Накануне...

Сегодня под вечер вишневый
Предчувствием близким томим
Он шел отрицающий кровный
Свой разум собой же самим

Верзилина дом и окна открыты
Знакомые лица, чарующий взгляд
И он очарован, невзгоды забыты
И пылкость поэта ведет наугад

Себе признавался порою он честно
Что с ним предрешенье живет
Что день ото дня им становится тесно
И это его безнадежно гнетет
Немая толпа честолюбцев в мундирах
Давно поджидает свой час
В златом облаченьи и лживых кумирах
Её оправданье потомки для Вас

Играл Трубецкой, играл вдохновенно
Чу! Шепот! Мартынов она
Ах, как это вечно и как незабвенно!
В душе у поэта любовь, красота
 Мятежность ума и встревоженность чувства
Мартынов и рядом она
Ну, как же порой непослушна
В руках у фортуны земная судьба

Мгновенью предавшись с открытым забралом
Он в голос сказал: для двоих:
«Мартынов! Он горец с длинным кинжалом
И музыки вольный порыв вдруг утих

И средь тишины, что за музыкой встала
Слова прозвучали, как эхо вразлад
И первой Верзилина все осознала
Игриво воскликнув: «О боже, как это совсем
невпопад!»
И вечер затеплился светом мерцая
Ожил в многоликих свечах
И вновь Трубецкой фантастично играя
Унес всех куда то на синих крылах

Потом были фанты и шли разговоры
Забылися все, лишь Мартынов один
Порою бросал помутненные взоры
На лица в смятеньи душевных причин

А нынче дуэли назначены сроки
К железной горе секундант прискакал
А Лермонтов ищет забытые строки
В тот вечер, которые он сочинял

Как мелочны чувства, ничтожны личины
Когда в них таится лишь голая спесь
И мечатся в страхе они ожидая кончины
И жизнь обращают в тщеславие, месть

Петляет дорога, причудливы горы
Вдали показался вершиной Машук
Не помнит поэт о дуэли и пагубах ссоры
В нем стонет Россия, страдая от мук.