора идёт к Магомеду.

Подробности обратного пути через Казахстан вряд ли будут интересны читателю, ведь во многом они будут повторением уже изложенного. Поэтому я остановлюсь только на самых интересных моментах этого отрезка путешествия.
Там, где Чарли читал когда-то про Казахские кладбища, ровно ничего не было сказано об опасностях, которые подстерегают тех, кто решит провести ночь за их оградой. Опасность же эта состоит в том, что хотя на погосте и не встретишь верблюда или лошадь, но зато гораздо более опасные существа  - скорпионы, часто выбирают своим жилищем ветхие постройки, каковыми без сомнения являются гробницы.
Чарли, в очередной раз выбрав местом ночного отдыха город мёртвых, беспечно бродил без фонарика между надгробных сооружений, в поисках наиболее ровного места для палатки. Тогда-то он и наступил ногой на этого опаснейшего из насекомых, которое мирно спало возле могилы.
Чухлинка, быстро сообразив в чём дело и ни секунды не медля, побежала в деревню и скоро вернулась в сопровождении нескольких местных жителей. Когда же они поняли, что дело не в укусе змеи, как сначала подумала девочка, то покачали головой и сказали:
- Только Аллаху ведомо, выживет ли он.
Они сделали две необходимые в таких случаях вещи — отсосали яд из места укуса и связали Кузнечного так, чтобы он не мог пошевелиться, ведь человек, которого ужалил скорпион часто пытается покончить с собой - такую страшную, ни с чем не сравнимую боль он испытывает.
Чарли без умолку кричал. Кричал он и пока его несли в деревню, и когда его положили на циновку в бревенчатом доме. Облегчение наступило только к утру. Он затих, а после того как его развязали и переложили на кровать, заснул глубоким сном и проспал весь день и всю следующую ночь.

Но встречались майсам на пути люди не только добросердечные и отзывчивые. Однажды их действительно попытались ограбить. Было это так. На пустыре, неподалёку от города Балкаш, что на берегу ещё одного одноименного большого среднеазиатского озера, к ним подошел человек и сказал, обращаясь к Чарли:
- Отдавай мне свой рюкзак.
Чарли, не будучи дураком и понимая, что в любой ситуации с любым человеком можно договориться, задал вопрос, который многим показался бы глупым:
- Зачем он тебе?
- Я продам его и куплю карбюратор, — ответил грабитель, но, при этом, предупредительно добавил:
- Чтобы тебе было легко нести свои вещи, я дам тебе пакеты.
Тут Чарли смекнул, что, видимо, его и Чухлинку приняли за нищих, у которых с собой нет ничего ценнее чем тряпьё. А еще он понял, что если сейчас лишится своего удобного рюкзака, то добраться до дома ему будет куда сложнее. Поэтому он спросил у жителя пустыни:
- А сколько стоит карбюратор?
- На ваши деньги - пятьсот рублей, - буркнул он.
А теперь представьте себе счастливого разбойника, который лезет обниматься к своей жертве и говорит - «Спасибо, брат! Ты меня очень выручил! Век тебя не забуду!». И сколь неправдоподобной вам ни показалась бы эта картина, но, тем не менее, всё было именно так. Бандит этот был счастлив, потому что Кузнечный очень облегчил ему жизнь. Ведь за мгновение до того его занимали мрачные думы. Нет, он не сомневался ни в том, что получит свое, ни в том, что никто не накажет его за содеянное, ведь к кому может обратиться человек, бредущий вдоль дороги по пустыне? Кто за него заступится? Нет, угнетала его единственная мысль - кому он продаст это барахло? Найдёт ли на него покупателя? И тут Чарли предлагает ему живые деньги, которые можно просто положить в карман и отправиться с ними прямиком в магазин автозапчастей.
Окрестив между собой этого человека заботливым и вежливым бандитом и ничуть не жалея о потерянной сумме, ведь всегда хорошо помочь человеку, который действительно сильно в этом нуждается, майсы направились в сторону города. Там их ждало новое свидание с правоохранительными органами, причём очень необычное. Дело в том, что спать ребята улеглись на балконе заброшенной хрущёвки, чтобы было по-больше свежего воздуха. Рано же утром один местный полицейский погнался за бандитом, а тот решил скрыться именно в этом самом доме, в котором мирно ночевали майсы. Разбойника полицейский не нашел. Видимо, он выбежал через другую дверь. Но зато нашел два тела, закутанных в спальные мешки. Решив что, возможно, преступник так хитро замаскировался, и что, по всей видимости, у лиходея был сообщник, он по рации позвал подмогу, а затем уже двое служителей порядка на счет «три» резким движением вытряхнули видевших свой пятнадцатый сон и ни о чём таком не подозревавших Чарли и Чухлинку из их туристических коконов, да так ловко, что они оказались ещё не до конца проснувшимися, но уже стоящими вертикально. На счастье ребят, полицейские эти оказались добродушными малыми и, после тщательного изучения содержимого их вещмешков, с миром отпустили их, не став, как принято у их коллег, подбрасывать им в карманы наркотики.
Но это свидание с защитниками правопорядка оказалось не последним. Впереди их ждала столица страны, Астана, бывший Целиноград, где за порядком следят гораздо тщательнее и строже, и потому даже мирно идущие по улице, но не похожие ни на туристов, ни на местных жителей люди не могут не оказаться под прицелом зоркого ока правосудия. Но отдельно стоит сказать о том, каким образом майсы попали в столицу. Приехали они в Астану на грузовике, управляли которым попеременно азербайджанец и русский, имя которого ребятам запомнилось, потому что напарник звал его не иначе, как Ленин. На стоянке шоферы предложили Чарли и Чухлинке заночевать в открытом кузове из фуры, благо что заполнена она была лишь на половину, но зато очень тяжелым грузом - канализационными люками изготовленными в Бишкеке. Когда они уже расстелили мешки, Ленин с напарником вспомнили, что им зачем-то срочно нужно съездить в центр и, чтобы не терять время, они завели мотор и крикнули путешественникам - «Сидите там, только головы особо не высовывайте!»
Так майсы прокатились с ветерком, словно сидя в кабриолете, только очень высоком, и увидели огни столицы Казахстана, которая по количеству иллюминации вряд ли сильно уступает вечернему Лас-Вегасу. Правда, когда дальнобойщики заметили в зеркала заднего вида торчащие головы своих пассажиров, они окликнули их, ведь за такое нарушение, заметь его постовой, можно лишиться прав. Тогда Чарли и Чухлинка просто легли на спину на коврики и стали смотреть на проплывающие в небе звезды, под аккомпанемент автомобильных клаксонов.  Им казалось, что они улетели далеко-далеко и что это не машины на дороге, а звезды сигналят друг другу, опасаясь попасть в космическую аварию.
- Вижу созвездие тортика! - сказала Чухлинка.
- А я, кажется, вижу звездную лошадь и пролившийся кумыс! - подхватил тему Кузнечный.
- Чарли, знаешь, ты же мне так и не рассказал, что ты тогда чувствовал? Неприятно было, когда тебя укусил скорпион?
- Скажешь тоже, неприятно! Кому это может быть приятно?
- Ежу! - сказала Чухля и хихикнула.
- Глупая! Ежу не приятно, а понятно! Так говорят!
- Да?! А что же ему понятно? - подыграла своему товарищу девочка.
- Что ты глупышка!
Чухля сделала вид что обиделась, повернулась на бок, уткнулась носом в складки спального мешка и заснула, а вcкоре её примеру последовал и Чарли. Когда грузовик прибыл на стоянку, водители не стали будить путников, а только накрыли их сверху пледами.
Этой ночью Чухлинке приснилось, что она оказалась в Америке. Она видит магазин под названием «Godspell» и заходит в него, думая, что это музыкальная лавка. Но оказывается, что продается там абсолютно всё, что можно себе только представить, не смотря на его маленький размер. В числе прочего были на прилавках и лекарства. Одно из них называлось «Любовь и верность».
- Сколько это стоит? - поинтересовалась девочка.
- Миллиард долларов! - совершенно серьезно ответил продавец.
- Понятно. Дайте мне пожалуйста миллиард таких флакончиков, я хочу вывести новую расу!
И продавец, как ни в чём не бывало, идёт в подсобное помещение, будто в нём и впрямь может помещаться такое количество баночек чудотворного зелья.
- Стойте, я пошутила. У меня нет столько денег, - окликнула Чухлинка лавочника. И они начинают вместе от души смеяться совместно разыгранному спектаклю, ведь и на складе такого количества флакончиков конечно же быть не могло.

А на утро майсов ждало следующее. На одной из центральных улиц города их остановил толстый полицейский и попросил пройти с ними в отделение. Там он стал убеждать их, что они нарушили закон о пребывании в Казахстане и что им грозит депортация и запрет на въезд в страну в течении трех лет. И что-то было в этом человеке такое, что подсказывало ребятам, что так же легко как в Учкургане они на этот раз не отделаются. К тому же они знали, что не все депортации одинаково приятны. Что обычно высылают на самолёте, прямо в Москву, да ещё и взыскивают за эту «услугу» кругленькую сумму.
- Но, - продолжил полицейский, - для начала мы должны вас тщательно обыскать! Впрочем, эту процедуру можно упростить...
- Как?
- Просто отдайте мне все ваши деньги! - сказал полисмен.
- Хм.. - картинно помялся Чарли для галочки, а затем как бы нехотя засунул руку в карман и, повесив голову, словно отдаёт некое сокровище, протянул оборотню в погонах ладонь, в которой лежало несколько монет.
- Так.. - брезгливо посмотрев на гроши, но всё-таки забрав их, сказал околоточный. - Придётся вас всё-таки обыскать...
Он отдал команду своим помощникам и те, будто верные псы, уже через мгновение рылись в вещах путников. Служаки обшарили буквально всё до последней ниточки, но ничего ценного так и не обнаружили кроме, разве что часов без ремешка и пластинок с «белибердой», как они выразились. Тогда блюститель законности ещё раз посмотрел на монеты, которые он выудил из Кузнечного, потом с досадой бросил их на стол и раздраженно брякнул:
- На это даже ишака не накормишь!
А потом добавил уже привычно повелительно:
- Убирайтесь!
И, забрав свои медяки, путешественники без лишних пререканий ушли прочь.
-Ха-ха-ха, - смеялся Кузнечный, когда странники покинули стены полицейского участка. - Они не нашли потайной карман в моём спальном мешке, хотя и видели его! Просто они не знают английского. На нём так и написано, крупными буквами - STASH POCKET, потайной карман!
- Ха-ха-ха, - развеселилась и Чухлинка.   
Но в следующей истории майсам было уже не до смеха, ведь они чуть не сожгли гору, на вершине которой спали!
А началось всё с того, что по дороге из Астаны человек вызвавшийся их подвезти в какой-то момент сказал ненавязчиво:
- Я скоро буду уходить направо, на Бурабай, и если честно, вам я тоже советую проехаться со мной.
- А что такое этот Бурабай?
- О-о, это, наверное, самое красивое место в Казахстане. Это горное озеро!
- Нет-нет, - к немалому удивлению шофера сказали ребята. - Мы за это путешествие видели уже достаточно горных озер... Мы лучше останемся на трассе..
Возможно, эти слова показались доброхоту обидными, ведь майсы не стали пояснять, что уже были на Иссык-Куле и он им не слишком понравился, и что, вообще, они считают, что ни одно, даже самое живописное горное озеро, не может сравниться по красоте даже с самым маленьким и захудалым океаном, и что, в общем, они просто юные максималисты и мощь стихии пока производит на них большее впечатление, чем тихие заводи.. Быть может водитель и расстроился, услышав отказ, но сказал всего лишь:
- Как знаете, дело ваше. А вообще, вы побывали везде где хотели в Казахстане?
И майсы показали водителю карту, снабженную картинками, которую подарили им по дороге. На одной из иллюстраций была изображена живописнейшая гора, поднимающаяся из голубого-голубого озера.
- Вот здесь хотелось бы ещё очутиться... Но это Восточно-казахстанская область, а мы уже немножко подустали, чтобы делать такой большой крюк...
- Ну-ка, дайте-ка сюда... Хм... Да ведь это же и есть Бурабай! - уверенно заявил водитель.
- Хм, а вы не ошибаетесь?
- Исключено! Я живу рядом с ним всю жизнь. Просто в вашем атласе ошибка. То что изображено на фотографии находится не в Восточно-казахстанской области, а здесь, всего лишь в двадцати километрах отсюда. Ну что, поехали?
- О чём разговор, шеф, конечно! Вы нас просто осчастливили! Вот было бы глупо проскочить сейчас место своей мечты!
- Да... Вы меня тоже порадовали. У нас, у мусульман, есть такая поговорка: «Если гора не идёт к Магомеду, то Магомет идёт к горе». Но в вашем случае получилось всё ровно наоборот. Вы не поехали к горе, но она пришла к вам!
- Ха-ха-ха, - рассмеялись ребята. Много чего происходило с ними в путешествиях, но ещё ни разу не ходили к ним горы!

А место, куда они ехали, было поистине одним из чудес света. Посреди абсолютно плоской выжженной степи здесь возвышался горный кряж, и потому виден он был издалека. Подножья же его были настоящим раем. Это были чистейшие прохладные озёра изумрудно-голубого цвета, из которых вырастали красивейшие, причудливых форм скалы. Всё-таки милостивая судьба в этом путешествии дала им возможность не только увидеть удивительное прошлое, познать добрую душу современных азиатов, но и побывать в месте идилическом, совершенном, которое невозможно себе вообразить, но которое может нарисовать наша фантазия лишь во сне. 
Ночевать майсы решили на самой-самой вершине поросшей соснами горы, откуда во все стороны света взору открывалась необозримая степь. Этим уникален Бурабай, ведь на Кавказе, на Алтае, в Альпах ли, или в Пиренеях, с гор видны только другие горы. Здесь же на сотни километров вокруг только степь, и потому,  забравшийся на вершину здесь, подобно мореплавателям, видит изогнутую линию горизонта.
Вот на небольшой площадке скального гребня, на которой кроме них помещались ещё две сосны, посреди бесконечной до горизонта ночи, посреди неба, ведь на горном пике чувствуешь себя как бы на острие, вонзенном в самое сердце небосвода, горит огонёк майсовского костра. Нет, не для тепла они его разожгли, а для уюта. Здесь, в добрых тёплых ночных небесах их дом. Начувствовавшись и нарадовавшись моментом, странники тушат пламя, топчут его как следует, заливают водой, обрывают вокруг сухую траву, подбирают вокруг сухие палочки и спокойно ложатся спать, зная что приняли все меры предосторожности. И снится им, что вокруг всё горит. Проснувшись же в первых рассветных лучах они увидели, что вокруг и вправду полыхает нешуточный пожар, причём горит земля! Этим сухим летом даже почва, в глубинах которой покоится миллион сухих веточек и иголок, была способна воспламеняться!
Никак не удавалось майсам потушить дымящуюся землю, и когда они совершенно выбились из сил, Чарли решил звать на помощь, причём не кого-нибудь, а профессионалов, ведь в телефоне, который был ему подарен, были записаны телефоны всех экстренных служб. Он позвонил пожарникам, назвал, как и положено в таких случаях, своё имя и домашний адрес и в подробностях описал случившееся, после чего путешественники почли за лучшее удалиться с места нечаянного преступления.
Весело брели они ранним утром по казахской степи и никого не хотели останавливать. Но первый же проезжавший автобус, поравнявшись с ними, притормозил и гостеприимно распахнул двери. Он был полон людьми и, вероятно, ехал по маршруту, и потому Чарли поспешил объясниться:
- Мы едем автостопом. Без денег.
- Да я так и понял, залезайте, - добродушно ответил водитель.
И огромные стаи черных птиц за окном то покрывали золотистые поля вокруг, то как по команде взлетали. А в небе, из одного его конца в другой, раскинулась радуга без дождя.


Уже по приезде в Москву Чарли снова включил казахский телефон. Кроме сообщений от своих новых среднеазиатских друзей, которые справлялись о том, как ребята доехали до дома, он получил ещё и известие от тамошних полицейских. Они просили обоих майсов вернуться в Казахстан для суда над ними, ведь чтобы потушить гору, нужно было поднять в небо целый вертолёт, и туземная казна от этого сильно поиздержалась. Кузнечный на это предложение ответил так:
- Мы бы с радостью, но сейчас у нас что-то нет времени и денег..
- Ну ладно, значит точно не можете?  - с робкой надеждой спросил правоохранитель.
- Точно, - уверенно заявил Чарли.
- Ну, до свидания! Если будете в наших краях - звоните!
- Обязательно! - заверил юноша.

Этим летом майсы в Азию, конечно, больше не поехали, но один знакомый, рассматривая их фотографии, попросил в точности указать место, где был сделан один из снимков, и в скором времени туда была направлена целая экспедиция. А дело было в том, что на отпечатке этом была изображена собака - представительница давно потерянной, а по мнению некоторых ученых, и вовсе давно исчезнувшей породы. Вот так Чарли и Чухлинка своими путешествиями ещё и послужили науке!

20. Сон о странствиях и другие пророчества.

Всё описанное в этой книге таинственным образом уместилось в одно лето. Не удивляйтесь этому, ведь порой за одно мгновение во сне мы проживаем целую жизнь. Звук будильника может стать последней нотой в симфонии, приснившейся композитору, которая раскрылась в его сознании от конца к началу, но прозвучала от начала к концу. Стало быть, длинное полотно времени, возникновение и крушение сменяющих друг друга цивилизаций и даже человеческих видов может в сложенном виде уместиться в одном напёрстке. Но я бы рассказал вам и больше, но то, что Чухлинка и Чарли Кузнечный записывали в своих тетрадках, часто становилось топливом для их костров, а таблички с названиями городов, которые они демонстрировали проезжающему транспорту, часто забывались ими на крышах машин и разлетались при первых же оборотах колёс. Стало быть, не только подробности, но и сами маршруты, которые не вошли в книгу, в точности восстановить никак не удастся.
Те же записи, что легли в основу данного повествования, я нашел на чердаке дома в Петербурге, по адресу набережная реки Фонтанки, дом 168. Это последний жилой дом в городе. За ним начинаются судостроительные верфи, а ещё дальше, если подняться на крышу, можно увидеть море. Записи эти начинаются словами: «Если ты готов потерять одно лето - значит ты готов потерять целую жизнь».
Я сам иногда жил на чердаке этого дома, и однажды направляясь к своему пристанищу, встретил этих ребят, выходящих из подъезда. У них были уже длинные волосы, и тогда я вовсе не был уверен, что это те самые Чарли Кузнечный и Чухлинка, которых я не раз видел в городе Новое Море. А на чердаке, спрятанные за трубой, я нашел их дневники.
Но вот что я узнал от них самих, когда встретил их уже во второй раз, во дворе киноклуба на Литейном проспекте. На этот раз я уже не сомневался, что это именно они, и поэтому первым начал разговор.
Тогда, когда майсы вернулись из Азии в Москву, Чухлинке приснился сон, что она вместе с Чарли странствует по прекрасным сумеречным садам и городам, но оба они попадают в логово к людоедам, и те делают из них колбасу. Их подвешивают на металлических крюках, они покачиваются на них и уже не могут ни прикоснуться друг к другу, ни заговорить. Чарли же в эту самую ночь приснился такой сон - виделось ему, что КТО-ТО звонит ему по городскому телефону. Он снимает трубку и ему как никогда страшно. Ужас охватывает юношу при мысли о том что ОН скажет. И ОН говорит. Противным голосом ОН читает строки из какого-то стихотворения. Кажется, что это вопрос без вопросительного знака. Кузнечный сквозь сон вслух говорит что-то похожее на клятву, на заклинание. Он хочет, чтобы после этих слов ЕГО слов уже не было, чтобы ОН ни в коем случае ничего не говорил больше.. А потом он увидел себя сидящим на лестнице многоэтажного дома. Было темно, холодно. Врываясь через разбитые стекла, завывал ледяной ветер. А где-то, несколькими этажами выше, приводимые в движение потоками воздуха, лязгали металлические двери, и Чарли знал, КУДА ведут эти двери.
Но юноша не внял своим снам. Не тронул его и рассказ Чухлинки о её сновидении, ведь он ещё до этого решил, что она ему надоела. И он отправил её одну в город Новое Море. На следующую ночь ей приснилось, как её и Чарли разделяет идущая им навстречу толпа калек. В какой-то момент Чухля встретилась взглядами с одной увечной, с бельмом на глазу. Неизвестно, сколько она смотрела на неё, но когда оправилась от гипнотического оцепенения, вереница страждущих уже скрылась из виду, но вот Чарли нигде не было. Только нищенка продолжала смотреть на неё своими невидящими, покрытыми пеленой глазами. Тогда девочка идет к реке и находит Кузнечного на берегу.
Черед два месяца она написала ему письмо, в котором был только рисунок, на котором она изобразила свое грустное лицо с выпученными, как у обидевшегося ребенка, губами. Подпись же под картинкой гласила - «Совсем соскучилась». Но и это не растрогало Чарли и он порвал рисунок и бросил его в корзину для бумаг.
Этой ночью ему приснилось, как Чухлинка приезжает в Москву и будит его объятиями, а он притворяется что спит. Но, на самом деле, он не спит, а думает об одной церкви. Обдумав же всё, он «просыпается» и говорит Чухле: «Давай обвенчаемся? Помнишь тот потрясающе красивый город в Польше и ту великолепную церковь? Я тут выяснил, что церковь эта называется «Тихая» и что она предназначена специально для венчаний и для конца времен..» И Чухлинка обнимает его и говорит: «Это ведь вытравит из души всю эту больницу, да?»
А наутро он нашел порванный им рисунок совершенно целым и невредимым на прежнем месте.
Как потом рассказала ему девочка, этой ночью она тоже видела сон, в котором они гуляют вместе по Линдуловской роще и находят шишки. Они и берут их с собой, а потом бросают в землю, во дворе их дома, в городе Новое море. Шишки эти за одну ночь прорастают и превращаются в огромные сосны, которые колышутся на ветру, и ребята смотрят на их верхушки, запрокинув головы так, что им сводит шеи, и думают - что же с ними делать?

В этот день Чарли набрал номер Чухлинки.
- Алло, привет, это я!
- Привет!
- Как поживаешь?
- Прямо сказать - не важно..
- Что-то произошло?
- В том то и дело, что вообще ничего не произошло..
- Вот и у меня без тебя ничего не получается..
- Ага..
- Знаешь, я тут прочёл одно стихотворение. Можно я тебе его прочитаю? Оно, конечно, длинноватое, но, мне кажется, совсем про нас..
- Ну что ж, читай, раз уж заинтриговал..
И Чарли прочитал:

От первого крика
До первой страницы,
От белой страницы
До темной гробницы
Тугая натянута нить,

Ведь жизнь — это клякса
На белой бумаге
И режутся руки,
Наполнив овраги
Безумным желанием жить,

Висит коромысло
У правды на шее,
Слепая богиня,
Ты будешь моею,
Когда я хлебну через край,

Ведь жизнь — это слово,
Живет, чтобы слышать
Тому, кому снова
Приказано выжить,
Отвергнув спасительный рай.

На грудь принимаю
Твою эпопею,
Горячий булыжник
Рогатому змею
На лапу подарком судьбы

Чтоб сердце приняло
И землю качало,
И ты растворил
Все концы и начала
Живою водою слезы.

Лежать под забором
Отшельника — друга,
Накрыв полным ростом
Диаметр круга
И в вечность его превратить,

Ведь смерть — это точка
На черной странице,
Святая звезда
В наши падшие лица
Упав, заставляет светить.

- Хорошее, - ответила Чухлинка.
- А ты знаешь, я тут подумал, быть может, мы могли бы ещё куда-нибудь съездить вместе?





                Сортавала - Полынск — Москва. 2020 - 2021