Перчатка фаворитки. Сборка

Перчатка фаворитки

1

Легендой рождён был Михайловский замок,
Загадочный самый столицы дворец,
Значеньем своим он истории в рамках
Богатством и тайной похож на ларец.

Привиделся вдруг на посту часовому,
Начальник небесный, святой Михаил,
Приказом своим, как подобному грому,
Поставить здесь церковь он всем пригрозил,

Узнавши об этом как будто бы, Павел:
«Исполнен архангела будет приказ», --
Так он, император, начало возглавил,
И будет продолжен об этом рассказ.

Душевно несчастной слагалась вся юность,
Он рос нелюбимым мамашей сынком,
И страх, подозренье на мамину мудрость
Вонзились в сознание  острым клинком.

Убийство отца при молчании мамы,
Легло тяжким грузом на сына любовь,
Любовь сына к маме, кто ради обмана
Сумел в загово;ре пролить его кровь.

Со смертью мамаши он стал самодержцем,
Но в гнёт обречённости гнал его страх,
Он к жизни стремился на свете всем сердцем,
Но всюду мерещился всюду в ней крах.

Укрыться за стенами нового замка
От страшных предчувствий в защиту судьбы,
Чтоб жизнь не давила всей тяготы лямка
И стала одним из условий борьбы.

Борьбы за свой быт и всей жизни свободу,
Ему был противен и Зимний дворец,
И всё, что служило мамаше в угоду,
Убрать, отменить, запретить, наконец.

Поэтому Павел следил за постройкой,
За каждый уложенный камень был спрос,
Для царской казны стройка стала столь «горькой»,
В бюджете страны с ней возник перекос.

Но стройка росла, уж возведены стены (1798),
И Павел приехал её осмотреть,
Но этот момент «стал свидетелем сцены»,
Каким стал, как фактом истории, впредь.

Приехал наш царь вместе с некой брюнеткой,
Выпры;гнувшей ловко на лютый мороз,
Уже он давно и отныне нередко,
С собой эту «ношу» открыто так вёз.

Громада дворца уж готова к покраске,
И сам архитектор, Винченцо Бренна;,
С поклоном и в рабско-приветливой маске
Спросил о покраске, какая нужна:

-- Позвольте узнать высочайшее мнение,
Какого же цвета – окраска всех стен?
-- С окраскою стен? – В небо глядя, решение
Пытался найти, как им загнанный в плен.
 
Задрав голову; вверх, он кнопкою-носом,
Уже покрасневшим, закрывши глаза,
Попал в затруднение с этим вопросом…
У дамы в перчатку тянулась рука…

Стараясь поглубже втянуть ту перчатку,
Она уронила другую к ногам,
Но он, подхватил, и, подняв её кверху:
-- Ах, вот этот цвет, он так нравится нам!

Лицо озарилось весёлой улыбкой:
-- Как эта перчатка, нам нравится цвет!
Лицо архитектора сморщилось пыткой,
В глазах потемнел его будто бы свет.

-- Я Вам оставляю перчатку, к примеру,
Чтоб был без ошибки подобран сей цвет,
Примите со знанием дела все меры,
И во-время выполнить наш весь совет.

Стоял в замешательстве этот строитель:
-- Немыслимо! Этот малиновый цвет!?
Как быстро решил всю проблему, мыслитель,
Сей цвет против охры «погло;тит» весь свет!

Вопрос был решён, и перчатка – в кармане,
Осталось исполнить монарший приказ,
Но весь Петербург удивлён был столь крайне,
Саксонский посланник отвесил сарказм:

«Дворцу было имя Архангела да;но,
А краски – любовницей выбран был цвет»;
Последняя страсть – та Лопухина Анна
И с нею затмился для Павла весь свет.

2

Москва взбудоражена важною вестью (1796),
Грядёт восхожденье царя на престол,
Его коронацья – мамаше, как местью,
Считается ей, как забитый им гол.

История чтит Катерину Великой,
Но Павел ей мстит за убийство отца,
И он, неприязнью рождённый к ней дикой,
Всё ждал наступленья правленья конца.

Но Павел – законный наследник престола,
Готовится к праздникам этим Москва,
Теперь – император, первейша(я) особа,
Несётся о том по стране вся молва.

В семействе Лопухина – дом коромыслом,
Три дочери в доме, их всех – показать,
Представить ему, да с глубоким бы смыслом,
Знакомство поближе бы с ним завязать.

И мачеха их, вся пребойкого нрава…
Да кто же не знает, что женский наш пол
Стремится по жизни к достойной оправе,
Ведь в городе гость – претендент на престол.

Мгновенная весть пронеслась по Престольной,
Со свитою царь уже прибыл в Москву,
Он в замке Петровском и всем он довольный,
Им шаг первый сделан на царском посту.

Дворянство Москвы повалило в тот замок,
Представиться лично, со всею семьёй,
Ах, как же момент их знакомства был сладок
И каждый гордился собой и женой.

Особенно рад был наследник престола,
Когда представляли своих дочерей,
Он – молод и особи женского пола
Смотрелись и нравились всех веселей.

Прошли представленья, потом – коронация,
Начались веселья, концерты, балы,
Страна вся ликует, вся празднует нация,
Пирует дворянство, сдвигая столы.

С большим любопытством смотрелись две дамы,
Ближайшие спутницы государя,
Виновницы жизненной, личностной драмы,
Ему постоянно всё счастье даря.


 

       Императрица Мария фёдоровна

Когда-то принцессой и с талией тонкой
Жену из Европы ему привезли,
Красавицей слыла, высокой и гордой,
На роды детей все лишь годы ушли.
Десяток детей подарила в наследство,
И с ними пропала её красота;
А Анна на счастье, как верное средство,
Заняв её место совсем неспроста.

Супруга Мария, как императрица,
Красивая женщина в сорок так лет,
Нелидова Катя, почти ей ровесница,
Подруга его – «на случай всех бед».

Заклятыми раньше бывали врагами,
Теперь же – подругами стали они,
Становятся обе как будто «с рогами»,
Тревожными стали года их и дни.

Они ощутили его охлаждение,
Как к ним надоевшее чувство любви,
Испытывал он к ним уже недоверие,
На почве и страха: убийства, крови.

Что будто жена и любовница, вместе
Коварные планы рождают в тиши,
И Павел от бешенства жаждал им мести,
Замену желанную вновь обрести.

Ему помогал в этом друг его первый,
Кутайсов, хоть граф, но он был брадобрей,
Теперь он у Павла советник стал верный
И знал, как к нему сделать Павла добрей.

Его ненавидели эти две дамы,
Хотя Павлу преданы были они,
Уменьшить влиянье на Павла их «дабы»,
Он путь преграждал к нему, «ставя им пни».

И этими пнями, и этой преградой
Лишь женщина ею должна была стать,
Тогда император бы новой наградой
Его обласкать мог, ему в благодать.

Выискивал жертву средь юных красавиц,
Надеясь на этот московский вояж,
Устроить ему роковой с нею танец,
Хватил чтобы Павла любовный сей раж.

-- Отрадно сегодня душе моей, сердцу, --
Говаривал Павел в московских краях:
-- Во мне как открыли счастливую дверцу,
Я здесь, как на новых душевных ролях.

Мне кажется, больше меня здесь все любят,
Чем там, в Петербурге – боятся меня,
Как дикого зверя, что их «приголубит»,
А после сожрёт, отлучив навсегда.

-- А мне всё понятно и не удивляет
Причина таких отношений всех к Вам,
-- Так в чём же причина и что здесь влияет?
-- Не смею сказать, от грядущих всех драм.

-- Нет, раз уж ты начал и знаешь причину,
Выкладывай всё, до всех мыслей конца,
-- Но Вы обещайте, что эту «пружину»
Жене и Нелидовой – ни и словца.

-- А дело всё в том, здесь Вас видят «тако;вым»,
Како;вы в действительности Вы весь есть,
Великой души и чувствительным, добрым,
Отбросив в характере чувство, как месть.

И всё, между тем, если в нашей столице
Вы дарите милость кому за грехи,
То все говорят, в деле – императрица
С Нелидовой вместе «опеку пекли».

Так вот и выходит, даруете милость,
А с нею желаете людям добра,
То вся благодарность – не Вам она «снилась»,
А Вашим двум женщинам лишь отдана.

Когда же караете Вы по закону,
То это считают, исходит от Вас,
Отсюда – особая ненависть к трону…
-- Быть стало, я дал им особую власть?

-- Так точно, -- притворно вздохнул приближённый,
В лице императора светится гнев,
За стол он уселся терпенья лишённый,
Приказ написать на своих милых дев.

Но этот приказ мог нарушить все планы,
Скандал ему вовсе и не был нужё;н:
-- Вы им нанесёте глубокие раны,
И свет многих женщин для Вас обречён.

Вот есть среди них и такие особы,
Они, государь мой, так преданы Вам,
Одна есть такая, красивейшей пробы
И очень уж сохнет по Вашим устам.

Воспитана строго, фамилии знатной,
Лопухиной Анной девицу зовут,
Весь облик её до того нам приятный,
У всех мужиков на неё тянет зуд.

Всю руку её исщепала мамаша
За всё неприличье её на балах,
За то, государь, что фигура вся Ваша,
Навеки застряла у Анны в глазах.

-- Но что-то не помню я эту девицу;
-- Приметна она, дорогой государь,
Лучисты глаза и большие ресницы,
Весь флот можно сжечь, превратив его в гарь.

Пленённый интригой, он боле, чем прежде,
Разглядывать стал рой нарядных девиц,
Фигуры, причёски и пышны одежды,
Увидеть глаза те, средь множества лиц.

3

Свидетелей много начала знакомства,
Но все отмечали его интерес
К семейству Лопухиных словно к лако;мству,
Особенно к сёстрам «тянулся процесс».

Его коронацья, побочною целью
Имела, устроить и смотр для всех дам,
Чтоб в жизни предаться любовью, веселью,
И всё без учёта семейных всех драм.

Мария Муханова пишет об этом:

-- Девица Лопухина на; этом ба;ле
«Призналася» Павлу в безмерной любви,
Но он не поверил ей в этом, вначале,
И шуткой отметил изгибы судьбы.

Он даже как будто бы был недоволен
Той наглостью «скромных» московских девиц,
Но против приятной интриги – неволен,
И, всё же, склонил свою голову ниц.

 

И имя её красовалось в знамёнах,
Она же – последняя Павла любовь,
Оно и портреты висели на стенах…
Его кораблям привносили, как кров.
И вот перед нами портрет самой Анны
В расцвете своих двадцати с лишним лет,
В её красоте бог оставил изъяны,
Но лишь небольшой их наметился след.

Обычно «хорошенькой» -- в ней признавали,
Но не отличалась она красотой,
Богатством её и все люди считали,
Волос чернота, их отлив с синевой.

А также глаза, как огромные блюдца,
Блестели своей чернотой, глубиной,
Прекрасные губки её, как смеются,
Красивые зубки – своей белизной.

Её портил нос – он «неправильной формы»,
Но милый и добрый лица её вид
Скрывал недостаток «красавицы нормы»,
Прощал за него от фигуры обид.

Вниманье монарха к Лопухиной Анне
И столь очевидным, у всех на слуху,
Жена и подруга в «любовной той манне»
Могли оказаться в глубоком тылу.

Они – в беспокойстве его увлечением,
Пытаясь сорвать новый приступ любви,
С большим недовольством, большим раздражением
Покинуть Москву и в столицу «пекли».

Ан, нет! Павел молод, ему лишь за сорок,
Как вдруг – так обычный прилив свежих сил,
Но Ан-н-на! Звук стал ему слишком уж дорог,
Его на устах постоянно носил.

Из древнееврейского, что в переводе,
Оно означает на наш – «благодать»,
И не потому ли, что имя в народе
Так часто для женщин – стремление дать?

С охотой монарх принимал развлечения
В намеченных празднествах старой Москвы,
Тем самым, он как продолжал увлечение,
Отъезд принимая как будто в штыки.

Их видели в опере, всех, Итальянской,
Собранье Дворянское он посетил,
Гулянья народные в стиле мещанском
Своею персоною он осветил.

В богатых именьях – приёмы, банкеты
Всецело заполнили Павла досуг;
И первый богач Шереметев, в ответы
Приёмом его угостивши, как друг.

Останскинский замок – дворец его новый,
Недавно отстроенный – просто шедевр,
Театром похвастать наш граф был готовым,
Он слыл в том имении будто бы нерв.

Особый кураж в этом – он, император,
Заядлым, на счастье, был сам театрал,
И Павел, как опытный в этом куратор,
С большим наслажденьем, бывало, играл.

В Останкино оперу Павел прослушал,
«Самнитские браки» -- комический акт,
Он на Жемчугову восторг свой обрушил,
Брильянтовый перстень – в подарок, как факт.

Последовал праздничный ужин в имении,
Супруга, однако, покинула дом,
Ему удружила, тем самым, по времени,
Он в десять уже наслаждается сном.
 
Но вечер в Останкино был исключением,
Он чувствовал бодрость, со всеми шутил,
Хвалил он гостей всех с большим наслаждением,
И шанс интереса он не пропустил.

Никто не заметил, как друг его первый
Шепнул осторожно: «Она уже здесь!»
И Павел, своим устремлениям верный,
Как будто моложе вдруг сделался весь.

Таким, каким он и себя-то не помнил,
Что стал снисходительным, добрым ко всем, 
Недаром сам Пушкин о нём слово молвил,
Ведь он, как монарх, и натурой был кем?

Назвал – «романтический наш император»,
Ведь он не в пример очень многим другим,
В любви как обычно слыл лишь демократом,
Духовные чувства ценил, был раним.

Имея при этом детей вне закона
И много любовниц, к ним чувств не терял,
Хотя, находясь постоянно у трона,
Он помнил о них и бла;гословля;л.

Пленённые страстью к любовным утехам,
Мамаша и все фавориты её,
В душе заливались над ним просто смехом,
Его вспоминая бытьё и жнивьё.

Его охватило чудесное чувство,
Что женщина есть, ей неведомен страх,
Смотреть на него, как на чудо искусства,
Как будто любовь у неё уж в руках.

Тянул он с отъездом по этой причине,
Прогулки в окрестностях чудных Москвы,
В Царицыно и Новом И(е)русалиме,
Во многих местах он оставил следы.

Как поезд тянулись большие кареты
По диким местам подмосковных лесов,
И их красота напевала ответы
Совсем из немногих, но искренних слов:

Зелёным оттенком леса расцветали,
В душе разлита; всей души благодать,
И воздухом свежим все гости дышали,
А он с наслажденьем изрёк: «Благодать!»

Для свиты в устах императора, слово
Звучит непривычно, не понят и смысл,
И он, с этим словом давно уж готовый
Свершить ту запавшую в душу всю мысль:

Хотелось, чтоб Анна была бы с ним рядом,
Вдвойне бы вкусить эту всю благодать,
Но свита, жена, всё проникнуто ядом,
Пока он не может с собой совладать.

Она – только гостья, держаться подальше
Ей строго велит этикет при дворе,
Но он же хотел с нею видеться чаще,
Да что там скрывать – даже и на заре.
 
Лишь памятный бал, завершающий праздник,
Подвиг окончательно Павла к любви,
Пропали сомненья, сражённый, как казнью,
Он с ней танцевал, распаляя желанья,
Давно поселившихся в царской крови.

Супруга, подруга, вздохнув с облегчением,
Они уже завтра покинут Москву,
Быть может, и Павел не без сожаления,
Забудет об этой девчонке тоску.

4

Но их торжество оказалось напрасным,
Москва, не успев отдышаться порой,
С большим любопытством и даже опасным
Ждала представлений с военной игрой.

Большие маневры должны были в мае   
Пройти, как проверка и смотр всем полкам;
И все генералы, сей смотр ожидая,
Не смели предаться обычным их снам.

Касалось ли дело всех игр их армейских,
В военных вопросах он – непогрешим,
В них не допускал он ошибок малейших
И их не прощал им, по ряду причин.

Расправа была его очень жестокой,
Все знали, боялись вкусить его гнев,
Лишением чина иль ссылкой далёкой,
Тому, если полк в чём-то не преуспел.

Из воспоминаний мемуариста

«Стоял подле дома, когда Павел Первый
Тверскою проехал да мимо меня,
В открытой коляске, с наследником первым,
Улыбкою всех награждая, любя.



 

            Павел Первый

Я был поражён безобразием Павла,
Как и Александра – его красотой,
Вся эта картина так выглядит славно,
Сам Павел по виду – какой-то другой.

Полки на маневрах со страхом, надеждой,
С большим любопытством – как по;трясены,
Что наш император довольно помпезно
Доволен остался и не – казнены.

Не было суровости, ни выволочек,
Он всех изумил лишь своей добротой,
Покладистым стал в поведении почерк,
Весь просто сегодня какой-то другой.

Войскам преподнёс он своё одобрение,
Засыпал подарками, вручил ордена,
Войска не могли всё понять потепление,
В его благодушье – причина одна.

Весна и любовь все смягчают поступки,
Царя всей Руси покорила любовь,
Пылающий взор и манящие губки
Сыграли свою в этом нужную роль».

Задача ближайшего друга монарха
Стояла – в столицу устроить «Любовь»,
Ему предстояла серьёзная парка,
Сыграть в этом деле желанную роль.

Загвоздка, проблема таились в семействе,
Точнее – и даже не столько в отце,
А в мачехе Анны, её лицедействе,
И собственной сложной, интимной судьбе.

Лопухин вторым уже был её мужем,
Любовник богатый до этого был,
И не бескорыстно последний стал нужен,
Её новый муж «на поверхность как всплыл».

У любвиобильной отцовской супруги
На данный момент был и новый «Предмет»,
И не вызывал он у мужа натуги,
Хотя был намного моложе их лет.

Уваров он, Фёдор и тоже военный,
Но волею бога сам не был богат,
Красив, но характером слыл он надменным,
Деньгами любовницы часто был рад.

Всё стало понятно Кутайсову, другу, 
И мачеха в деле – не про;дешевит,
Пока Фёдор сам со своею подругой
К столице навечно не будет пришит.

Вот круг всех вопросов, решенья проблемы,
Конечно, Кутайсов их должен решить,
Всё дело за правильно выбранной схемой,
И в деле столь важном явить свою прыть.

Но «негоциации» шли крайне туго,
Хотя каждый день Павел «гнал» интерес,
Пока доложить было нечего другу,
Не двигался в деле желанный прогресс.

Чуть не; задохнулся Кутайсов от наглости,
Но маменька крепким орешком слыла,
Она не поедет в столицу без «Радости»,
Любовь вся у Павла сорваться могла.

Уже император теряет терпение,
Остался маневров последний их день,
К отъезду готов он с плохим настроением,
Рождается гнева зловещая тень.

Провал императорских личных желаний
Грозит даже другу потерей всего,
Не может здесь быть никаких оправданий,
С семьёй даже ссылка возможна его.

Подробности сделки с строптивым семейством
Никто, никогда не узнает секрет,
Одно лишь в подобных есть случаях средство,
Приличных наград обещаний пакет.

И, сидя в его ожидавшей карете,
Узнал от Кутайсова славную весть,
Он с Анной, в столице при всём белом свете
Жене и подруге свершит свою месть.

И в день, когда ждали его в Петербурге,
Жена и подруга в знак верности чувств,
(Ведь он – император, решающий судьбы,
Во всех областях, из его только уст);

Величье и радость придать этой встрече,
Но холодно встретил их новый монарх,
Он дал им понять, что не может быть речи
Во всех с ними прежних интимных делах.

5

Причин для желанья понравится другу,
Неведомо нам, никогда распознать,
И как выбирают по вкусу подругу,
Вкус каждого друга – «таёжная гать».

Действительно Анна влюбилась ли в Павла?
Но явно постиг её тот же ответ,
Он в деле любовном подобен был «Мавру»,
Готовый любому затмить белый свет.

Ей нравился Павел, он местным был барин,
Он – не император, но был он другим,
А имя ему – молодой князь Гагарин,
Возможно, и стал бы он мужем одним.

Красив он, хотя невысокого роста,
Характером мягким и даже – поэт,
Но служба военная будто бы костью
Не стала им склеивать этот дуэт.

Он был офицером в войсках Суворо;ва
В момент посещения Павлом Москвы,
Не мог о любви к ней он вымолвить слова,
Но он разделял по ней чувства тоски.

Они же знакомы друг с другом и с детства,
С годами взаимные чувства росли;
Но вот – император, и чувства кокетства
Пред ним в высшей мере их в страсть возвели.

Хоть был некрасив император, на редкость,
Но быть фавориткой, причём по любви,
С такою судьбой и за смелость, за меткость
Взорвалось к нему это чувство в крови.

Семья вся в восторге, великой удачей
На каждого вдруг обернулась судьба,
Богатство и титулы, как же иначе,
За это и ценится в жизни борьба.

В конце уходящего бурного века (1798)
В столицу поспешно вернулся монарх,
Он в Гатчине жил, никакая помеха
Там не вызывала рождённый в нём страх.

Кутайсов внушил ему, Анна страдает,
Желает приехать и ждёт только знак,
На деле – терпенье Лопухиных тает,
Им надо самим роковой сделать шаг.

В семье императора длились разлады,
Ещё один сын появился на свет,
Но слишком тяжёлыми были те роды,
И врач дал супруге серьёзный совет.

Он не гарантирует жизни супруги
На случай подобных тяжёлых родов,
И Павел решился порвать все «услуги»,
Покинув их спальню от тяжких оков.

Но если учесть подозрительность Павла,
То можно считать – настоящий разрыв,
Тем паче, совпало всё с Анною, явно,
Последняя ей – на душе, как нарыв.

В попытке исправить своё положенье,
Решила, Нелидова может помочь,
Надеясь, влияние в этих сраженьях
Ещё сохранило на Павла всю мощь.

Но – поздно! Вмешательство «лучшей» подруги
Лишь вызвало в Павле неистовый гнев,
Осталось последние сделать потуги
И тем доказать, что она ещё – «лев».

Она понимала, виной всему – Анна,
Что ветер интимных всему перемен,
Рождён был в Москве и, как божия манна,
Свершит императору новый обмен.

Она, эта выскочка наглая, Анна,
Займёт её место у Павла в душе,
Она уже Павлом в столицу как звана,
Престиж же супруги в том станет хуже;.

Бессильная, вновь избежать униженья,
Решила угрозой прикончить процесс,
Письмо написала, в нём тон повеленья
Заставил Лопухиных снизить свой пресс.

Помимо письма подтолкнуло отчаянье,
Пыталась она убедить его в том,
На сказки врачей не придать им вниманья,
Здоровье позволит продолжить «роддом».

Но образ москвички с пленяющим взором
Уже завлекли императора в плен,
На прежних любовниц он смотрит с укором,
Супруга и та превращается в тлен.

Письмо то явилось концом приговора,
Устроил он бурную сцену жене,
Он запер её «в теплоту» будуара,
Дав волю рождению чувства в душе.

Расправа с Нелидовой слыла жестокой,
В Эстляндию, в замок отправил, в Лоде;,
Хоть связь его с нею была столь глубокой,
Но всё же, позволил случиться беде.

Лишённая умной и дерзкой подруги,
Супруга замкнулась «в имперском плену»,
Осталось почтить ей все прелести скуки,
Ему объявив лишь без слов всю войну.

6

Итак, все препятствия канули в пропасть,
Семейство Лопухиных двинулось в путь,
Естественно – это гремящая новость,
С пути их в столицу уже не свернуть.

Проблемы и поиски Анне жилища,
Конечно, совместно со всею семьёй,
Подручные Павла уже долго ищут
И место просилось само как собой.

И Зимний дворец, и весь берег Дворцовый –
Вполне подходящий для Анны квартал,
Всей а;ристокра;тии русской, столбовой,
Нашёлся им дом, он давно пустовал.

Раскинувшись вдоль набережной, домина
Скорее похож на удобный дворец,
Хозяин – сподвижник был Екатерины,
Молвой даже звался – «исти;нный отец».

Все «тридцать покоев», с богатой отделкой,
«Картин и мебе;лей немало в дому;»,
Достался ему он от выгодной сделки,
Ивану Бецко;му – как холостяку.

К дворцу примыкали хозяйские службы,
Две о;ранжерии, раскинулся сад,
Домашняя церковь, все ценные нужды,
Дворец сей вниманием Павла объят.

Сподвижник не смог «насладиться» супругой,
Он, как холостяк, и на склоне всех лет,
Усадьбу в приданое отдал, как другу,
Как дочке приёмной, оставив тем след.

Последняя – замужем за Дерибасом,
Он града Одессы считался отцом,
Стеснённый в деньгах и предложенным часом,
Он продал казне этот памятный дом.

Хозяином новым папаша стал Анны,
Дворец во владенье семьи поступил,
Засыпал семью императорской манной,
И это – не всё, что он им насулил.

Пока, в ожиданье прибытья семейства,
Скребли, золотили и мыли весь дом,
Конечно, опять же за счёт казначейства,
Отряд мастеров, не нуждаясь ни в чём.

Когда же касалось желаний монарха,
Особенно в личных, интимных делах,
То он не считался с затратой подарка
И что обещал возместить на словах.

Он в этом пример брал у Е;катерины,
Умевшей любимцев своих баловать,
Дарила деревни, леса и долины,
Кого приближая, могла награждать.

Крестьян, крепостных восемь тысяч, с землёю,
В различных губерниях русской земли,
Участок на острове, что над рекою,
Возвысился камнем средь глади воды.

Он Каменным звался тот остров в столице,
Нарядная дача росла на глазах,
Семье было место, где ей веселиться,
В разбитых на даче тенистых садах.

И стадо оленей паслось за оградой,
И толпы зевак собирались за ней,
Послушать и хор, музыкантов все рады,
Вся новость давно облетела людей.

Поистине царский для Анны подарок
Построил в московских любимых краях,
Именье Введенское – память, «огарок»,
О родине прежней, в лесах и лугах.

И, дабы развеять её все сомненья,
В счастливую прочно поверить судьбу,
Как признак её при дворе возвышенья
И, как итог, за любовь всю борьбу.

Роскошное место московских просторов,
На зве;нигородском одном из холмов,
Без всяких излишних во всём уговоров
Возникла «плеяда» чудесных домов.

Сам дом, как дворец – величав, с колоннадой,
Пейзажный раскинулся парк же при нём,
Парадный в нём двор словно ей для услады,
Являлся, как лугом, степным цветником.

Повсюду фонтаны и о;ранжереи,
И церковь, конюшни, хозяйственный блок,
Всем видом поместья достигнуты цели,
Создать изумительный в нём уголок.

Скорее всего ей не свойственна алчность,
Была равнодушна к подаркам царя,
Зато её мачеха дерзкую жадность
Являла, их часто беря на себя.

Она оказалась хозяйкой имения (1801),
Владельцем его была старшая дочь,
Почти все подарки подверглись делению
Средь членов семейства, но Анна – не прочь.

Введенское – чудо среди Подмосковья,
С холма, где дворец – изумительный вид,
В нём жить, отдыхать, набирая здоровья,
Оно от волнений, спокойствия щит.

Москва-река и; все заречные дали,
Холмы и леса, и вся зелень лугов,
Недаром художники темой их взяли
Для их столь бесценных по виду холстов.

Этюды Борисова «Отблеск заката»,
А также «В Введенском дом», этот дворец,
И «Призраки» --  этих картин, что из злата,
Как царский подарок, оно – образец.

7

Её впервые появленье (1798)
На бал, как гостьей, в «Зимний дом»,
Явилось верхом восхожденья
В чин фаворитки словно гром.

В тот вечер государь на ужин,
С гостями не садясь за стол,
Ему сам ужин и не нужен,
Ему – забить бы первый гол.

«Изволил проводить он время
На обозренье всех персон»,
С успехом сам вскочил, как в стремя,
Уже не снился сладкий сон.

Уже сбываются желанья,
Уже мечта вся перед ним,
Он не допустит расставанья,
Уже пленил его интим.

Настигла Анну и награда,
Почётная – Мальтийский крест,
И чину фрейлины так рада
За этот щедрый столь насест.

Однако, дело не в наградах,
Влиянье женщин – велико,
Как ураган в мужских всех нравах,
Заходит слишком далеко.

Зима осенена вся Анной,
Всё делалось в угоду ей,
И даже что бывает странным
Для многих знающих людей.

Ревнитель страшный этикета,
Он в модах много запрещал,
Ношенью круглых шляп – всё вето
И длинных брюк – им ход не дал.

Срывались шляпы у прохожих,
Срезался даже воротник,
Коль не был он по моде схожим,
Жилеты стаскивали с них.

Но с появлением же Анны,
На многое закрыл глаза,
Коль то, что было ей желанным,
То запретить уже нельзя.

Она же – жгучая брюнетка,
Малиновый любила цвет,
И всюду эта, как расцветка,
Затмила Павлу белый свет.

В окраске зданий, комнат, залов,
В убранстве театральных сцен,
В цветах одежды и для балов,
В обшивке мебели и стен.

В угоду новой фаворитке,
Усвоен цвет и всем двором,
От цвета все терпели пытки,
Но цвет был признан, как гербом.

Но женская её фигура
Не отличалась красотой,
А в танцах вся её натура
Пленяла – нравиться собой.

Идя навстречу этой страсти,
Балы и танцев вечера,
Приобрели мотив «напа;сти»,
Но лишь бы радовать царя.

Однажды вспыхнуло желанье
Протанцевать с партнёром вальс,
И кавалер с большим желаньем,
(А им – красив и молод князь.)

Неравнодушный тоже к Анне,
К оркестру смело подошёл,
От имени царя желанье
Её, приказом он довёл.

В мгновенье все оцепенели,
Ведь вальс был Павлом запрещён,
(Он – революцией рождён),
Но звуки танца полетели.

С тех пор король всех модных танцев
Явил в России новый свет,
Своей мелодией он шансов
Завоевал на много лет.

Итак, всё то, что ей мешало,
С чем неудобно было жить,
С её подачи исчезало,
Коль было кем кого любить.

8

Придворный костюм, как просто обычный,
Свободе движений ей в танцах мешал,
И Анна признала его неприличным,
Так Павел изъять их все ей обещал.

Сему повелению очень все рады,
И, не исключая великих княгинь,
Удобней и краше все сшили наряды,
Законным свободным в одежде стал стиль.

Оно огорчило лишь императрицу,
К одежде в ней строгий ютился подход,
Но к радости всех ей пришлось подчиниться,
За этот, в угоду любимой, исход.

Желанья и даже бывало капризы,
Он ей потакал и во многом прощал,
Обидные часто рождались репризы,
Супругу, детей кто-то всё ж обижал.

Вчера, добивавши(е)ся их благосклонность,
Теперь – равнодушие им лишь даря,
Двуличье людей – суть нахальная данность,
Всех тех, кто служил в окруженье царя.

«Уж всё при дворе изменило свой отклик,
Теперь декорацией стала семья,
Престиж фаворитки затмил её облик,
Все взоры министров – на Анну – не зря».

Обычно тянулись они к фаворитам,
Иметь у них чтобы какой-то успех,
Пришлось изощряться им в низости сытой,
Порой на себя принимающих грех.

Она же меняла в общение дело,
Она стала но;вым для них божеством,
И к культу примешивать начали смело
Своё восхищенье красой и умом.

И с долей какого-то их волокитства,
И вызвать в ней гордость, что только она
Смогла возбудить собой в нём любопытство,
Затмила для Павла понятье жена.

Им надо признать, в этом все преуспели,
Поскольку у Павла большая семья,
То всем угождать, все шаги надоели,
Лишь все для неё берегли своё я.

Обычно о Павле бытуют все мнения,
Как чуждом любезных всех качеств царе,
Суров он и мрачен в момент раздражения,
В нормальной же жизни – приветлив в судьбе.

В основе характера – великодушие,
Его благородство во многом видно;,
Угоден ли кто, на того он обрушит
Подарки, чины и своё торжество.

Всё это сказалось в истории с Анной,
Сумел воздержать свою первую страсть,
Хотя для любви она была и звана,
Но не применил к ней монаршую власть.

Он вёл себя с нею, как истинный рыцарь,
Он ей поклонялся, как царь, божеству,
Он страсть облачил словно в вежливый панцырь
И тем укротил свой успех к торжеству.

Общение с Анной, как высшей наградой,
Считал для себя он в московских краях,
Сбылись их желания, оба так рады,
Добыли всё счастье своё, как в боях.

Свидания с Анной для Павла – особый,
Почти как мистический весь ритуал,
Своей императорской, светлой особой
Все мысли и чувства в него погружал.

Его романтический образ любимой
Особый ритм жизни ему приписал,
И имя её, как девиз – озаримо,
Средь прочих имён оно не;победимо.
Как будто с рожденья его он впитал.

Почти каждый день был желанным он гостем
В тот дом на Дворцовой – он стал, как вторым,
Где приступам злости «ломал он все кости»,
Где он становился совсем, как другим.

Где взгляд платонических чувств восхищенья,
Дарил ему словно для жизни заряд,
Он в нём судьбоносное принял решенье,
По имени Анна – принять этот «яд».

9

Естественно, дождь золотых обещаний
Продолжил струиться на эту семью,
Семья вся «промокла» до всех одеяний,
Она закалилась за Анну в бою.

 
 

        Отец Анны – Пётр Лопухин

Отец стал сенатором, тайный советник,
Андрей Первозванный блестел на груди,
И орден сей высший служил, как предвестник,
И княжеский титул ещё впереди.

А титул скреплён был столь важным значеньем,
Светлейшим «обозван» родившийся князь,
И новым монаршим ещё порученьем –
Им княжеский герб изготовить за связь.

Как вечную память любви к своей Анне,
Что он сохранил до конца своих дней,
Цвет герба служил бы как на;поминанье,
Который по жизни так нравился ей.

А герб – это щит, рассечён на две части,
Где в верхней, на поле златом сел орёл,
Как символ России, монаршей всей власти,
По имени Павла – вензе;ль в ореол.

Внизу – родовой герб фамильи семейной,
Богиня Фемида так держит его,
И воин сжимает в руках то знаме;нье,
Как флаг, но малиновый цвет у него.

Девизом же герба – опять его Анна,
Но в русском значенье – всё та «Благодать»,
Чтоб знали потомки её, как желанно
Было; само слово, ей память воздать.

И знали, и помнили – Анны заслуга,
Обязаны все их сближеньем гербов,
Что в жизни его «Благодать», как подруга,
На новых штандартах стоит в виде слов.

Им всё учтено, её младшие сёстры
Дождались своей, как подарка, судьбы,
На свадьбах вершились заздравные тосты,
Мужей им богатых к судьбе «пригребли».

Демидов – наследник уральских заводов,
Лопухиной Е;катерины – жених,
Прасковью – за сына Кутайсова, родом
Он тоже как граф, не бедней тех двоих.

А ловкой жене генерал-прокурора,
Статс-дамы двора ей присвоили чин,
Сие породило повсюду лишь споров,
Для этого не; было веских причин.

Придворное высшее женское звание
Достойным, избра;нным давалось всегда,
С дурной репутацьей её назначение,
Как вызов и обществу, дамам двора.

Тот «нонсенс» глотался почти втихомолку,
Но случаи были внезапной вражды,
Загряжская – дама бойцовского толка
Ей прямо влепила душевной нужды.

При всех поздоровалась с нею так громко,
Прибавив при этом, что это – приказ,
Статс-дама намёк сей восприняла ёмко
И Павлу поведала этот рассказ.

Обидчицу выслать принял он решенье,
Пока что покинуть столицу, а там…
Но всё же,  прислушался Павел и к мнению
Другой уважаемой всеми мадам.

10

Остался последний участник событий
С прибытием Анны в столицу страны,
И связанных с ним всех секретных открытий,
Уварова Фёдора – очень странны;.

 

           Фёдор Уваров – любовник мачехи Анны

Весьма небогатого древнего рода,
В деревне безвыездно с матерью жил,
Его вся карьерная после погода…
Он в деле военном её заслужил.

Удачно и храбро сражал он французов,
Удачней, до смеха, владел языком,
Однажды он с другом дошёл до конфуза,
Они обсуждали проблемы вдвоём.

Довольно азартно неслись у них речи,
И рядом стоящий наш царь Александр,
Не мог разобрать, о какой же там вещи,
Так бойко летел языковый их дар.

Тогда Александр попросил Ланжерона,
(Последний – французким был в свите их, граф)
Ему объяснить, в чём их суть разговора
И кто в чём виновен, кому какой штраф?

Ответ был достоин того анекдота:
-- Я их не пойму, мой французский язык,
Французское в нём как мерещится что-то,
Но так говорить я ещё не привык.

Отец же Уварова в силу неясных,
Каких обстоятельств и тёмных причин,
Судом оказался, (возможно, напрасных),
Среди ненадёжных для власти мужчин.

И выезд ему запрещён из столицы;
А сын, в восемнадцать прибы;л в Петербург,
Не то, чтобы в ней без конца веселиться,
Он в службу военную влился не вдруг.

Нужны были средства и просто для жизни,
И служба пришлась ему вся по душе,
Не думал в боях он о собственной тризне,
Отвагу и смелость являл он в борьбе.

Служил он в провинциях честно, исправно,
Жениться пора уже было ему,
Затем и приехал в Москву, как ни странно,
Невесту богатую взять по уму.

«Во Первопрестольной» огромный слыл выбор,
А бедный жених был лишь видом богат,
Его родовитость – не малый есть стимул
В богатстве, в замужестве титул впитать.

Не трепетной деве попался полковник,
Бывалой мадам страстотерпца, жене,
Её покорил, как всесильный любовник,
Сыграв свою роль в обоюдной судьбе.

Молва же о женщинах ей так подобных:
«Они же – не лёд, просто так – полынья»;
Красавец полковник «в лучах столь удобных»
И «ухнул» в неё, долго чувств не тая.

Одно остаётся загадкой в карьере,
Как Фёдор Уваров в доверье вошёл,
И к Павлу, а к сыну – в особой сверх мере,
Он друга в лице Александра нашёл.

Нам к Павлу – понятно, всё связано с Анной,
Но вот к Александру – остался секрет,
А знал император, хотя, всё же, странно,
Что Павла готовят увидеть тот свет?

И в этом секрете полковник Уваров
Сыграть должен будет особую роль,
Где преданность сыну в попрании нравов,
Хотя нанесёт лишь недолгую боль.

Но, всё таки – это лишь наши догадки,
А в чём настоящий сближенья секрет,
В чём преданность сыну минула рогатки?
Ведь Фёдор «купался в подарках тех лет»:

Убитого, всем ненавистного Павла,
И, что поразительно, даже отца,
Приблизил, да так, что об этом, как слава,
Неслась по стране до его же конца.

Приблизил, и как! Он – при нём безотлучно,
Во всех путешествиях и – за рубеж,
Наверно их тайна, как общая, прочна,
Держать при себе надо этот делёж.

Четыре персоны имели лишь право
Входить к императору в камергский зал,
Уваров из них заслужил всё по-праву,
Не только за то, что так много он знал.

Он храбрость являл на полях всех сражений,
Уменьем и тактом служить при дворе,
В нём качества эти без всяких сомнений,
Сыграли в его столь нелёгкой борьбе.
 
Особых военных его дарований
Не было заметно, не дал ему бог,
Иные природные в нём обаянья
Заметно давали престижу толчок.

Беззлобный, гуманный и всеми любимый,
Не просто такое он мог заслужить,
Характером твёрдым, но и; не строптивым,
Гарантию дал – государю служить.

С учётом заслуг его пред Александром,
В делах заговорческих против отца,
Он стал фаворитом настолько преда;нным,
Служил ему верно до жизни конца.

Но если терпели всегда фаворитов,
То к ним уваженья никто не являл,
Лишь личным примером могло быть привито
И качества эти он всем доказал.

Гвардейский, в его подчинении корпус,
Стал лучшим по выучке средь остальных,
Успех был достигнут им словно как фокус,
Без методов жёстких и слишком крутых.

Приказы – не жёстки, не грубы, терпимы,
С учётом ума, психологии людей,
Людьми дорожил, защищал и был с ними,
Пытаясь спасти от начальства когтей.

Последнее качество в армии – редко,
Отсюда и преданность младших чинов,
Одним из них сказано очень так метко:
«Он был для всех нас словно нашим отцом».

О всех отношеньях чинов с командиром
Важнейшим и ярким являлся пример,
Когда перед смертью, являясь кумиром,
Но он завещал всем исполнить ряд мер.

На средства, оставши(е)ся после кончины,
В знак доблести, чести, отваги в боях,
Воздвигнуть им памятник, младшим всем чи;нам,
Солдатам, в сраженьях не ведавших страх.

Скончался он рано, так и не женившись,
А жил постоянно лишь в Зимнем дворце,
Возможно, от связи в любви исцелившись,
Спокойно почил в своей царской норе.

Но, если карьеру нача;л, «попав в случай»,
В дальнейшем её оправдал он с лихвой,
Сподвижником слыл императору лучшим
И, как командир, весь повязан молвой.

У тела покойного кавалергарды
Дежурили несколько памятных дней,
Уваров достоин подобной награды,
Оставшись на памяти многих людей.

Схоронен он в лавре Але;ксандро-Невской
С участьем царя и великих князей,
Отдав ему почестей, славы гвардейской,
Служивший отчизне, сроднившейся с ней.

11

Итогом кампании этой любовной:
Довольные все, «сёстрам всем – по серге;,
И больше всего император довольный,
В своём обновлённом семейном гнезде.

С ним Анна и, стало быть – новое счастье,
Он снова становится не одинок,
Она покорила его своей мастью,
А масть её – целый интимный мирок.

Особенно Павел ценил дарованье,
Её невмешательство в жизнь во дворце,
Интриги и споры и в них состязанье,
Они – не достойны её, как в лице.

Лице, целиком завладевшим монарха,
Её равнодушье ко всем госделам;
Просил кто защиты от гнева-«подарка»,
То он шёл навстречу любимой мадам.

Не выполнить просьбу, ответить отказом,
Он знал, будет дуться подолгу она,
А он так желал её видеть в экстазе,
В ней бурная радость неслась, как волна.

Предмет обожанья монарха России,
Блистать на портрете быть должен всегда,
Портрет сей исправил природы стихию,
Должна быть видна лишь одна красота.

Она на картине настолько прелестна,
На ней не узнать даже оригинал,
Конечно, смотреть на портрет ему лестно,
Ведь он, как мечту свою, всю обожал.

Но есть и другие полотна-портреты,
Француз и придворный художник Вуаль,
Не дал своей кисти все Анны приметы
Познать красоту, он «отбросил вуаль».

Фигура, черты её – не; идеальны,
Но к женской красе очень даже близки;,
Они и по виду чуть ма;ниакальны
И мимо их так невозможно пройти.

Её туалет лишь один чего стоит,
Таинственный, гордый, чарующий взгляд,
Он весь ваши чувства как будто бы ловит,
Он словно снимает предвзятости яд.

«Она, вероятно, как женщина – страстна,
И чувственность может как сонную быть,
Но вдруг, пробудившись, она – вся прекрасна,
А сердце и душу всю вашу – пленить.

Для Павла, который был в ссоре с супругой
И бывшей подругой и стал одинок,
В том не;обходимых, как женщиной, другом,
Живительный просто напитка глоток.

Сей взгляд «меланхольный», ленивы движенья,
Гасили любой его вспыльчивый гнев,
Он словно выигрывал в нём все сраженья,
Он стал усмирённым как будто бы лев.

Возможно, в начале была платоничной
Его, эта к Анне, любовная страсть,
Но вскоре она уже стала обычной,
Она не могла у него вся пропасть.

Любовницей, другом ему стала Анна,
Ведь он, нарожавший десяток детей,
Не о;т равнодушья оставивший спальню,
Не мог и прожить без неё пару дней.

12

В июне последнего года столетья (1799)
Случилось событье, «взорвавшее» двор:
Роман его с Анной не стал долголетьем,
И Павел был должен смести этот сор.

Последняя новость пришла из Европы
О новой победе суворовских войск,
И случай, в ближайшем, всех ждёт нас особый,
Придать сей победе особенный лоск.

Суворов писал, он вдобавок к победе
Отправит в столицу героя войны,
Гагарина, князя, полковника, следом:
Знамёна турецкие – символ вражды.

Известие – как ошарашило Анну,
Волнение скрыть перед ним не могла,
Оно просто вскрыло душевную рану,
С московского детства всё князя ждала.

Лишь воинским долгом прервалось блаженство,
Влюблённые с мукой расстались тогда,
Известие вновь всколыхнуло всё детство,
Свидание с ним для них с Павлом – беда.

С мольбой было сказано всё на коленах,
С волненьем признание выслушал он,
Коль в Анне любовь родилась в её генах,
Внезапным порывом был приступ прощён.

Решение принял – достойно монарха,
Устроить ей свадьбу с её женихом,
Как символ его, императора, царства,
Как всю ситуацию, взявши умом.

Гагарин обласкан был царскою властью,
Особым курьером назначен был князь,
Он даже не понял, откуда столь счастья
Досталось ему за «курьерскую казнь».

Он принят был Павлом в его кабинете,
Уже это и есть почётный приём;
Два Павла попались к Лопухиной в сети,
Как будут плескаться они в них вдвоём?

Рассказ о сраженьях с большим интересом
Доложен был грамотно, чётко, с умом,
С достойным его, императора, «весом»,
А князь на коне оказался верхом.

Пытался найти свою шапку, прощаясь,
Не мог почему-то её он найти:
« Отныне, вот новая Вам, полагаюсь,
За доблесть, отвагу на вашем пути».

Так новая шапка и чин ему новый,
Конечно же, Анна тому вся виной,
Он стал генералом на связи с любимой,
Отбив у монарха – как дважды герой.

Как в сказке волшебной катилась к финалу
Счастливая свадьба счастливых персон,
Монарху России как Первому Павлу,
«Волшебством» назвать надо волю и трон.

Здесь – лишний пример «государственной тайны»:
«Хочу – осчастливлю, хочу – так в Сибирь»,
А может, всё дело в характере Анны,
Снимать с людей тяжесть душевных их гирь?

В практической сметке любовной интриги,
В уменье на пользу свернуть всё себе,
Чтоб самые сладкие жизни ковриги
Поставить на рельсы своей же судьбе.

Она – как в осаде, осаде любовной,
Два Павла, один из которых – монарх,
Связали ей душу судьбой, даже кровной,
И как бы судьбу не постиг её крах.

Ей надо подать жениху её, князю,
Как в выгодном свете всю роль при дворе,
Чтоб всё не запахло его неприязнью,
Протеста не вызвало б всё на душе.
 
13

Всё Анна уладила образом лучшим,
Взяв императрицу в решенье судьбы,
Последняя, ей с пожеланием жгучим,
Дала дозволенье быть в чине жены.

С тем, как-то умерить влечения Павла,
А, может быть, им положить и конец,
На лоно супруга вернуть сего мавра
И снова престижем собрать свой венец.

Увы, она вновь просчиталась в желанье
Опять венценосной супругою стать;
Пропало, как к женщине, к ней обаянье,
Не мог после Анны с ней спальню измять.



 

      Князь Павел Гаврилович Гагарин

Не мог князь Гагарин не знать жизни Анны,
Как фрейлины первой, подруге царя,
Не всех так заботит, как это ни странно,
Своя репутацья, быть может, не зря.

Едва ли красивый гвардеец Гагарин
Расстроился, мужа узнав бы судьбу,
Остаться в истории просто, как парень,
Какую подсунула Анна ему?

Который обязан своим возвышеньем
Любовнице Павла, какой-то княжне,
К ней страсть императора с о;стервененьем
Отставку дала его даже жене.

Свершилась их свадьба уже чрез полгода,
И пышность её удивила страну,
Подарки посыпались разного рода,
В надежде продолжить с монархом судьбу.

Сто тысяч деньгами, златые изделья,
Жемчужные бусы волшебной красы,
Концерты и танцы, другие веселья,
Всё было положено им «на весы».

Задобрить свою ненаглядную фею, 
Чтоб помнила, ложе монарха – пусто:
«Мол, я без тебя не живу, а лишь тлею
И чувство к тебе у меня не прошло».

Гагарин, конечно же, вызвал насмешки,
Ведь он, как супруг, растерял свою честь,
Он словно был сброшен с высокой той вышки,
И новое званье считали за «месть».

Та «месть“, как насмешка, но нравы такие
Царили во многих монарших «краях»,
Они не могли быть в то время другими,
Они процветали при русских царях.

Однако, чужая душа – как потёмки,
Не чувствовал муж неудобства, стыда,
И даже, что скажут об этом потомки,
Во всём здесь другая важна сторона.

Считалось, ему повезло с той женитьбой,
Его молодая княгиня-жена,
С рожденья наде;лена «мощною прытью»,
Она при дворе, ох, как Павлу нужна!

Придворные, высшие женские званья:
Статс-дама, в важнейших страны орденах,
Людей впечатляют одни их названья
И символ забот – императорский знак.

Таких орденов даже императрица
За всю их совместную жизнь, как жена,
Ничем не смогла пред страной отличиться,
Рожать лишь детей непрерывно должна.               
Вся щедрость монарха не знала пределов,
Три дома велел он купить, у Невы,
Единый ансамбль создать, между делом,
По сути – дворец небывалой красы.

Гагарину дан тот дворец, как подарок,
За всё «понимание к Анне любви»,
А также для Анны он стал, как придаток,
Аванс, для грядущих слияний крови.

Дворец примыкал к предыдущему дому,
Постройку неказистых зданий в одно,
Доверено было Кварнеги Джакомо,
Он сделал его, как витрину, звено.

Звено в череде всех красивейших зданий,
Украсивших облик брегов всей Невы,
Возник, как цветок он заморский, желанный,
Достойный столицы великой страны.

За домом устроен висячий в нём садик,
Изящный и лёгкий, что летний цветник,
Где Анна могла б наслаждаться им, ради,
Чтоб дух и смысл жизни её бы не сник.               
Дом – в два этажа, с мезонином, балконы,
Таков его вид с набережной Невы,
Балконы – с опорою все на колонны,
Весь дом превращая в дворец красоты.

Затейливо выглядел царский подарок
На фоне других новостроек тех лет,
На город и вид с него был очень ярок
И он впечатлял, оставляя свой след.

Судачили люди о царских любимцах,
Любуясь красою гагаринских мест,
При том, помятуя о них как терпимцах,
Лишь ради богатства храня свой насест.

14

Однако, брат Анны, он – Фёдор Лопухин,
Писал о высокой морали сестры,
И, движим гасить неприглядные слухи,
Давал всем понять, как их связи остры.

Она избегала интимных стремлений
По-прежнему стойких как стала женой,
У Павла кончалась вся воля терпений,
Что к ссорам вела их одна за другой.

Одна из тех ссор слыла очень уж яркой,
На отдых весь двор прибыл в Царско Село,
И Анне Петровне, статс-даме «с подарком»
При царской чете находиться должно.

По чину статс-дамы ей а;партаме;нты
Положено было иметь во дворце,
И к ней постоянно любви сантименты
Сам Павел являл как велело сердце;.

«Чьё ве;ликоду;шье уже истощилось
И страсть, как мужчины, всё брала своё»,
Всё дело не шуткою в том оказалось,
Ей с ним в одних стенах прети;ло житьё.

Решилась бежать она тайно в столицу,
Карету не дали, боясь навлечь гнев,
Она же, поправ всего чина амбицию,
Пешком «покатилась под чувств всех напев».

Надеясь, попутчиков встретить в дороге
И к ним попроситься в любой экипаж,
Но слуги, увидев как Анины ноги
Уверенно, быстро свершают вояж;

Послали вдогонку за нею карету;
Но Анна, нарушив двора этикет,
Отлучка её обусловлена вето,
А без разрешенья отлучка – запрет.




 

  Брат Анны Фёдор Лопухин
 
Брат Фёдор, узнав о внезапном побеге
И не понимая его же причин,
Охвачен тревогой, к сестре – чувством неги,
Поехать ей вслед он решил за почин.

Но он – адъютант императора Павла,
Без спроса ведь сам отлучиться не мог,
Нарушить приказ – это словно та «сабля»,
Его привести может прямо в острог.

Расстроенный стычкою он с фавориткой,
Был сильно не в духе всесильный монарх,
Но молод Лопухин, к тому же, и прыткий,
Не мог удержать за сестру его страх.

И он, лишь гонимый одним беспокойством,
Решил положиться на помощь царя,
Но Павел, не в духе отказом столь чёрствым:
«Болван, что же надо тебе от меня?!»

-- Величество Ваше, сестра моя Анна
Внезапно покинула этот дворец;
-- Покинула? – Вдруг закричал: «Очень странно!»
Подумал, неужто у нас с ней конец?

Уже через день Павел был в Петербурге,
И мысль клокотала, как мир с ней создать;
Придумал и был от идеи в восторге,
Пора нам корабль на воду спускать.

В честь Анны своей, ненаглядной, желанной
Был назван военный корабль «Благодать»;
Приказ адмиралу отдан очень странный:
На завтра – торжественно надо спускать!

-- Но, Ваше Величество, он – недостроен,
Для спуска ещё не совсем и готов;
-- Не важно, -- решительно Павел настроен:
-- Нет, завтра он должен покинуть свой кров.

На завтра весь двор поспешил как на праздник,
Заметно всем было – кого-то искал,
Он спуск корабля преподнёс, как подарок,
Он будто бы Анну как снова ласкал.

-- Довольны ли Вы, Благодать моя, Анна?
Улыбкой светился у Анны весь лик,
И снова меж ними просыпалась манна,
Раздора, скорее всего, миновал уже пик.

15

В отстроенный замок всей царской фамилии
Прошёл переезд, наконец-то, зимой (1801),
Дворец, как жильё, был далёк от идиллии,
В нём холод гулял и он был весь сырой.

Следы разрушающей сырости в зале,
Где серия ценных висела картин,
Хотя обогрев и огнём создавали,
Не мог победить он холодных причин.

В них полосы льда по углам галереи,
Нехватка нормального в жизни тепла,
У Анны чахотка уже тихо тлела,
Бояться дворца надо пуще огня.

Но без Благодати – не быть новоселью,
Княгиня Гагарина – как член семьи,
Дом мужа покинула по повеленью,
Чтоб быть с императором в ложе любви.

Она разместилась под спальнею Павла,
Особая лестница к Анне вела,
Интим без препятствий для русского мавра,
Природа любви чтоб вершиться могла.

Любимейшей комнатой спальня являлась,
Она – одновременно и кабинет,
Обширная, скромно она обставлялась,
Всегда в ней царил яркий солнечный свет.

Панели – из дерева белого цвета,
Кровать небольшая и кресла вдоль стен,
Стол, стулья, как признаки все кабинета,
Так выглядел царский не вычурный «плен».

Красу придавали полотна на стенах,
Пол весь покрывал в ней чудесный ковёр,
Все окна – в завесках, почти гобеленах,
Вот краткий, нехитрый жилища обзор.

Обманчив покой был прибежища Павла,
В семейных делах его – полный разлад,
Устроил жене настоящую травлю,
Путь в спальню закрыт, подтверждая сей ад.

Но двери в покои своей Благодати
Открыты всё чаще, желанней других,
Она всегда рядом, с удобной кроватью,
Что надо для счастья влюблённых, двоих.

Покои отделаны с нужным удобством,
По вкусу хозяйки подобран и цвет,
Отделка, как символ её превосходства,
Должна озарять всю их жизнь словно свет.

Ни громкие титулы, даже богатство
Не есть настоящего счастья залог,
В душе зародились черты святотатства,
Тоски и болезни – как важный предлог.

Растаяли чувства спокойствия, счастья,
К нему, императору все;я Руси,
Таилась тревога большого ненастья,
Что явно вставало на этом пути.

Дышать было трудно и сырость, и холод
Забрали жильцов словно в вражеский плен,
Дворец не просох, он ещё «слишком молод»,
И льдом покрывались поверхности стен.

Уже проявлялись симптомы болезни,
И кашель, и слабость мешали ей жить;
«Не часто могла уже петь она песни»,
Ей надо мужчин своих нежно любить.

О ней в своё время писали немного,
Старалась не быть чтоб у всех на виду,
И жизнь во дворце проводила убого,
Интриг не любила и кляла судьбу.

Ума не великого, но понимала
Двусмысленность лично своей лишь судьбы,
Цену всех интриг – ей ума-то хватало,
Быть ей в стороне от дворцовой борьбы.

Соседом её был наследник престола
С женой своей Лизой, его старший сын,
У Анны и Лизы одна была доля,
Мужья им неверны, у них велик чин.

И сблизило женщин на этой их почве,
Других подруг Анна найти не могла,
Хоть ей и ровесницы Павловы дочки, 
Но круг интересов у них – словно мгла.

Её с Павлом ссоры теперь стали чаще,
Во время размолвок привычным был жест,
Ладонь по лицу, сверху вниз, как бы тащит,
Казалось, как будто бы он её съест.

Лицо – некрасиво, курносо и плоско,
При этом, ещё закрывая глаза,
И рост его мал, и похож он на мопса,
Казалось, в ладонь попадает слеза.

Что заговор зреет, так многие знали,
И Анна, конечно же, в том же числе,
Тот самый Уваров, которого звали,
Примкнул к заговорщикам, в том же ключе.

Не раз говорила об этом монарху,
Но Павел не при;дал значенье словам,
Не верил он что ли, наводят мол «страху»,
Не принял он мер по горячим следам.

Любовь его к Анне была неизменной,
Хотелось ответного проблеска чувств,
Свою благодарность за акт беспримерный,
Улыбку, как раньше, из сладостных уст.

Он всё понимал, и её состояние:
Она уже замужем, ждёт её муж,
Она потеряла к нему обаяние,
Ей стал неуютен любовный с ним гуж.

Столичная жизнь ей становится в тягость,
Порадовать Павел решил Благодать,
Подарок – вот средство доставить ей радость,
Душевную боль её просто унять.

Именье Ясе;нево куплено Павлом,
Когда-то владела им эта семья,
Он вновь возвращал его символом славным,
И всё оказалось в том вовсе не зря.

Теперь одна Анна – хозяйка именья,
Второе оно и опять под Москвой;
И надо ж случиться сему совпаденью,
Как раз к годовщине их свадьбы, перво;й.

16

Но заговор зрел и росло недовольство
Правлением Павла, интригам двора,
И гнев постоянный, послов беспокойство,
Всё шло к одному – с ним расстаться пора.

Идёт полным ходом вербовка гвардейцев
И ка;к можно больше столь верных людей,
Совсем не простое затеяли дельце,
Он очень для многих считался – злодей.

А главное – нужно и сына согласие,
Лишить чтобы трона отца своего,
Но он отказался принять в том участие,
Не делает чести для сына его.

Но сын признавал недостатки правления
И не возражал против их перемен,
Пугали лишь методы их исполнения,
Он жил, как попавший к отцу его в плен.

К отцу его ненависть всё возрастала;
Отречься от плана – престол заменить,
И быть в стороне от такого начала?
А значит, себя как бы права лишить!

Он сам много раз был отцом оскорблённым,
За жизнь свою вечно испытывал страх,
От дела стать будто бы как отстранённым,
Возможно судьбе своей дарит он крах.
 
Пришлось дать согласие на отстранение,
С условием – Павла оставить в живых,
И клятву в том дали на жизнь сохранение…
Но в плане свержения – действий иных.

17

В последний вечер перед казнью
На ужин собралась семья,
Для Павла стал прощальным с властью,
В душе предчувствие храня.

Гостей с десяток приглашённых,
Средь них – Гагариных чета
И много к Павлу приближённых –
Кутузов с дочкой, сыновья…

Обычно мрачный и угрюмый,
Был Павел весел, оживлён,
Совсем другою занят думой,
Подарком был он возбуждён.

Сервиз фарфоровый в рисунках
Привлёк внимание гостей,
В нём виды замка на картинках,
Подарок делали ценней.

Все восхищались сим издельем,
И Павла охватил экстаз,
Он целовал рисунки с рвеньем;
Но близился полночный час.

Один наследник, молча сидя,
Задумчив был и нелюдим,
Отец таким так редко видел,
Решил обмолвиться он с ним.

-- Что сын, сегодня Вы не в духе?
-- Я приболел, мой государь;
-- Впервые вижу Вас я в скуке;
-- Но, как прекрасен этот дар!

На том закончился тот вечер,
Прощанье увлекло гостей,
Неслись душевные все речи.
Одна другой теплей, нежней.

И Павел был – одна любезность,
Жене Кутузова –  привет,
Но глянув в зеркало – небрежность,
Увидел на себе – «предмет»:

-- Как плохо делают зерка;ла:
Я в нём кажусь, как инвалид,
Мне шея словно набок встала,
Как будто свёрнута, на вид.

Уже одиннадцать минуло,
Но заговорщики всё ждут,
Когда кругом бы всё уснуло,
Тогда свершат над Павлом суд.

Пока они всё знают точно,
Сейчас его же в спальне нет,
Пред сном есть ритуал побочный,
У Анны оставляет след.

Похоже, на ночь, как молитва;
Забыли – тайная к ней дверь
Могла быть даже полем битвы,
Куда бы ринулся сей «зверь».

Уже об этом думать поздно,
В подпитьи ждали нужный час,
Когда застать в постели можно,
Покончить с делом без прикрас.

Не изменил монарх привычке,
Пробыл у Анны целый час,
Но не нашёл он к ней «отмычки»,
Ушёл впустую в этот раз.

Опять поднять ей настроенье
Нашёл удобный в том предлог,
Своё оставил нетерпенье,
Приказ в записке, как итог:

Убрать военного министра,
Болеет долго и давно,
Гагарина назначил быстро,
И ей – подарок заодно.

Теперь военного министра
Она – законная жена,
Отныне вновь меж ними искра,
Могла зажечь любви огня.

Поднял глаза опять на Анну,
Понять, а рада ли она,
Просыпал вновь на Анну манну,
Ушёл довольный он сполна.

18

Они ворвались к Павлу в полночь,
Ещё он не успел заснуть:
-- Кто здесь, какая это сволочь,
На трон сумела посягнуть?

В мгновенье кинулся за ширму,
Похоже, скрылся в темноте,
Возможно, всё шагало к срыву,
В своей бесстыдной наготе.

Он схвачен был в своём укрытьи,
Невзрачный, маленький монарх,
И императора величье
В секунды превратилось в прах.

Удар в висок и шарф на шею,
Задушен, вслед отцу, тиран;
Успешно выполнив затею,
«Но не закрыт убийствам кран».

Загадкой, всё же, остаётся,
В заветную не скрылся дверь?
Спасением судьба прольётся
И трона также без потерь!

А, может быть, и смерть обоих!
И потому «забыл» про дверь,
Остаться жить в своих покоях,
С тем избежать больших потерь.

Наследник Александр Первый,
Как старший сын, занял престол,
Делам Екатерины верный,
Забил отцу смертельный гол.

Не мог не знать сынок всю правду,
Как будет отстранён отец,
Обещано свершить по праву,
Но он уже ведь – не малец.

Так и остался сей правитель
Убийцей своего отца,
И лишь в войне, как победитель,
Смягчился смысл сего словца.

В веках истории народов,
Убийство первых знатных лиц,
Хотя и близких им по роду,
Не знало никаких границ.

Вступивший править император,
Был деликатный человек,
Чете «возлюбленных», бестактных
Молва не даст прожить свой век.

Всё общество с пре;небреженьем
К ним отнеслось за эту связь,
Богатств, карьеры поименьем,
Отдать царю жену во власть.

Гагарин с новым назначеньем,
К царю Сардинии послом,
Для Анны стало, как везеньем,
Унять болезнь морским теплом.

Два года пользы для здоровья,
Возврат сказался роковым…
Но вот сюрприз – всё вновь любовью,
Судьба откликнулась двоим.

Чахотка знала как бы дело,
С затишья возродилась вновь,
Но вдруг «леченье» подоспело
С названьем – «новая любовь».

19

Борис Четвертинский – красавец, повеса,
Предмет воздыханья хорошеньких дам,
Направил энергию всю интереса:
Влюбился в Гагарину, попросту, сам.

Сначала считали простым увлечением,
Однако, взаимная жгучая страсть,
Меняла на связь их всеобщее мнение,
Как карты легли они будто бы в масть.

Гагариной – жертве мужской тирании,
Простили насилье царя, как жене,
Теперь говорили – как жертва стихии,
Ведёт себя дурно, уже, как вдвойне.

Борис стал, как тенью, Гагариной Анны,
Любовь тормозила её же болезнь,
Прибавила сил на душевные раны,
И новая жизнь началась словно песнь.

Влюблённые были смелы, не скрывали,
Внезапно возникшую бурную связь,
И скоро все люди всю новость узнали,
Ребёнка Гагарина ждёт, не боясь.

Борис Четвертинский – он брат фаворитки,
Уже Александра – монарха-царя,
Отцу не уступит, снимая все сливки,
Хорошеньких женщин в любви не щадя.

О нём бесконечные шли пересуды,
Его невозможно уж было узнать,
Казалось, случилось с мужчиною чудо,
Его шалопаем привыкли считать.

Любовь всё меняет, она возвышает,
Когда же взаимной становится страсть,
Она в Человека людей превращает,
Она – словно высшая в обществе власть.

Влюблённые чуда в судьбе ожидали,
Что, может, отступит чумная болезнь,
Ей роды лишь миг, передышку как дали,
Последнюю в жизни исполнить ей песнь.

Успела узнать лишь – родилася дочка,
Подняться с постели ей – не суждено,
Промучившись после четыре денёчка,
И с чудом покинула мир, всё одно.

Одна лишь супруга царя (Е)Лизавета
Одобрила Анну, ей матерью стать,
Она опозорена обществом света,
Самой не пришлось ей потомство рожать.

Страдавшая от отчуждения мужа,
Красавец супруг был всегда нарасхват,
Она согревала княгиню от стужи,
Ей сплетни всю жизнь превращали, как в ад.

Ребёнок у Анны за ней вслед и умер,
Сама прожила всего двадцать семь лет,
И вся её жизнь – суть актёрский весь номер,
Надолго взорвал высший царский тот свет.

20

Сам Павел Гагарин замкнулся от жизни,
И он, схоронив с почестя;ми жену,
На памятник надпись оставил в честь тризны:
«Моей благодетельнице» -- всё Вам прощу.

Он вскоре, за этим, тож вышел в отставку,
Совсем молодой, тридцать восемь лишь лет,
И, можно сказать, что почил он на лавку,
Поглубже от мест, где вращается свет.

Безнравственной жизнь вся считалась с женою,
Хоть нравы лихие достойны времён,
Он жертвовал честью гвардейца-героя,
Но ради карьеры был слишком умён.

Они же повенчаны с раннего детства,
И свадьбу сыграли, как Павлу в упрёк,
Но женская страсть, вожделений, кокетства
Повергла всё общество в нравственный шок.

Любил ли он Анну – нам то, неизвестно,
Но смертью её был он так потрясён,
Считали помешанным все, повсеместно,
И даже, в какой-то он мере – смешон.

Он заперся в доме, прервав свои связи,
Прибежищем сделал дворец для собак,
Причём для больных и увечных, «из грязи»,
С уходом, кормёшкой и тёплый очаг.

Прислуге велел подбирать их повсюду,
Они возлежали на мягких местах,
Паркет драгоценный терпел их посуду,
Диваны и кресла – все были в мехах.

Одна же из комнат отведена птицам,
Летали, пищали на все голоса,
Помёт извергали, свободно гнездиться,
Естественно яйца по гнёздам снеся.

Кормил голубей он с балкона и галок,
Небрежность сквозила и внешне, во всём,
В ермолке и в старом халате – так жалок,
Он выглядел просто уже стариком.

Но странности в нём уживались с другими,
Стихи, мемуары он часто писал;
И «Вестник Европы» насытившись ими,
Его в этом поприще часто спасал.

Князь слыл человеком богатым и добрым,
Но он умудрился богатство прожить,
И был одно время «опекою сдобрен»,
Даржавин помог ему сан сохранить.

Он был опекун, не дал в бедность скатиться,
Естественно, он удержал на плаву,
А с жизнею он умудрился проститься
На семьдесят третьем всего лишь году.

21

Отцу фаворитки стараньями дочки,
(Имея высокие званья, чины),
Всю жизнь на пути ему сын ставил кочки,
Везде оставляя пороков следы.

Наследник огромного их состояния,
И, зная, что всё оно будет его,
Свои прилагал лишь к тому все старания,
Транжирил богатство отца своего.

Швырял он деньгами направо, налево,
Кутил беспрерывно и делал долги,
Зато всё прощалось, как вёл себя смело,
Героем он был на просторах войны.

За смелость, сноровку его награждали,
Ни шпагу златую, ни чин генерал,
Так просто в войну никому не давали,
Он этим богатством уже обладал.

Но стоило встать на путь мира и славы,
Как Фёдор Лопухин опять – дон-Жуан,
Ему не найдёшь никакой той управы,
Он очень богат – есть и деньги, и сан.

Повсюду гремела о Фёдоре слава,
Она возносилась моралью двойной,
Такими всегда жили в обществе нравы,
Он молод, богат и, к тому же, – герой.

Не только он слыл прожигателем жизни,
Отчаянным был сей князёк ловелас,
Он этим и славил родную отчизну,
Себя выставляя без всяких прикрас.

«Нередко бывал у нас во; Флоренции
Светлейший наш князь, сей Лопухин – герой,
До женского полу в большой компетенции,
При росте высоком, с мужской красотой.»

Всеобщим любимцем князь слыл у всех женщин,
Охотились дамы любых возрастов,
Но принцип по жизни имел он важнейший,
Жениться на них он ещё не готов.

Одна из них, сетуя на невнимание:
-- Он очень красив, я готова к тому,
Отмстить  за всех нас, потому в наказание,
Как нос откусить любодейцу сему.

На старости лет князь наш Фёдор Петрович,
Амуры свои вспоминая, хвалясь,
В любовной науке терять надо совесть,
В блаженстве своём целиком растворясь.

Бывало, одной ему было и мало,
Тогда затевал сразу пару интриг,
Не путаясь в них, когда женщин хватало,
Но в их добродетель не верил и миг.

Настало другого характера время
Когда отошёл от амурных он дел,
Победа в войне в нём посеяла семя,
Свободы идеями ум овладел.

Он в общество был вовлечён декабристов,
«Союз благоденствия» -- первый в том шаг,
Но первый союз их распался столь быстро,
И снова родился их новый очаг.

Вторично вступил он в союз «новых правил»
И даже присягу он их подписал,
На этом всё кончилось, он их оставил
И больше участия не принимал.

Но, всё же, Лопухин-князь был арестован,
Участья в восстании не принимал,
Хотя император был очень взволнован,
Но князь наказания, всё ж, избежал.

Он честно признался, как было всё дело,
Что он был формально лишь общества член,
Над ним бастовать ничего не довлело,
Он просто случайно попал в этот плен.

Средь редких счастливцев наш князь оказался,
И был «высочайше им освобождён»,
Он по заграницам всё больше шатался,
А в планах восставших не о;сведомлён.

22

Но, всё таки, стрела Амура
Догнала князя в сорок лет,
Всю жизнь жену свою ревнуя,
Прожил с ней он почти без бед.

С Жанетт Аланеус, графиней
Он обвенчался по любви,
С женой, теперь ещё княгиней,
Прожил оставшиеся дни.

Венчанье – в графстве Сан-Донато,
Демидовых владении,
Что близ Флоренции сокрыто,
Фамильном их имении.

Его не брали даже годы,
Он бодр и свеж под старость лет.
Хотя и он – дитя природы,
Здоровьем удивлял весь свет.

И свежесть памяти, любезен,
Правдив и честен он в речах,
Во всём, везде старик полезен
И даже в самых мелочах.

В своём имении, в Корсу;ни
Вельможно жил и не тужил,
Купался в жизни словно в чуде,
И до глубоких лет дожил.

В огромном зале по субботам,
А зал похож был на музей,
Концерты шли с его заботой
В кругу всех близких им людей.

Князь сам был даже дирижёром
И композитором бывал,
В свою же музыку под норов
Мотивы опер он вставлял.

Он пережил свою сестрицу
Почти на семь десятков лет,
Она сумела отличиться,
Спасла семью от многих бед.

Она ушла из жизни первой
Из всех родных её семьи,
Она была в семье, как жертвой,
Они в богатстве все жили;.

Детей не дал Всевышний князю,
И внук лишь Аниной сестры,
Фамилию и титул в связи
С его кончиной взял в бразды.

23

В эпохе Павла «тайный ужас
Какой-то странный был сокрыт»,
С неё повеяло, как стужей,
Но он столетьями покрыт.

Мы мало знаем об эпохе,
Эпоха скрыта пла;стом лет,
О ней мы знаем только крохи,
Но в ней скрывалось много бед.

И образ фаворитки Анны,
Как императорский каприз,
Со всей семьёй в столицу званой,
Растаял словно лёгкий бриз.

Корабль «Благодать», как память,
С десяток лишь проплыло лет,
Успел с эпохой в лету кануть,
Подальше от возможных бед.

Достойна лишь упоминанья
Жемчужных, чудных бус судьба,
Подарок свадебный ей, Анне,
Как женской зависти мольба.

Сокровище невероятной
Цены и той же красоты,
Звездой на ней сияло яркой
И, украшая все черты.

Путём всем нам и неизвестным
«Ушёл» подарок из семьи,
Он достоянием стал местным,
Его крестьяне сберегли.

Крестьян Симбирская община
Купила вскладчину его,
В знак благодарности решила
Сюрприз Ей сделать из него.

Ей – барыне и их хозяйке,
Прасковье Мятлевой, как честь,
За доброту и без утайки
Подарок царский «приподнесть».

Хозяйка, оценив подарок –
Крестьян сердечный весь порыв,
Всем в благодарность, столь же ярок
Её ответных чувств был взрыв.

Построила в посёлке школу
Новейших образцов тех лет,
И, как считалося в ту пору,
Несущей в темноту весь свет.

Подарок ценный – ожерелье
Дарить не стала дочерям,
Она же приняла решенье,
Передавать лишь сыновьям.

Мужской – по линии их рода,
Забот, гуманности завет,
Чтоб никакая непогода
Не затмила бы весь свет.

Портреты Анны, что в музеях,
С табличкой имени её,
Не скажут нам об эпопеях
И всё, про всё её житьё.

Плачевно выглядит сам замок,
Он за столетья обнищал,
Он выпал из музейных рамок,
Но цвет покраски не пропал.

Он, как лоскут в расцветке зданий,
Детище павловских времён,
Но он достоин пониманий,
В эпоху замок погружён.