Long Hard Way

LONG HARD WAY
Part One



Я знаю, есть Союз Писателей России, но я не член его, и, в общем, не хочу им быть.
Лежу и глажу ножки длинные Марии, и продолжаю «Marlboro» курить.
В двадцать пять лет я славы вкус изведал, сейчас вообще сплошная круть вокруг.
Ведь все мои постельные победы всегда укажут, кто мне враг, и кто мне друг.

Это не присказка, не выпендрёж счастливца, всё это жизнь моя, которой горд.
Врубаю «Bronski Beat», «fuck» показав тупицам,
А после «Creedence», в ванной - «My Sweet Lord».

Вот – Instagram, алтарь мастурбативных фоток, на улицах ****вы полным-полно.
Мир телефонов, денег, тачек, шмоток – великое кайфовое кино.
И то, что говорят мне – их проблемы, если оплачены счета проблем тех нет.
Мария любит топовые темы, я сквозь чулки её смотрю на свет.


Кто смог, уже давно отсель уехал…, какой-то чел мне пишет коммент: А, ты, чо?
Наверно «Яндексу» тягач мозг переехал, но я открою дверь своим ключом.
Я видел их разбитые айфоны, стекло лень поменять – вот он, народ, как есть.
Меняет «из» на «с», и просит смачный bonus -  на сцене в восемь сисек порно-жесть.

Одни других всегда ведут туда, куда им надо.
Как приведут - качают деньги с них.
Один искусства вид здесь под ногами стада,
Другой же вид – вновь в райских кущах для «своих».

Есть генератор рифм, к нему конвертер файлов.
Табачный дым как нимб висит над головой.
Я задаю вопрос, в ответ мне пишут «смайлик»,
Здесь поневоле закричишь совой.

Продажа ног красивых, лиц и мыслей,
Все втянуты в неё – базар гламурных дней.
И, если пить, так охлаждённый рислинг,
Чуть пригубив его под beef среди огней.

Писать рассказы нынче нет охоты,
Тупизма лень приятна и сладка.
Зачем вообще все эти пенсии и льготы?
Коль есть недвижимость, то твоя жизнь легка.

Алла Нечаева на «Proza.ru» есть writer.
С Сашкой Нечаевой её нельзя сравнить…
Да, и зачем, есть и другие сайты,
Где пишут stories, чтобы people поразить.

Вот, 8 сигарет осталось в портсигаре.
На «грелке сталинской» ещё есть пачка их.
Мари в гостиной спит как в будуаре.
Заведено так – каждый при своих.

Литература к сексу дополнение,
Иначе для чего всё то, что есть.
Friday вне слов о новом поколении.
Я сделал всё, что только смог успеть.

Врач отменён, пошел я на поправку.
Лекарства эти словно наркота.
Ну, что ж теперь к стене кремлёвской явка.
Да, жизнь в России нынче непроста.

А в кабинете – «светомаскировка»,
Горит ночник, и мир так далеко.
У Маши золотая есть подковка,
Внутри у Маши так приятно и легко.

Я научился чувствовать то время,
Где я как на ничейной полосе.
13:26, морозец, минус девять.
Вот и Февраль пришел во всей красе.

Парализована рука у гитариста
С кем раньше в нашей группе я играл…
Зато есть обновлённая полиция,
И, вроде как, придавлен «криминал».

Когда Мари уйдёт, после постельных игр,
Чай с бергамотом снова заварю.
Мне хорошо, ведь я по году «тигр»,
И в наслаждении живу я и творю.

Блины съем непременно со сметаной,
После прогулки будет Hollywood…
Сейчас повсюду бродят наркоманы,
Им волю дай, вновь всё перевернут.

12 тысяч стоит «пояс верности».
Это к тому, что можно всё купить.
15 тысяч по стране – уровень бедности…
Хотя об этом можно и забыть.

Прикольно, - скажут молодые при достатке.
Другие без достатка промолчат.
И кочегар из питерской «Камчатки»
С плаката в небо устремит свой взгляд.

С блинов в сон тянет, и довольно круто.
Мэри ушла, ключ in a post box от неё возьму.
На днях приснился лагерь пионеров стебанутых,
И я стоял средь них, жевал ирис «Му-Му».

Без двух минут пятнадцать, на *** ту прогулку.
Третьей страницы лист предо мной.
Уж лучше в сумерках бродить по закоулкам,
Чем просыпаться утром сам не свой.

Да, кабинет я сотворил себе на славу.
Два дня работал сам, не покладая рук.
И вот теперь пишу в нём про державу,
А если устаю, спасает звук.

Bruce Springsteen, Celtic Harp, Natasha Bedingfield, Ramones.
Dean Reed, Hilary Duff, Natalia Kills, The Knack.
Snoop Dog, Deep Purple, Geri Halliwell, The Rolling Stones…
So many sounds, artists and cool tracks.

В джинсах «Versace» старых итальянских,
В черной рубашке шелковой пишу.
А подо мною стул алтунинский по-царски
Стоит, как встарь, и я на нём сижу.

Два столика и стол есть в кабинете.
Три чешских полки, кресло, тумбы две.
К ним шкаф, три стула, здесь лишь я в ответе
За всё, что в гениальной голове.

Ну, и кровать специальная «Шиацу».
С ней вылечил я остеохондроз.
Памела Фергюсон – wise lady для оваций.*
Нужные знания решат любой вопрос.

Произведение тогда произведение,
Когда в нём всё понравилось тебе.
Тогда не нужно никаких «рецензий»,
Ведь о других в них каждый судит по себе.

И, всё же, что меня гнетёт? Происки глупых
Пейзанок, что погрязли в своей лжи.
Их речи словно чан с прокисшим супом,
А в головах «больные» этажи.

На тех, кто мне не нужен, ставлю крестик.
Для этого есть синий карандаш.
Я помню, как сказал одной «невесте»:
Запомни, я тебе, б…ть, не алкаш!

Мягкий террор, теперь как мыши ходят.
И денежки свои сполна дают.
Да, крайне ушлый беглый тот народец,
Там есть и те, кто в суп чужой плюют.

Но, это так, из прошлого картины.
Теперь жизнь лучше, и во много раз.
Но, если женщина пять лет спит без мужчины,
Тогда что говорить о ней сейчас.

16:36, пошла вторая пачка.
Прогулку на ***, в этом я был прав.
Есть под столом – тайник, в нём green bucks как заначка,
А для приободренья – Courtney Love.

Серьёзность авторов в суждениях умиляет.
А мы Rock Band,  и здесь другой расклад.
Мне нравится, когда Мария возбуждает
Меня красивым язычком, и тянет на кровать.

Fourth page, пожалуй, вот - граница.
Таможенный контроль – цензура, ну её.
Я жизнь пишу, не сею небылицы,
Прекрасно зная, каждому – своё.

Как выбрать женщину, конечно по лодыжкам,
Если они тонки, тогда всё - полный кайф.
Породистость и лёгкие интрижки -
Отдохновение от треша fucking life.

Смочу водой холодной полотенце,
Прилягу, положу его на грудь.
Водолечение спасает моё сердце…
Так легче вспомнить долгий трудный путь.

Бандитки две бухлом меня травили.
Хотели, суки, чтоб я сдох скорей.
А рядом смерть держала мои крылья
И змеи фраз ползли из всех щелей…

Я вынес в жизни всё, что только можно.
Я в этом мире не припизженный пижон.
И говорю, подчас, просто о сложном,
Поскольку лгать себе мне не резон.

Батька Махно, вот то, что мне подходит.
Нестор Иванович…, всегда герой он мой.
Скончался он в Париже пред войною,
Жену и дочь казнили, выманив домой.

Темно уж в комнатах, горит фонарик Пола.*
Я снова жив, ушла боль из груди.
Я помню мертвые деревни, брошенные сёла.
И страшно думать, что их всех ждёт впереди.

Моя задача показать то, что прикрыто
Гламурным «позитивом» здесь везде.
В другой России жизнь как старое корыто,
Где песнь о «менделеевской» воде.*

Среди берёз в снегу бегут стылые вёрсты.
Куда бегут? А кто их разберёт.
В стаканах спирт этиловый за мёртвых,
Назад никто их женам не вернёт…

Проезд в метро на 2 рубля повышен.
Свои теперь воруют, и гнобят своих.
Вот она – явь, шизуха сносит «крыши».
Я дверь открыл, за ней - с бумажкой псих.

Колючей проволокой пущен здесь орнамент
Как в назидание поверх бетонных плит.
Умерли те, кто шел под красным знаменем,
Теперь всего важнее внешний вид.

На 22:00 будильник я поставлю.
Дойти до Ольги ровно пять минут.
И крайне важно то, что я поправлю,*
На свалке строк, то – не сизифов труд.*









7 февраля 2020
 19:36



LONG HARD WAY
Part Two


Сизифов труд?! Вот так меня скрутило.
А всё их «Tsar», who lives behind the wall.
Это не иглы наркоманки Милы,*
It’s real crazy Russian Rock-n-Roll…

Теперь курить в подъездах запрещают.
Стоит и мерзнет возле урны чувачок.
Всегда «запрета» знаки я срываю,
Чиновничества муть, один ей путь - в толчок.

На сигаретных пачках – чья-то тупость
В картинках жутких, тот же скрытый смех.
Хотят народ разглядывать под лупой,
А это, как известно – страшный грех.

Мороз – ****ец! Все спрятались в квартирах.
В тепле, уюте – это ведь Москва.
Её летят смотреть со всего мира,
Красивый город - кладезь волшебства.

А вот и street, армянский Бонопартик
Гуляет до метро, как Винни-Пух.
Вдруг вспомнился мне авангардный Patrick,*
Что на басу у нас играл, оттачивая слух.

Да, минус девять с ветром – вот прокачка.
В трёх свитерах Ольга в окне табачном ждет.
Ей говорю: Мне, как всегда, две пачки.
В Ростовской области она уж не живёт.

Машин немного, здесь зимой проблемно ездить.
Авто не в кайф на холодрыге заправлять.
Хотя, кому и как, всё дело в верном «въезде»
Что и когда в свой список добавлять.

Через «Strawberry Fields», как Old School называю,
Обратно не пойду, темно там во дворах.
Пальто британское меня от русских зим спасает,
В нём – деньги, телефон, всё на своих местах.

Black Norwegian warm knitted hat как дополнение,
Носки, ботинки «Roobins», gloves, кашне.
Кальсоны шведские…, крутое утепление.
Остался позади салон «Моне».

Этаж «еврейский» у меня – четвёртый.
Анна Лурье когда-то здесь жила.
Теперь те времена частично стёрты,
А над рекой уперлись в небо «башни зла».*

Тепло в квартире, тихо и уютно.
Мой стол писательский вновь ватманом накрыт.
Здесь я не принимаю жизни мутной,
И называю жизнь ту – fucking shit.

У Мэри тело как станок для секса.
Мне с это кисой очень повезло.
На кухне ждут две трети абрикосового кекса,
И ни к чему tracks группы «Волосатое Стекло».

Теперь повсюду много извращенцев,
К ним извращенок тоже – пруд пруди.
Зажимы на сосках, fuck machine, клеток дверцы…
Рабы и госпожи, от них добра не жди.

Всё это – деньги грёбаных уродов.
В соседнем доме есть «массажный» клуб
Для избранных, то – новая порода.
И в ней у каждого есть на кого-то – «зуб».

Я сам, чуть не поддался искушению,
Но вовремя сказал себе: Хорош!
Ведь там недалеко до преступления,
Когда за шлюху в тело сунут нож.

Капитализм есть вседозволенность за деньги.
Закон купить, как пальцы облизать.
А фраерки из дальних деревенек
Вообще без «башни» часто, так сказать.

Я «злачные» места не посещаю,
И Маше запрещаю говорить
Где я и с кем, она всё понимает,
Те тайны нужно до конца хранить.

Минет она умеет делать классно.
В анальный секс въезжает и в страпон.
Tattoo её в интимном месте так прекрасно,
Что хочется быть выше злых времён.

Я каблуки, конечно, не лижу ей.
Владею в этой области собой.
Она мне показала свою «сбрую»,
Когда пришел я к ней в отель «Savoy».

Так и живём, шалим другим на зависть.
Беснуемся с шампанским иногда.
Я после секса лучше засыпаю,
Бессонница забыта навсегда.

Её сегодня в гости пригласили,
Я ей не муж, она – свободный человек.
0:10, ужинать пойду, все, вроде, позвонили.
А после ужина – вновь свежих мыслей бег.

Не фээсбэшница Мари, хотя, кто её знает.
Осведомительниц всегда лелеял Комитет.
А я не гангстер, не бунтарь, так, наблюдатель с краю,
Не сею смуту, не скрываю пистолет.

И мой ход мыслей для обычного чудилы,
Что пишет повести типа «Матросский якорёк»,
Как шейк осатаневших гамадрилов…
Продвинутый во всем я, это – мой конёк.

С Ларисой жаль не переспал, она худая,
С балетной шеей, няшное каре…
Но я о многих быстро забываю,
К тому же, если нужно взять баре.

Крутой «стояк» с Ларисы был вначале.
Я чуть не повалил её в постель.
Жила под Брянском та ухоженная краля.
Теперь в Москве малярит, ищет цель.

Побриться бы конечно не мешало.
Станок и пена «Gibbs» забыть помогут мне
Былые стычки и квартирные скандалы,
И, гладко выбритым, спеть о морской луне.

Мужей рогатых я отлично понимаю,
Хоть сам рогатым не был никогда.
У женщин логика как паранойя вертухаев,
Когда палят по зекам, вот – беда.

Я не отягощаюсь этой шнягой.
Рога ж наставить – каверзный вопрос.
Уж лучше гимн петь под российским флагом,
Чем спать со стервой, муж которой – boss.

Саранска тема для меня закрыта.
Пожалуй, завтра мы запишем новый track.
Пусть планы суетой слегка размыты,
Мне смотрит в окна XXI век.

Теперь вернёмся снова к кабинету,
Тремя торшерами он часто освещен.
На разных уровнях стоят они, это рука эстета,
Что ведает путь сквозь Армагеддон.



Пусть Andrew Pyatashov джинсовку «Wrangler» носит.
Зачем мне этот коллекционер.
В достатке я живу, меня нужда не косит.
Я не смакую жизнь в СССР.

Живот свой буржуазный потираю,
Всех выгнал вон, завтра Наташу жду.
Её сестрою леопарда называю.
Когда войдёт, спрошу: How do you do?

Она финансовый директор, мой соратник.
Любые тайны доверяю ей.
От трат немного похудел «лопатник»,
Доильная машина город тех огней.

Путин Собянина готовит в президенты, -
Смеясь, сказала мне одна мадам.
А я сидел, и думал о процентах,
Свалить скорей мечтая в Амстердам.

Вот, портастудия, а рядом - «Telefunken».
Три микрофона, микшер, Sample Box…
Зачем теперь нам «хиппотня» певицы Умки?
Я это знал уже, когда шла запись «Springfield Fox».*

Плакат я видел «Модно Моло Дежно»…
В ответ скажу: La Garde meurt mais ne se rend par!
У нас всё просто, а у них – всё очень сложно.
Кто может знать, к чему ведёт их «le papa».

И, по-любому, мы их будем круче.
Тот переход на Abbey Road в нас живёт.
И нам плевать на то, кто сзади нас «мяучит»,
В той жизни всё сейчас наоборот.

Я знаю слово «Вечность», ночью в небе
Я вижу звёзды, их не сосчитать.
Поэтому, везде, где бы я не был,
В душе навеки божья благодать.










LONG HARD WAY
Part Three

Теперь порнуху запрещают, но «Yandex» ей давно забит.
В Госдуме плохо понимают то, чем всё это им грозит.
Шлюхи в машинах незъебенных, торговля коксом, анашой.
Повсюду хаос грязно-пенный – таков он нынче – новый строй.

Анальный секс качков я видел, рабов на длинных поводках…
Да, в магазинах – изобилие, проще сказать – элиты «шах».
И так пройдёт ещё полвека, Ульянов-Ленин лишь один.
Блюзмен знакомый стал калекой, хоть и не колет героин.

Гибрид «Совка» с капитализмом укоренился в головах.
Спасаться можно лишь снобизмом, и съёмом няшек на углах.
Здесь тысячи подохнут скоро, качается гнилой сарай…
Villefranche sur Mer – приятный город, в сравнении с Брянском, просто - рай.*

2:20, мёртвый понедельник, на кухне кофе и омлет.
Идут по улицам бесцельно люди-осколки прошлых лет.
Проф – очень выгодное место, на этой улице всё есть.
Кафе, красивые невесты, и кровель цинковая жесть.

Мы здесь «музей» свой сохранили, он от метро недалеко.
Ведь деньги с бизнеса как крылья, берёшь их – и в душе легко.
Мне в кайф собянинские «темы», и хоть с любых тем много «блох»,
Нет человека – нет проблемы, кто недалёк умом, тот – лох.

Один считает юдофобов, на «Proza.ru» хватает их,
Другой весь в куклах небоскрёбов, а третий жрёт за пятерых.
Проза в стихах, с любым вкраплением, простым размером – обо всём.
Писать так может только гений, о всяких тонкостях потом.

У каждого понятие счастья всегда своё – таков наш мир.
И всё ж, Оксана лучше Насти, когда в стакане – Cherry Beer.
Новаторство в литературе – it’s just professionalism.
Я нежусь в барстве, чтоб в культуре искоренить дилетантизм.

Вот, Владислав Третьяк, к примеру, когда я игры те смотрю,
То исчезают все химеры, и  я по-новому творю.
Есть Пепперштейн, и есть Аксёнов с отличной книгой «Остов Крым».
Любовь как солнце Барселоны, я с ней всегда непобедим!

White English drug pill, cake and coffee, табачный дым, друг никотин.
Христа мучения на Голгофе, thousand of green buck, limousine…
У денег руки есть и ноги, есть рот, глаза, и уши есть.
Сами они ко мне приходят, туда, где цифры 5 и 6.

И я считаю их прилежно, наличные. O, хруст купюр!
Он круче мазей всех целебных, он и My Health, и Mon Amour.
Воскрес из мёртвых понедельник, в «ночной» схожу часам к пяти.
Сегодня я – праздный бездельник, как Bertie Wooster with a tee.                10


Камин затеял в кабинете, декоративный, London chic.
А над камином, на портрете – красивой «музы» будет лик.
И будет тот портрет меняться, так, чтобы был всегда «стояк».
В постели с муклой расслабляться «sans elastique» - благо всех благ!

Мне говорят, что я испорчен такой вот жизнью, это – чушь.
Завистники, их много очень, и каждый там - рогатый муж!
На передок слабы их жёны, и семьи те like rubbish heap.
Кругом – мораль, bills и законы, а к ним инцест и Acid trip.

Шалел от ног я Антонины, даже в любви признался ей.
Она беглянка с Украины, теперь нет Тони, it’s OK!
Принять ли душ? Можно конечно, но лучше «легкий» вариант.*
Да, время очень быстротечно, его растянет лишь талант.

Прислугу выгнал я из дома, мешает думать и творить.
До боли всё это знакомо, сама пусть ищет, где ей жить.
Друзья мне новую подыщут, потом устрою «фейсконтроль».
Им трудно в той России нищих, что делать – это их юдоль.

Дюма рецепты почитаю, немного Франсуа Рабле.
В стране воров и балалаек теперь легко живётся мне.
Что губит их? Конечно жадность, и зависть, было так всегда.
Отсюда – кумовство и стадность, и груз тяжелого труда.

И дело не в образовании, а в воспитании с малых лет.
А в нём крупицы нужных знаний чтоб изменить менталитет.
С утра утрирую немного, по мне – вообще б о том не знал.
Смотрел я порно – ****ь под догом, жесток у клипа был финал.

За дымкой будущность России, в холёных пальцах моих дрожь.
Возможно это – годы злые, и смерть друзей, что не вернёшь.
Fourteen dry cigarettes, забавно, что я не сдох в седьмом году,
Где генерал-юрист был главным…, а, впрочем, ну их все в ****у!

Я помню, там была неделя, где мне пришлось на лавках спать.
Из горла кровь шла, только цели не мог тогда я изменять.
Меня спасли хирурги-ассы, и, вот, теперь, я вновь живой
Затем, чтоб не торчать у кассы с утра с похмельной головой.

Убить врагов не запрещали, ведь за убийства – срок дают.
Купил другие я «педали», а к ним, off course, expensive suit.
Войну я выиграл за наследство, и генерала отстранил,
Чтобы он мне картины детства не портил, предъявляя bill.

Анна Халиловна скончалась, покинул я тот особняк.
В нём «Paranoia» мы писали, и Abraxas там пил коньяк.
Фоминское –  дома богатых, потом Николина Гора,
Щировская, аристократы, то – дни волшебного пера.

А тихий Малоярославец, с его колодезной водой,
Так он вообще всегда красавец, с исконно русскою душой.
Цыганки с орденами были, осёдлые, и помощь их
Пегасу обновляла крылья, чтоб мир вокруг был добр и тих.

Вообще, куда бы я ни ездил, все почему-то рады мне.
Есть в небе множество созвездий, и тайны мудрости извне.
Открою белый холодильник, Raspberry Cake меня в нём ждёт.
Слова одних подобны пыли, слова других – сокровищ плот.

Одним литература – hobby, другим, как мне, it is a Life.
У каждого – «букеты» фобий, но суть одна - кайф, это - кайф.
6:32, пора уж в город, ещё темно, что из того.
Ведь есть квартиры, и есть норы, и слёзы есть ни для кого.

Пойду, там пензенская бабка, уже, открыв окно, стоит.
Приятно до табачной лавки, идти, грудь нынче не болит.
Писателя труд титаничен, всё прочее – ненужный сор.
Пальто надену я привычно, и выйду в свой великий двор!

8:13, Проф под солнцем, бегут все по своим делам,
И всё равно, кто и где сдохнет из них любому, та жизнь – хлам.
Когда им больно, они стонут, если довольны – слышен смех.
Но корабли всё также тонут, а слуги прикрывают грех.

Мне делать нечего в тех толпах, где сплошь шаблоны, и престиж.
Шаблон на рост, шаблон на жопы, шаблон на то, как говоришь…
Сидит в авто девка тупая, так словно РАО президент.
Ударь ей в рыло – станет злая, и прибежит на вопли мент.

Трамвайный круг, там отдыхали собаки раньше на траве.
За ним холмы, где мы играли, и тёлок лапали в листве.
Krzhizhanovsky Street, всё тихо, Blue Carriage «Thirteen Fifty Six».
Мудак с молоденькой мудихой на переходе подле shirt.

Всех деньги гонят на работы, у каждого в руке smartphone,
В ушах музон от идиотов, во рту – chewing gum, что выгнать сон.
Я место выбирал для shooting, возникла парочка идей.
А те, которых вечно крутит, шли в масках сломанных людей.

В дальних дворах опять проблемы, срезание «пробочных» минут.
В конце путей тех нет Эдема, хлопок там черный, и – капут!
Притормозив у старой школы, теперь она уже лицей,*
Скажу: Да, Бог с ним, с рок-н-роллом, время for breakfast, it’s OK.

Прогулки час весьма полезен, а дома только восемь дел.
Мой вид уже не так болезнен, поправился, и всласть поел.
Что посмотреть? Пожалуй, можно «Джон Картер» или ж «Iron Sky».
Экран большой, возьму пирожных, к ним с бергамотом будет чай.

Ведь социум, он как завеса, и от него подчас мутит.
А так почти совсем нет стресса, и, значит, рак мне не грозит.
Самолечение по науке гораздо лучше без врачей,
Важны только хирургов руки, и выбор нужных москвичей.

До мелочей я всё продумал, и не гнушаюсь вновь ни чем.
Поэтому большие суммы меня хранят от всех проблем.
Большие суммы, это сколько? – спросит наивный патриот.
Ну, скажем, если не спать с полькой, тысяч четыреста – пятьсот.

Американская система – «перекладные» a la russe.
Сегодня ночью пишем demo, где не нужны «Wah-wah» и «Fuzz».
В разносторонности натуры всегда быть должен артистизм.
Ведь если так, живёшь авгуром, иначе – сплошь долбоебизм.

Себя ничем не утруждаю, ведь это всё - искусство жить.
И женщин тем я покоряю, что их могу я убедить,
И успокоить, если нужно, дать потрясающий совет,
Секс как волшебная окружность, пусто лишь там, где секса нет.

Теперь у нас вместо «рецензий» есть explanations и archive.                [’a:kaiv]
И никаких вообще претензий, ведь в этом всём) - skill of survive.
Gold afternoon, page Four, в раздумьях, опять прилягу на кровать.
В мозгу – картины полнолуния, а слева, с фото, смотрит мать.

Я не подвёл её ни разу, с пути таланта не свернул.
Вот, книги тех английских сказок, с волшебным правом «Brake the Rules».
Там принца девушка держала, в объятьях, чтоб заклятье снять,
От боли дьявольской рыдала, но всё ж сумела удержать.

И вот, пропали чары злые, пред ней любимый человек.
Теперь те годы молодые мне как дорога в новый век.
К чему здесь speech об обрамлении, здесь суть важна, ценю её.
Спасибо, мама, за терпение, в шкафу храню пальто твоё!

Завидую я ей немного, она могла со стороны
Смотреть и слушать ту дорогу, где шел с гитарой я сквозь сны.
Мелодия «Mull Of Kintyre» ей нравилась, вот и ответ,
Как я сумел дойти до рая, и счастья сохранить секрет.

12:40, солнце светит, но в кабинете полумрак.
Теперь я сам за всё в ответе, мне всё равно какой там флаг.
Я завтра снова встану рано, хоть лет прошедших тяжек груз.
Слова напыщенных болванов like dust on my expensive shoes.

На полке крест лежит нательный, рядом с дворянским серебром.
Жаль кочегар из той котельной погиб, то гордость и апломб.
А мы остались, чтоб докончить то, в чем есть смысл светлых лет.
Мне нравится работать ночью, а после наблюдать рассвет.


Москва, есть всё, что пожелаешь, тебя тем пришлым не понять.
Они живут, не понимая, то, что случилось здесь опять.
Названия многих улиц помню, где в самом главном я был прав.
В окне одной из моих комнат – мой старый друг – фонарь-жираф.

Лерон, Щировская, Аникин, Саутин, Ксас, Кит Медунов,
Фотограф Толоков и Микки, Илюша Федин, Серж Орлов,
Спирягин Леша, Гаврик, Люся, Вова Макаров, Леваков,
Алтунин Вадик… - волны грусти моря без света маяков.

Я список продолжать не стану, средь нас их больше в мире нет.
Пора сходить умыться в ванну, и медицинский взять пакет.
Я в мёртвых край не собираюсь, хоть ждут того в своих домах
Враги, и needles там втыкают в меня на фото, при свечах.

А я в кирасе фраз волшебной неуязвим для игл тех.
И мне та подлая враждебность словно гнилой внутри орех.
Гнилой орех под треком танка, на этом зиждется успех.
А злоба их – пустая банка, в которой слышен мерзкий смех.

Я боль из тела вынимаю легко рукою, словно гвоздь,
Вот потому и процветаю, в литературе я не гость!
Пусть пляшут глупые Петрушки, среди дешевых бубенцов.
Усну на кремовой подушке, без раздолбаев и глупцов.

Money is Strong Dug of the World, так было есть и будет, да!
Only I know that for me Gold, и это знание – навсегда!
Поверх политик и конфликтов, поверх возни помпезных бонз -
Великий праздник в небо лифтов, и там звучат The Rolling Stones.

Мы очень многих потеряли, сыграю тихо «Let it Be».
Я помню, как меня таскали здесь на допросы в Кей Джи Би.
И как тогда один мудила лил грязь на наш с Китом дуэт.*
Теперь он в Штатах, где сплошь – вилы, там мафия, не худсовет.

Они там всё равно чужие, и Агузарова, и он.
Америка, б…ть, не Россия! А, я вот дома, тем спасён.
Как Саша Будулай сказал бы: Здесь хорошо, приспичит коль,
Нажал на «stop», сняв на *** сабо, и пей средь поля алкоголь.

Напьёшься вусмерть, вновь в машину, и едешь дальше, по кривой.
Ведь это наше всё, и псины тебе вслед лают, мол – ты свой!
Сашка во мне души не чаял, сам бывший зек, но это так.
С кем в жизни сбоев не бывает, всех ждут осколки передряг.

Вот на такой правильной ноте закончу «Long Hard Way» Part Three.
Умер Сашок…, была там осень, качало ветром фонари.
Он ключ от дома доверял мне, он личность уважал во мне.
Я ни на что не променял бы, те разговоры при луне.

Прах к праху, children, Hallelujah! Уже 15:36.
Пора разрезать маракуйю, а после штрудель можно съесть.
До Five O’clock tea – meditation, затем – домашние дела.
Бесспорно, it’s a right location, смахну grey ashes со стола.

































                7 - 10 февраля 2020