Хитрый идальго

Будни-мельницы в июле,
дружно выстроившись в ряд,
крылья к солнцу повернули,
чтоб впитать его заряд.

Перемалывая с хрустом
бодрость тяжестью крыла,
великаны лютым «дустом»
обжигают твердь, тела.

Перемелют и дерзанья,
зерна стоящих идей –
им на смену колыханья
вялой мысли, сон-елей.

Но явился всадник темный
да с копьем наперевес,
безрассудный, неуемный
он на «мельницу» полез.

Яркой молнией сверкнуло
змеевидное копье,
над домами громыхнуло,
распугало воронье.

И хоть молния тростинкой
разломилась – вот напасть,
бравый рыцарь – нос с горбинкой
снова лезет пеклу в пасть.

Кто ж герой сей, что так тщится
сокрушить жары оплот?
С днями-мельницами биться
кто так жаждет? Дон Кихот!

Он грозою обернулся,
уповая на блицкриг...
И бесславно промахнулся,
угодив копьем в цветник.

Но старик сродни атлету,
не сломить его бедой,
призывает вновь к ответу
великанов: грянет бой!

В тот же миг набухла туча
грозной магией огня,
и дождем – черна, кипуча
окатила крылья дня.

Из ее кромешной ваты
появилась гром-рука,
заискрились силой латы,
обнажилась сталь клинка,

что не даст врагу ни шанса
на спасение – пожил…
Тут и вздрогнул бедный Панса,
пробудился, но без сил.

Разомкнулось тяжко око,
в горле комом пьяный крик,
огляделся: бьют жестоко –
ерепенится старик.

Как в том сне зовут Кихотом
доходягу, в баре слыл
он не рыцарем, а готом –
порожденьем темных сил.

Но теперь ему не сладко,
ведь хозяин наседал:
«Вентилятор! Это ж гадко,
ты зачем его сломал»..?

Тут по новой провалился
Панса в странный сон-бульон,
в нем он с мельницами бился,
их, казалось, миллион.

Гневный глас из внешней бездны
долетал через туман:
«Криворукий, бесполезный,
вечно пьяный хулиган»!

Вновь попытка пробужденья...
За окном темным-темно,
продолжается сраженье,
как в эпическом кино...

Вдруг возник из ниоткуда
беспокойный голосок:
«Отступись же, рыцарь, чуда
не случится, рок жесток».

С днями-мельницами биться
невозможно – их несчесть,
лучше весело напиться,
а не в пекло рьяно лезть»!

Наконец он пробудился,
в голове зиял пробел,
Дед-Кихот опять храбрился,
бар, как мельница гудел.

За окошком же творилась
колдовская чехарда,
ярко молния змеилась,
с неба падала вода.

Безустанно грохотало,
вдруг ударило в цветник
электрическое жало
иль копье – безумный миг!

Панса ожил: первым делом
старцу надобно помочь,
и стремглав, в порыве смелом
он увел «идальго» прочь.

Только вышли на дорогу,
как Кихота след простыл,
ощутив в душе тревогу,
Панса малость загрустил.

Может он в плену фантома,
всё – нелепость иль мираж?
Но в ответ – раскаты грома,
снова туча входит в раж.

Вдруг из тучи той соткался,
побледнев, знакомый лик,
Панса знал, но не боялся:
то Кихот – чудной старик!

А старик взглянул фатально
и сразило наповал –
рыцарь в образе печальном
в Пансе вмиг себя узнал!