Попытка уехать
кирпичных, бетонных коробок, подъездов, асфальта в морщинах,
слегка приметённых пожухшей листвой и замазанных глиной,
от окон, глядящих в соседнюю стену, глухую для света...
Метраж, кем-то названный домом цинично, лишенный причины.
На улице дождь. Ветер треплет обрывки промокшей газеты.
Усталость. От сорванных глоток, пустых обещаний и злобы,
тревоги, предчувствий, от "хлеба и зрелищ", готовых взорваться.
Уехать, уехать, подальше, подальше, подальше. Но кто бы
Помог все понять и во всем навсегда до конца разобраться.
Все запахи: полынь или ревень,
Рябина загорится на затоне,
И над тоской промокших деревень
Октябрь протянет влажные ладони.
Все степь да степь, овраги да холмы,
Да известняк, изъеденный веками.
И город, сбросив в сад остаток тьмы,
Сияет на рассвете куполами.
Там дом. Теперь чужой, но все же Дом,
Коклюшками играют кружевницы...
Приехать вдруг от грусти о другом,
Зайти в собор и просто помолиться.
Молиться. За эту страну, занесенную снегом и болью,
За души ушедших, но больше за души еще не отживших,
За странную веру по грязи однажды дойти к Лукоморью,
За завтрашний день, за сегодня, в осколки разбитое бывшим.
1990
Свидетельство о публикации №121071606473