Дневные звёзды в Дамаске

     В Константинополе у турка
     Валялся, порван и загажен,
     "План города Санкт-Петербурга"
     (В квадратном дюйме - 300 сажен).
     И вздрогнули воспоминанья!..
     И замер шаг... И взор мой влажен...
     В моей тоске, как и на плане -
     В квадратном дюйме - 300 сажен!

Такое трогательное стихотворение "План города Санкт-Петербурга" написал замечательный русский поэт Николай Агнивцев. Пронзительные строки, берущие за душу, не правда ли? Стихотворение было написано  в далёком 1923 году, а спустя почти сто лет, в 2012 году, со мной случилось почти то же самое. Удивительная находка из Питера ждала меня на одной из улиц старого Дамаска...

...В стране начиналась гражданская война. В связи с началом боевых действий мы ждали эвакуации на родину, для чего по приглашению консула казахстанского посольства наша семья покинула свой дом в селении под Хомсом и приехала в Дамаск, сняв небольшую квартирку на его окраине. Ожидание эвакуации в сирийской столице затянулось на долгих четыре месяца. Мы жили в шиитско-суннитском районе. Это потом там стало очень неспокойно и оттуда уехали все сунниты, а тогда было ещё тихо. Пока тянулось ожидание, я смотрела русские фильмы, которые показывали  ночами по ТВ  на русском языке с арабскими субтитрами, и читала в ноутбуке русские книги через интернет. Но всё время сидеть в квартире было скучно и иногда мы выходили в город. Хотя летом 2012 года в центре Дамаска временами уже гремели взрывы, в городе ещё работали базары и лавки.

Однажды, гуляя где-то в дебрях бездонных улочек старого Дамаска, мы увидели, как прямо на улице человек торговал старыми книгами. Не знаю, почему мы подошли к нему - наверное, только из простого любопытства: поглазеть на книги, изданные на разных языках. Может, и была тайная надежда найти что-то на русском, уже не помню. Я пытливо скользила глазами по названиям книг. Каково же было моё удивление, когда я увидела на земле огромную, толстую и изрядно потрёпанную медицинскую энциклопедию, а затем и небольшую квадратную книжечку Ольги Берггольц "Дневные звёзды", и всё это - на русском языке! Звёздная книжица была в хорошем состоянии, почти новая. Мы выкупили книги у старьевщика, который, поняв, что я русская, заломил за них неслыханную цену, но в результате торга всё же немного уступил. Представляете мою радость тогда: что значит литература на русском языке, когда ты вдали от родины. У меня было немало книг, привезённых с собой из дома, но все они остались в доме под Хомсом: не везти же их с собою в Казахстан. Как эти книги оказались у торговца, можно только догадываться.

...В ожидании эвакуации я сидела в квартире и читала откровения Ольги Берггольц. И потом ещё долго их перечитывала. Повесть "Дневные звёзды", опубликованная в 1985 году, содержала её записки о детстве и о блокадном Ленинграде. Читать на родном языке было сладко, тем более, что начиналось всё очень славно про поездку в город детства: в эту небольшую поездку вкрадывались эпизоды детства, его запахи и краски, и мне тоже было от этого хорошо. Хотя другая читательница этой книги выразила свои впечатления так: "Моё детство не так далеко от меня - сейчас, но мне уже свойственны противные старческие оглядки на себя - моложе, себя - безупречнее, где трава зеленее, небо выше, люди чище, а запахи ярче...".  Она права: этого надо бы избегать. А тогда моя книжная находка показалась мне золотой, хотя теперь, задним числом и умом, и я уже понимаю, что Ольга Фёдоровна не была предельно откровенна, а будто бы играла в классика. Играла в детство. Играла в юность. Её мемуаристика чем-то напомнила мне "Воспоминания" Анастасии Цветаевой. Там тоже милым советским слогом о двух девочках-сёстрах и тоже многое было приглажено, в то время как другая сестра, Марина, была честна перед собой и читателем и писала всё как есть, за что мы её и любим, и верим ей. Впрочем, некая приукрашенность книжки Берггольц понятна: госзаказ. Очевидно, издательство активно вмешивалось. Это особенно касается восторженных книжных страниц про советское: про лампочку Ильича, про единство народа, про Ленина и т.п.
Но было там и тепло, и какие-то эмоции, и писала  Берггольц всё же неплохо: на хорошем русском  языке, просто и душевно.

Отношение к писательнице у меня неоднозначное. Её муж, Борис Корнилов, автор очень популярной некогда песни "Нас утро встречает прохладой... кудрявая, что ж ты не рада весёлому пенью гудка?" был арестован и расстрелян, а она, хотя и тоже была арестована вместе с ним, оказалась на свободе, ещё и "в шоколаде". Были изданы её книги, и Сталинская премия ей руки не жгла... Закрадывались нехорошие мысли и подозрения в предательстве. Но потом я узнала, что беременную Ольгу Берггольц в подвале НКВД забили так, что она там же родила мёртвого ребенка... Можно ли упрекать эту бедную женщину в чём-то, даже если и предположить, что она всё-таки подписала бумаги, подводящие мужа под расстрел...

Конечно же, она была талантлива и не зря её творчество широко известно не только в Советском Союзе, но и за рубежом. Она даже стала лауреатом Государственной премии. На аннотации найденной мною в Дамаске книги «Дневные звёзды» было написано, что это философски обобщённый дневник автора, сочетающий в себе её воспоминания о трагическом времени Ленинградской блокады и многообразные лирические ассоциации, позволяющие понять и почувствовать «биографию века», судьбу целого поколения людей. Ну да и ладно. Главная ценность книги для меня в другом: я читала и читала себе, и на душе у меня становилось легче. В ней царили спокойствие  и уверенность, несмотря на грозное дыхание приближающейся в о й н ы...